чуточку вина, повторила попытку Гланда...
– Вот что-что, а пельмени у тебя всегда обалденные! – смачным глотком опростав рот, восторженно произнес Онаний, – Даже офигенней ресторанных!.. Свинина?
– Неа, – состроив хитрованский взгляд, произнесла супруга, – Отгадай с трех раз.
– Ну не баранина же! – констатировал глава семейства.
– Не она, – широко разулыбавшись, подтвердила слабая половина.
– И не говядина, – задумчиво произнес Онаний.
– Не она, – насадив на вилку пельмень, согласилась Гланда.
– Неужели кенгурятина?! – озарился догадкой он.
– А вот и мимо! – запив пельмень вином, возликовала она.
– Сдаюсь, – прозвучало в ответ.
– Дичь! – воскликнула Гланда, – У браконьера купила. И заметь, по бросовой цене! Сто девяносто девять рэ за кэгэ!
– Бобрятина иль... енотовидная собака? – торопливо отложив вилку, скорчил брезгливую мину Онаний.
– Сейча-а-ас, – насупилась Гланда, – Совсем что ли дура(?!), чтобы всякую дрянь покупать.
– Так что тогда? – осушив стопарь и занюхав хлебной краюхой, Онаний выказал крайнюю степень недоумения...
– Королевский осел! – самодовольно проглотив смачно пережеванный очередной пельмень и пустив ему вдогонку поток «Кагора», выпалила Гланда.
– Кто осел? – состроил недоуменную мину супруг.
– Ну не ты-ы-ы(!) же, – заверила супруга, – В пельменях мясо королевского осла. Их разводят в Кудыкаковском заповеднике. А браконьеры втихаря отстреливают и излишки тоже втихаря продают. Муж нашей бригадирши – Меднотазовой-то – из браконьерской шайки. Вот я через Меднотазиху и разжилась.
– Поня-я-ятно, – со вздохом облегчения возобновляя трапезу, произнес Онаний, – Королевский осел – ве-е-ещь!..
– Предлагали мраморную ишачатину, но я наотрез отказалась, – поделилась Гланда.
– Правильно, – уплетая за обе щеки, одобрил Крякоквакин, – Лучше уж утятина с лягушатиной, чем мраморная ишачатина...
Поужинав, от нехрен делать в обнимку смотрели подвешенный над холодильником телевизор. Транслировался балет «Утиное болото».
– Завтра в ночную смену? – спросила Гланда.
– Как обычно, – меланхолично массируя бюст супруги запущенной под футболку ладонью, откликнулся Онаний.
– Какой ты у меня хоро-о-оши-ий! – воспылала добротой благоверная.
– Угу, – вожделенно любуясь ляжками примы-балерины, блеснул краткостью муж.
– А ведь пра-а-авильно, что не стал вешать телевизор над газплитой. Сейчас бы уже до неузнаваемости закоптился, – прозвучало в качестве комплимента.
– Угу, – прозвучало в ответ.
– Она-а-аша! – с волнением обратилась Гланда, – А вам там – на работе – прививки от радиации делают?
– Угу, – пытаясь представить приму-балерину в голом виде, машинально подтвердил Онаний.
– И часто?
– Два раза в месяц.
– И куда ставят?
– В жопу.
– И больнючие прививки-то?
– Больнючие.
– А я чего-то за тебя совсем забоялась. Радиация-то смертельно опасна... И что, думаешь, прививки помогают?
– А то как? – пытаясь представить голую приму верхом на королевском осле, вопросом на вопрос ответил Онаний.
– Она-а-аша, – прильнув к супругу от головы до пят, прошептала на ухо Гланда.
– Чего-о?
– А почему ты титьки мои мнешь, а сношаться вроде как и не планируешь?
– Устал я. Сегодня вкалывали как про-оклятые.
– Онаш, а они – эти самые термоядерные кирпичи – сильно радиактивные?
– Что-о-о?!! – аж подпрыгнув с табурета, взревел Крякоквакин, – Какие еще разэтакие термоя-я-ядерные-е кирпичи-и?!
– Ну те. Ну которые вы там из своей котельной обжигаете, – испуганно отпрянув от супруга, промямлила Гланда.
– Не-е-ет там никакой термоядерности и никакой радиации! – брызжа слюной, затрясся Онаний, одержимый лишь одним: как бы великую тайну термоядерного производства вернуть в лоно совершенной секретности!
И понесло-о-ось(!!!), дабы не разбудить детишек, на энергичном шепоте:
– Да последний дебил знает, чем вы там занимаетесь!
– Наш кирпичный комбинат, между прочим, выпускает обыкнове-е-енные огнеупо-о-орные кирпичи-и!
– Ага! Так я и поверила! Совсем что ли без соображения?! А на кой ляд вам тогда по два раза на месяцу прививки от радиации делают?!
– Это не прививки, а витамины!
– Брешешь?!
– Пес брешет, а я не пес, поэтому и не брешу!
– Не бре-е-ешешь?! А скажи-и-и-ка, окаянный, какого черта на эту утятину пялишься?!
– На какую еще утятину?!
– На ту-у-у, которая по телевизору в «Утином болоте» главную утку отплясывает! И-и-ишь как выгибается!.. Чего зенки-то бесстыжие выпучил?!.. Я ему и пельме-е-ени, и ма-а-аксиму-ум внима-ания! А он в моем же присутствии какую-то балеринку утястую глазищами намыливает!..
(Дабы прояснить суть предмета внутрисемейного спора... Так вот, засекречивание градообразующего кирпичного комбината а вместе с ним и города произошло не менее чем пару десятков лет назад. А поводом к сему послужило начало крупнейшей за всю историю человечества дезинформационной операции, затеянной Главным контрразведывательным управлением.
Угодил в оперативный план и раскинувшийся на берегах речушки Соплетечки глухоманский городишко Долгодрищенск, основанный в конце девятнадцатого века маститым путешественником Иваном Гнусовым, вынужденным на оном месте прервать свой пеший переход из-за одолевшего его мощнейшего и затяжного поноса.
Так вот, согласно широкомасштабному дезинформационному плану, Долгодрищенск многорядно обнесли современными заградительными сооружениями, создав глыбищи легенд, среди коих главенствующую роль играла передаваемая из уст в уста пустышка о якобы запущенных в производство неких термоядерные кирпичах.
Помимо сего, городишко удалили со всех вновь выпускаемых географических и политических карт, прикрыли маскировочной завесой «Антиспутник-17» и наделили секретным кодом «Дрищ 02-03». Легенды же взращивала мощная спецслужбовская структура, неусыпно державшая городок под многослойным колпаком...
В итоге глобальных пертрубаций производственная инфраструктура микромегаполиса не претерпела каких-либо существенных изменений, но горожане были уверены, что весь промышленный потенциал экс-Долгодрищенска мобилизован на службу отечественной атомной энергетике! Той же точки зрения придерживались и разведывательные коллективы подавляющего большинства государств планеты, не подозревая о том, что истиные термоядерные кирпичи для нужд Центра термоядерного благоденствия производятся без малого тысячей километров восточнее, а экологически чистая экс-долгодрищенская продукция идет главным образом на строительство жилья для отечественных физиков-ядерщиков!
Отсюда и комизм спора Крякоквакиных вокруг да около блефа о радиактивности термоядерных кирпичей...)
Под финиш полового акта придавленная Онанием к полу Гланда от переполнявшего ее удовольствия выла, скулила, извивалась и звонко хлестала с обеих рук по обнаженным ягодицам супруга!..
До оргазмической развязки оставалось совсем чуть-чуть, когда разбуженный шумом трехлетний карапуз Селиван вбежал на кухню и оторопел, расценив, что папаня обижает маманю! Ухватив с обеих ручонок увесистый утюг, дитенок раз несколько довольно-таки слышимо долбанул его подошвой по затылку пращура и гневно прокричал:
– Отс-пусьтии ма-а-амку-у, засьрья-я-яне-ець!!! Йей зе бойльно-о-о!!
– От-тпус-ка-а-аю-ю.., – со стуком лбом об пол простонал выбывающий из сознания Онаний...
Дети сладко спали в зальной комнате в обнимку с новехонькими резиновыми кочегарами. Взволнованная Гланда, охая и ахая, суетилась на кухне вокруг согбенного Онания, устанавливая на его теменную плешину дискообразную грелку с холодной водой.
Телевизор, как и прежде, являл балет «Утиное болото». Онаний косил глаз на экран, но прима уже не навевала абсолютно никаких эротических фантазий. И действительность-то просматривалась неполноценно – туманно и сумрачно.
– Я-я-я бо-ю-ю-юсь.., – начал было он.
– Ничего не бойся! – защебетала она, – Холод успокоит. Если к утру станет хуже, вызовем скорую. Голова – не жопа, завяжи да лежи.
– Я-я-я не о то-ом, – болезненно поморщившись, пояснил он, – Я-я-я про... него-о-о! – на сих словах взгляд Крякоквакина погрустнел пуще прежнего и красноречиво указал на его пах.
– А что с ним?! – догадавшись, о чем речь, несколько взволновалась Гланда.
– Д-ду-у-умается, все! Опал безнадежно! Психическая травма.
– Психологическая, – поправила супруга.
– Ага, – согласился супруг.
– Говорила же, что свет надо выключить! Говорила?
– Аг-га, говорила.
– А тут ребенок вбегает в освещенное помещение и сразу все видит! Было бы темно – не вышло б так.
– Ага, н-не вышло... б...
– Да не горюй ты по поводу своего пестика! Что с ним сделается?!
– Все. Сделалось. Нестоячка. С-сердцем чую... С-сердце не обманешь...
– Чепуху мелешь!.. Хоть на Селивана зла не держи. Он ведь меня защищал!
– От чего защищал?
– С его точки зрения, от зверских издевательств. Если хочешь, от пыток.
– Ага... Д-да за такие пытки добрые бабы мужиков на рука-ах но-ося-ят!
– Тише. Детей разбудишь.
– Да куда уже тише-то?..
– Онаня-я-яш, – окольцовывая руками шею супруга и накладывая свой бюст на его загорбок, прошептала на ухо Гланда.
– Ну чего-о-о еще-е? – нервно передернув плечами, ответствовал Онаний, – Опять сношаться приспичило?! Перетопчешься!
– Да перетопчусь, – подуспокоила женушка, – Я об другом... И чего это они балет этот крутят? А в программе его нет! Не случилось ли чего?
– Где? – состроив придурковатую мину, поинтересовался супруг.
– В Какманде-е! – явно съязвила Гланда, – В девяносто первом перед объявлением о государственном перевороте то ли по главному, то ли по всем каналам «Лебединое озеро» крутили. Бабушка часто об этом рассказывала, и дедушка о том же по пьянке гундосил.
Тогда, значит, балет «Лебединое озеро»; сейчас, значит, тоже балет, с той лишь разницей, что «Утиное болото»!.. Жу-у-утко(!) мне что-то, Онаний... Чую, стряслось нехоро-о-ошее!
– Да не нервничай, – подуспокоил после стопки водки мало-мальски подобыгавшийся муженек, – И это! Зря я про свою импотенцию наплел. Чую, начинает твердеть! Хочешь?
– Неа, – усмехнулась Гланда, – С прошлого раза сперва оклемайся...
Ну-у Селива-а-ан! Ка-ак он тебя-я-я!..
Онаний, закинув ладони под затылок, лежал в уютной постели. Гланда нежилась рядышком. Было темно и не грустно...
– Ну чего там у вас? – шепотом нарушила молчание она, – На ушах уже работаете?
– Нивкакую, – отозвался он.
– А чего так?
– Да как-то... так.
– Поня-я-ятно. А Налим Меднотазов-то – ну тот, у которого я мясо покупала... Браконьер...
– Ну?
– С ружьем в босых ногах на руках да на голове по лесам скачет. На базаре судачили, что в этаком виде от подраненного секача ускакал.
– Хм... Верится с трудом.
– С трудом, не с трудом, а живой...
Онаня-я-яш, а я сегодня день напролет пробовала стойку на голове делать...
– И чего?
– Титьки на морду выпадывают.
– И чего?
– Надо вверхтармашечные бюстгальтеры покупать. У них, видишь ли, бретельки не на плечи, а вокруг ляжек. Вещь. Первые партии неделю назад завезли.
– Дорогие?
– Не-е-ет.
– С получки куплю.
– Спасибо, Онаняша... А меня через месяц на экспериментальную
