настоящий прохвэссор по тараканячей науке, не то шо некоторые! И как ты это все запомнил?– Это еще шо, Феню! – ответил Буряк. – Это еще, я бы сказал, ягодки. Кака впереди будет. Ведь данный отряд – Тараканов-Блаттарий – насчитывает не много, не мало, а аж до трех с половиной тысяч видов! И из этого огромного разнообразия надо было выбрать всего лишь один, но самый подходящий. И вже из него, методом генетического воздействия и научной селекции вывести нашого рóдного, национально-свидомого, Феноменально-ориентированного Блаттария! В тех секретных томах, шо тот – в шляпе – привез, вся история этого фундаментально-прикладного исследования была описана. Про то, как научники рассматривали разные тараканячие виды, изучали их на предмет противности. Там были и таракан американский – Periplaneta americana – длина тела его достигает четыре с половиною сантиметра. Он известный населению по знаменитой песне «Куккарачча». И довольно популярный таракан черный – Blatta orientalis – тот раза в два меньший, но тоже довольно противный. И знаменитый мадагаскарский Gromphadorhina portentosa, самцы которого на стадии имаго * достигают у длину чуть ли не девяти сантиметров, а при раздражении шипят как змеюка, отпугивая своих преследователей.
* Имаго – конечная стадия развития насекомых ([i]Сост.)
По зрелом размышлении решили остановиться на обыкновенном рыжем таракане, которого мы все знаем как прусака. Его научное имя – Blattela Phyllodromia germanica. Интересно, шо эта противная космополитическая тварь есть столь противная, шо это отразилось даже в его названии: мы-то называем их прусаками, а вот немцы – французами или русскими! – Ага, бачите! – обрадовался Хватанюк. – Бачите, шо навіть німці – і ті називають рудих тарганів москалями! Як приїду додому, всім скажу, аби прусаків називали москалями. Ги-ги-ги! Он один москаль поповз! А ондечки ще двоє москалів! А ось-ось-о – ще ціла валка! Ги-ги-ги! Навмисно у себе їх розведу!*
* Ага, видите! Видите, что даже немцы называют рыжих тараканов москалями! Как приеду домой, всем скажу, абы прусаков называли москалями. Гы-гы-гы! Вон один москаль пополз! А вон – еще двое москалей. А вон – еще целая вереница! Гы-гы-гы! Нарочно их у себя разведу!
Реципиенты недовольно зашикали на Хватанюка.– Спокойно, друзья мои! – вступила Валерия Александровна. – У милого Маркияна Рахваиловича это нервное. Будем гуманны. Ему ведь, кажется, пришлось пережить больше нас всех! Продолжайте, дорогой Петр Кондратьевич.– Так от я и кажу (ну його к чорту, цього Хватанюка!), решили остановиться на прусаку. Какая была генеральная мысль? Вывести новый, генетически модифицированный вид таракана, который имел бы самую высокую противность, доходящую аж до тошнотворности. И вже его культивировать для борьбы с Феноменологией. Этот вид – название ему научники придумали Blattela Phyllodromia ukrainica phenomenalis – в лабораторных условиях был получен только частично, основную работу планировалось довести у нас – вже в условиях, так сказать, промышленных. Доводка блаттелы украиника феноменалис – мы их стали называть просто «брателлами» – заключалася в том, чтобы параллельно з биологической селекцией производить среди брателлов политико-воспитательную работу. Путем показа им по телевизору программ на политические темы с участием самых наших заводных и раскрученных политиков – как мужиков, так и бабской прослойки. Ученые предполагали, что выполняя свои естественные тараканячие отправления под аккомпанемент наших политических баталий, брателлы будут поневоле набираться от них противности и тем самым повышать свой отвратительный потенциал. Так и поступили. Поскольку размеры для тараканов нам большие заказали, то под них коровник пришлось освободить. Да еще и все дыры пришлось в нем заделать, шоб они не поразбегалися раньше времени. И утеплить. Брателлы, видишь ли, холоду боятся. А кайф ловят при температуре от + 25 до + 30 градусов по Цельсию. Телевизоры с видиками им поставили – для воспитания. Программы политические отбирали по научной методе, записывали на диски и крутили по видику круглые сутки без перерыву. И, шо интересно, особые надежды наши научники возлагали именно на показ Гаранта с его Генпрокурором Пелдуном, Минюстом Шизоватым и Унутрешним Министром Поценком, а также на Хакамаду с НАРПОППОЙ и Каолицию с КАФЮЛЕЙ. Но распространяться об этом Берия-секретчик категорически запретил.Жратву брателлам из города доставляли в цистернах – всякие объедки привозили. Научники говорили, что это были деликатесные спецобъедки – то есть то, что остается после презентаций и фуршетов, где наша Элита успехи своих реформ отмечает. Ведь всем известно, что из всех экономических и политических реформ нам лучше всего удалися именно презентации и фуршеты. Да, так про шо это я? Ага, про селекцию брателлов.
Значит, начали мы их выкармливать фуршетными спецобъедками и телевизором развлекать. Дело пошло! В темноте и теплоте, да под аккомпанемент политического телевидения, да под деликатесные объедки брателлы плодились со скоростью неимоверной. Но скоро мы стали замечать, шо в них происходят определенные изменения. Во-первых, размер. Брателлы за короткое время вымахали до размера крысы. Во-вторых, цвет. Брателлы стали светлеть. Новые поколения все больше и больше стали приобретать какой-то желто-горячий, прямо-таки скажем – помаранчевый оттенок. А другие, наоборот – становились совсем-совсем белыми, но зато у них на спинах стали проявляться красные фигуры такой, знаете ли, сердцевидной формы. Этих мы стали «сердечниками» называть, а первых – «мандаринами». В-третьих, все они стали пованивать. Да что пованивать! Просто смердеть начали. Мы в селе, вообще-то, народ до вони привычный. Уж как кнуры* смердят, шо ого-го-го!, а мы ничего – терпим.
* Кнуры – кабаны, хряки (Укр.)
А тут, такой смердеж развелся хреновый – аж на рыгаловку тянет. Ну, наука, конечно, обрадовалась. Говорят: наши главные, основополагающие теоретические предвидения начинают сбываться. Но и это еще не все. У брателлов стал развиваться язык! И вот как это было обнаружено.Главной по тараканологии – бригадиром тараканячей бригады – я поставил бывшую телятницу Маню (коров-то у нас уж давно не было). Маня эта была такая баба двужильная, шо все вытянет, шо ты ей не поручи. Таких скоро уже вообще не будет! Так вот, организовала Маня дело сурово. Во-первых, весь свой персонал она одела в защитные костюмы войск противорадиохимзащиты. Очень хорошая вещь и даже со встроенным микрофоном и с телефоном. И с противогазом. Их она с большим скандалом вытребовала у науки. И очень правильно сделала, потому что вскоре брателлы – и мандарины, и сердечники – стали кидаться на людей. А тут – дулю! Прокусить защитный спецкостюм им было не по зубам. Но – все равно, знаете, становилось как-то не по себе, когда ты заходишь до коровника, а на тебя сверху – с потолка – с шипением пикирует с десяток брателлов! Ощущение – не для слабонервных. И вот, однажды, Маня мне говорит: «Кондратович, а ходим со мной. Токо тихо!». Ну, натянувши на себя спецкостюмы, мы с ней, крадучися, заходим до коровника и прячемся за колонной. Она подносит палец в перчатке к губам – тихо, мол. Стоим, молчим. Потом показывает рукой наверх, и я вижу, шо на потолке собралась целая толпа брателлов, причем выстроились кругами вокруг одного, вроде, как главного. Усами шевелят. Жевалы разевают – все в одном ритме. И вдруг – я в наушники начинаю слышать шипяще-скрежещущие и одновременно такие какие-то писклявые звуки. И постепенно как бы начинаю различать слова: «Нас
много –
разом
нас!
Нам
все
по бара-
бану!
Воняй,
Воняй,
Воняй,
Воняй,
Воняй!
Смерди,
Смерди,
Смерди,
Смерди,
Смерди!»
И дружно, как по команде все вдруг как выпустят свою вонючую струю – аж через противогаз пробило. У меня аж ноги подкосились. Махнул я Мане рукой. Вышли мы с коровника на вольный воздух, передохнул я, закурил и спрашиваю: «Ну, говорю, Маня, и давно это у нас такие разговоры интересные началися?» – «Да вже третий день» – отвечает. – «И про шо они все это время балакают?» – «Про то, шо по телику побачуть» – «А смысл в ихних речах есть какой?» – «А в том, шо по телику балакают, есть какой смысл?» – «А-а-а, понятно…, говорю. А люди наши, говорю, вже знают про это выдающее научное достижение?» – «Та как же ж не знать, – отвечает Маня, – конечно, знают! Разве такое скроешь?».
И в самом деле, все наши уже знали, что у брателлов прорезался дар речи. И многие даже знали ихний разговорный репертуар. Весь наш колгосп взяла оторопь. Все ходили мрачные и все равно как оплеванные. Обычные веселые шутки, анекдоты, подколки, игры мужиков с бабами и девками прекратились вовсе. Прекратились сходки и даже коллективные пьянки. Надираться теперь норовили в одиночку. Наше село перестало общаться с соседями – всем было не по себе, что мы согласились заниматься таким постыдным делом – тараканами. Наши сельчане вообще перестали говорить на тараканячие темы, настолько на душе было мерзопакостно. Словно дерьма наелись. И вскоре село замолчало вообще. В связи с такой молчанкой отпала необходимость в спецназе и его увезли в город. Через некоторое время уехал и Берия-секретчик. Но тот – потому что наложил в штаны со страху. Потому что наши мужики с каждым днем становилися все злее и злее и вже пару раз давали ему сзади стусана* помежи плечи.
* Стусан – тумак (Укр.)
И кончиться это могло не только мордобоем, но даже членовредительством, а может, не дай Бог, чем и похуже. Вот он и смылся. Научники тоже почти прекратили свои наезды на село – тоже почувствовали, что дело пахнет самосудом. Правда, цистерны со спецобъедками присылали регулярно.
А брателлы все наглели и наглели. Казалось, что им было наплевать на общественные настроения и ихние аппетиты все больше разгорались, становились все более разнообразными и изощренными. Насмотревшись телевизора, и приобретя новые познания и эрудицию в
