"Несбывшаяся мечта"

эту тему, хотя мне казалось, что я подобрал подходящий момент для беседы. Она говорила, что отца звали Володей (сразу вспомнилась Рита, девочка из детства, с ее издевками) и он работал в одном из училищ (уже я точно не помню, в каком именно, но зато про себя отметил, что мы с ним, в некотором роде, коллеги). И все!

Как я узнал позже из разговоров с разными родственниками или просто друзьями семьи, отец меня любил, всегда искал встречи со мной, на которые ему не давали согласия, прежде всего, моя бабушка, а потом уже и мама, и даже пытался делать какие-то мне подарки, но которые до меня просто не доходили. Он первое время ходил в детский сад, пытаясь, увидеться со мной, но воспитатели всячески этому препятствовали. И, надо сказать, у них всегда получалось делать так, чтобы наши встречи с отцом не получались.

Конечно же, решающую роль в этом играла и сама мама. Звали ее – Валерия Николаевна. Достаточно редкое имя не только для ее времени, но и по нашим меркам тоже. Так ее решила назвать бабушка, которая мне рассказывала, что в свое время ей нравился роман Рафаэлло Джованьоли «Спартак», эта книга тогда считалась бестселлером. И в честь одной ее из героинь Валерии она и назвала свою дочь. У мамы тоже, естественно, была бабушка – по отцовской линии. Совсем неграмотная, добрейшей души человек. Ее в семье все очень любили. И когда у нее соседи спрашивали: «Как же зовут вашу внучку?» - она всегда отмахивалась. - Какое-то имя не простое, Варенье что ли…»

Вообще с именами у нас в роду сложилась интересная история. Маму, по ее историческому имени, называли только в официальных обстановках: на работе и так далее. Я в детстве, бывало, даже не сразу соображал, что она Валерия, так как все родные и знакомые звали ее кратко – Леля, иногда Лиля. Да и сама она именно так всегда всем представлялась при знакомствах.

Моя бабушка – Свиридова Дора Гавриловна, достаточно известная, заслуженная, учительница своего времени, тоже не так просто получила такое имя. Ее отец (пятерых детей - трех девочек и двух мальчиков) был достаточно культурным и образованным купцом, с большой личной библиотекой, которая тогда стоила и ценилась недешево. И состояла из собраний сочинений (во многих случаях – полных) русских и зарубежных классиков. Но в тысячу девятьсот семнадцатом году, по указу советской власти, все имущество вместе с книгами, естественно, конфисковали. А библиотеку, имеющую редкие и возможно даже прижизненные издания А. Пушкина и Д.Байрона, стихи которых мой прадед любил декламировать наизусть, раскурили необразованные, неграмотные солдаты красной армии, использовав бумагу на самокрутки.

Так вот, он дал своим дочерям до смешного простые и чисто русские имена – Анна, Мария и Дарья (бабушке). Но когда ей, такие же наверное, рабоче-крестьянские грамотеи выдавали паспорт, то что-то где-то напутали, не дочитали или не дописали и получилось такое имя – Дора. А в школе, пользуясь случаем и отсутствием большого ума, ученики ее дразнили: «Дора - дора – помидора». Но бабушка всегда была выше подобных «милых шалостей» подрастающего поколения и относилась к этому с юмором и пониманием.

Её среднюю сестру – Марию, насколько помню, тоже никто и никогда не звал по имени, а совсем по - другому – Мура, тётя Мура, а потом и баба Мура. А когда у моего дяди Лёни и его жены Натальи родилась дочь, то её, в честь своей мамы, тоже назвали Наташей (по всем документам с шестидесятых годов прошлого столетия, это так). Но родители часто в уменьшительно – ласкательной форме обращаются к своим детям, как захотят и как душа того пожелает. И поэтому мою двоюродную сестру звали – Тала (Наташа – Наталка – Талка – Тала). Необычно, да и путать с женой не придется. А потом, к этому имени все родственники и окружающие так привыкли, включая и саму нареченную, что никто по-другому и не думал обращаться к ней. Позже, как рассказывал дядя, когда сестра стала получать паспорт, она даже хотела официально взять себе имя – Талина, но ей отказали, мотивируя тем, что такого имени нет.

Но вернусь к маме, которая всю свою жизнь посвятила моему воспитанию. И это дало определенные результаты. Все мое детство и юность, до призыва в армию (мы с ней были достаточно откровенны, по крайней мере, я) жили душа в душу, и в моменты разлуки мне ее всегда не хватало. Не скажу, что я был «маменькин сынок», просто это были очень тесные и теплые отношения, которыми неразрывно связаны сын и мать.

Но, несмотря на все это, я больше так и не осмелился снова заводить разговор про отца, по той причине, что сомневался, будет ли мама со мной откровенна. Но зато был абсолютно уверен в том, что мой дядя - родной брат мамы - уж точно все – все знает о ее жизни до моего рождения. И, значит, мне просто при встрече с ним надо поговорить об этом. Но поскольку он жил тогда в Алма-Ате, то и разговор, следовательно, откладывался и оттягивался до лучших времен. А потом, в середине девяностых годов, дядя с семьей и вовсе переехал жить в Москву. И задача моего с ним разговора осложнилась, но не утратила своего значения.

В середине две тысячи третьего года, мама неожиданно заболела (обострились проблемы с сердцем) и слегла. Она страдала и сильно мучилась около года, и я понял, что она обречена. Это очень тяжелое чувство - быть рядом с дорогим и близким человеком, осознавая, что дни его сочтены, и не зная, чем и как ему помочь. И если кому-то, к сожалению, пришлось испытать подобное, тот поймет меня лучше остальных…

После ухода мамы в другой мир, который мы не знаем (он не изучен и вызывает много споров среди людей), у меня началась абсолютно другая жизнь, к которой я не был готов и, если хотите, вообще не приспособлен. Во-первых, я остался один. С женой мы к тому времени уже жили отдельно. Я – с мамой, а она – в квартире, полученной от родителей. (Кстати, цивилизованные люди должны расходиться цивилизованно. Это не тавтология, а прописная истина, которой очень трудно следовать. Не у всех пар это получается, но, по-моему, мы с ней достигли этого). Наша дочь на тот момент была уже достаточно взрослая, почти двадцать лет от роду, и проживала то с женой, то у ее родителей.

Во-вторых, мне пришлось разом решать многие задачи и вопросы, которыми ранее никогда не занимался, по крайней мере, так часто и настолько серьезно. А это – домашне – бытовые, финансовые и многие – многие другие дела. Вы вправе сказать, что такие ситуации бывали и есть и с другими. И ничего. Да, я согласен. Но только в них каждый ведет и чувствует себя по-разному.

Говорят у человека после сорока лет жизнь только начинается. Вот она у меня и началась, совсем-совсем новая. Еще, по-моему, американские социологи вывели теорию, что к четвертому десятку лет своей жизни, любой человек (читайте – «нормальный») должен уже добиться определенных результатов. А именно: твердо стоять на ногах, иметь жилье, семью, работу или свое дело и, впоследствии, проторенную тем самым дорогу к спокойной и безбедной старости. Или к «светлому будущему», как говорили в старые – добрые советские времена. Кое-что из перечисленного у меня есть, но отсутствует то целое, которое и является составляющим счастливой жизни любого человека. Хотя счастье каждому видится в чем-то своем, но все равно, в данном вопросе с американцами трудно не согласиться.

И я снова задумался о том, что где-то, может есть родственники моего отца, хотя на личную встречу с которыми я и не рассчитывал. Мама прожила семьдесят лет. Мужчина обычно бывает старше своей избранницы и по воле судьбы (статистика не только советского времени, но и российские ученые подтверждают эти данные) уходит из жизни раньше, чем она. Так я думал и был абсолютно уверен в том, что отца уже нет в живых, но все же надеялся хотя бы на какое-то общение с его родственниками. Ведь как-то у него сложилась жизнь после развода с моей мамой! Но как их найти? Нет ни одного варианта, за который можно зацепиться.

Конечно же, я много думал над этим днем, и, наверное, ночью мой мозг тоже не находил себе покоя. Да и мама в первые годы после ухода в мир иной, часто приходила ко мне во снах. Они всегда были цветными, светлыми, наполненными яркими лучами солнца. А в момент наших встреч у меня становилось тепло и хорошо на душе, и лишь утром, или среди ночи, когда просыпался, на меня сразу же наваливалась тяжелая, как бетонная плита, тоска, которая, словно ждала, когда же я попаду в ее крепкие объятия…

И однажды ночью я увиделся с мамой. Сейчас уже не вспомнить во всех подробностях тот наш разговор. Да и кто сможет утром передать все то, что ему приснилось? (Считается, что человек запоминает только те сны, которые ему снятся под утро. А если он говорит, что сегодня мне вообще ничего не снилось, видно крепко спал, просто не запомнил то, что видел. Так как ученые утверждают, что нам каждую ночь снятся сны – хотим мы того или нет).

Мама мне тогда что–то говорила спокойно, не суетясь. Была серьезная, и как мне показалось, чувствовала себя легко, даже лучше меня. Что–то я в бумагах у себя дома должен был найти. Это важно, очень важно для меня. Она сказала, что именно и примерно, где искать, но утром…, как ни пытался, я не мог больше ничего вспомнить. И, выделив несколько свободных от нескончаемых домашних дел вечеров, стал перебирать всевозможные бумаги, годами хранившиеся в многочисленных целлофановых пакетах, в разных больших и маленьких папках, просто на книжных полках, а заодно выбрасывая все не нужное. Но нужного так и не находил! Хотя и сам не знаю, чего же я искал?

А ведь знаете, верно говорят: «Кто ищет, тот найдет!» Прошло совсем немного времени моих поисков, и они увенчались успехом. В небольшой кладовке (комнатке в треть кухни, где хранится весь шурум–бурум, который прячется от посторонних глаз и который выкидывать жалко, а понадобиться что-то может неизвестно когда, да и то, если еще найдется в нужный момент), вдруг, среди каких-то бумаг и конвертов со старыми фотографиями, ненужными картинками, календариками и так далее, я нашел нечто…

 

Глава шестая

 
Поиски начинаются


Не помню, говорил вам или нет о том, что я отца своего не только не видел, но и дома не было ни одной фотографии с его изображением. Все было тщательно уничтожено. Но как говорится: «Все, да не все…».

Как-то в мамином альбоме, еще при ее жизни, среди прочих фото, относящихся к разным годам детства, юности и студенчества, увидел одно, оно меня больше насторожило, чем заинтересовало. Поскольку я с детства серьезно занимался фотографией, то сразу понял, что на снимке мама была не одна, а с каким-то человеком. Вы скажете, что для этого много ума и не надо. Достаточно на него просто, хотя бы бегло, взглянуть. Но дело в том, что фотография была не простая. Прежде всего, потому, что в своем первоначальном виде, она, судя по всему, была разрезана на две части, пополам. И если представить отсутствующую правую половину, то на ней мама была заснята в фотоателье с каким-то человеком, сидя очень близко, плечом к плечу. Но вот почему этот снимок разрезан, и кто еще был на нем, все это – безответные вопросы.

Не трудно догадаться, что над ним поработала с ножницами мамина рука. Но зачем и почему? Вполне возможно, она с кем-то