Далее всё фрагментарно.
Когда я очнулся в следующий раз, была середина дня. Лучи солнца падали сквозь небольшое окно на постель, отчего белоснежные простыни словно бы сияли. Дышать было тяжело — давешний чёрно-белый кот лежал у меня на груди, наблюдая за мной полуоткрытыми глазами. Согнать его у меня не было сил, я только жалобно на него посмотрел и снова провалился в небытие.
Странно, я не видел ни одного сна. Насколько я помнил, не было таких ночей, чтобы мне что-нибудь да не приснилось бы. В этот же раз одна пустота. Или, может, я просто ничего не помнил? Впрочем, мне было не до снов, засыпаю — и ладно, главное, чтобы не чувствовать этой дикой, словно бы раздирающей всё тело боли во всём моём естестве.
Когда я проснулся в третий раз, кота не было.
Вместо него теперь был хозяин — он сидел на стуле рядом с моей постелью и озабоченно меня разглядывал. Я закрыл глаза на секунду, а когда открыл опять, оказалось, что хозяин уже не смотрит на меня, а читает газету, развернув её где-то на середине. Удивиться я не успел, так как моргнул во второй раз, после чего хозяин исчез, а вместо него теперь опять был кот, сидевший на том же стуле, причём как-то совсем по-человечески — закинув одну лапу на другую, а третьей удерживая горящий бенгальский огонь.
Временами казалось, будто я плыву в безвоздушном пространстве, в космической пустоте, среди звёзд, как глыба льда или межпланетный Летучий Голландец. Кот что-то говорил человеческим голосом — кажется, читал статью из газеты. Я открывал глаза, и оказывалось, что это не кот, а снова хозяин — в прежней своей загадочной белой сорочке со славянским орнаментом на груди и рукавах, чисто выбритый, благоухающий какими-то цветами, и голос у него был какой-то мягкий, нежный, как у женщины. Но это, конечно, не была женщина. Или всё-таки была? Улыбающаяся русоволосая красавица в ярком сарафане и кокошнике. "Исполать вам, батюшка..." — говорила она время от времени, а что дальше, я уже не мог воспринять, так как снова вплывал в пространство комет и планет. Первозданный вакуум вымораживал моё тело, начиная с кончиков пальцев ног и постепенно подбираясь к макушке, но я об этом пока что не думал, весь сосредоточенный на том, кто же всё-таки: хозяин, женщина или кот, — расскажет мне очередную сказку. Они всё время на ночь рассказывали мне сказки — разные: про людей, про животных, про насекомых. Одну я даже запомнил. Она называлась "Древо миров". Её мне рассказал кот, причём женским голосом. Вот эта сказка:
"Есть во вселенной великое Древо. Его парадоксальность в том, что оно во Вселенной одно, но видится словно бы помноженным на миллиарды маленьких ипостасей. Дерево это называется Человек..."
У сказки, видимо, было продолжение, но я его не запомнил. А может, даже и не услышал. Это явилось причиной моих нескончаемых слёз. Я плакал, наверное, целую вечность, так как никак не мог уяснить, почему это я, такой хороший, такой любознательный, такой искренний, не могу дослушать эту сказку до конца, узнать, что же там дальше произошло с этим замечательным таинственным Древом. Мне предлагали иные сказки, и я соглашался. Это были воистину блаженные истории. Например, про Утёс на краю мира, с которого падают в бездну воды забвения, про птицу Хаир, рождающую триллионы и триллионы Бодхисаттв, блуждающих по миру в поисках всеобщего счастья, про страну Вечной Любви, где даже не тает снег, а всё там обретает вечную жизнь, про Сердце, которое подобно солнцу с огненными крыльями-протуберанцами, возносящими ввысь...
В такие минуты я уже не находился в безвоздушном пространстве, а словно бы плыл в какой-то упругой нетварной сини, подобный благородной мысли, что вечно летит над творением, осеняя достойных.
Иногда я возвращался в реальность. Кашель душил меня — казалось, моя грудь наполнена радиоактивной пылью. Хозяин кормил меня с ложечки, вливая в меня что-то горькое, а я косил взглядом на окно, где солнце сменяло луну, а луна солнце — и так много-много раз. Иногда хозяин приподнимал меня, чтобы поменять простынь, и я с каким-то отстранённым ужасом смотрел на эту простынь, потому что на ней отпечатывался силуэт моего тела — чёрный, как сажа или уголь, добытый на адском дне. Это из меня выходила хворь. Я снова укладывался на девственное ложе, возвращаясь то в космическое пространство, где вакуум заморозил меня уже почти всего, кроме яркой и жгучей звезды в центре груди, то в небесную синь, превращаясь в несомый по ветру цветок. Кот часто сопровождал меня в этих прогулках, как преданный друг, — он и выглядел там совсем по-другому: величественный, прекрасный, воистину царственный зверь...
Однажды я проснулся и понял, что совершенно здоров. Боли не было. Во всём теле была непривычная лёгкость. Сознание казалось кристальным, а мысли невесомыми — они струились легко, как бы сами по себе. На дворе был солнечный полдень. Или утро. В окошко упиралась ветка сирени.
И да — звезда в центре груди не исчезла.
Вошёл хозяин.
— Ну вот, — сказал он, оглядывая меня. — С возвращением!
— Спасибо, Николай! Сколько же я провалялся?
— А ты в окошко погляди.
— Поглядел — май-месяц вроде.
— Вот и считай. Попал ты ко мне в октябре.
— Полгода, стало быть?
— Больше.
— Не знаю, как вас и благодарить.
Я полез в рюкзак, который стоял подле кровати, и достал бумажник.
— Ты это брось, — сказал Николай строго. — Не надо.
— Но как же...
— Брось, говорю, а то... — Николай не договорил и улыбнулся. — Пойдём. Я там суп с клёцками приготовил. Или ты, может, не голоден?
— Не то слово. Голоден, как медведь после зимний спячки.
Хозяин засмеялся.
— Вот такое настроение — лучшая для меня награда. Ну ладно, идём.
Я пошёл вслед за ним в горницу. Всё, на что устремлялся мой взгляд, казалось мне новым. Сервант, большие часы, висевшие на стене, стол, стулья, афиша полузабытого фильма, диван — всё это, конечно, изготовлено было не сегодня и не вчера и даже не в прошлом году, а давным-давно, и вид, конечно, имело не то чтобы не новый, а просто-таки старый, и... вместе с тем всё это выглядело как новое — тут какая-то загадка, подумал я, и она, видимо, во мне. Я её обязательно разгадаю...
22 сентября 2016 г.
