Другая жизнь

Нет, лучше поплаваю.
Как только неугомонные исследователи скрылись из виду, я зашла в воду. Когда тело чуть привыкло, перестав покрываться мурашками, поплыла влево – вдоль пляжа.
- Рита! – услышала я вдруг голос Петровича.
Обернулась. Он стоял на берегу и махал мне рукой, знаками показывая, чтоб сворачивала назад. Господи, что там? Водяная змея? Ядовитая медуза? Или, как в «Полосатом рейсе», тигры сбежали с парохода? Быстро плыву обратно.
- Там сети, - объяснил Петрович, когда я с ним поравнялась.
А я думала, что за буйки там стоят?
- Спасибо, что предупредили! А то бы попала.
- Не за что. Помню, когда я был капитаном, видали такое. Мальчишка-подросток в сетях запутался, кричал, звал на помощь. Ну, наши к нему подплыли, распутали.
- Повезло парню! А Вы были капитаном?
- Был, но недолго.
- Не понравилось?
- Не то чтобы не понравилось. Подрался с одним типом.
- Ого! – удивилась я.
Чего-чего, а от спокойного, рассудительного Петровича я такого точно не ожидала.
- Пьяный урод приставал к девушке, - объяснил бывший капитан. – Ну, я ему по морде пару раз съездил. А он оказался сыном чинуши. Меня выгнали. Хорошо ещё, не посадили.
- Действительно, повезло, - сказала я.
А про себя добавила: «Не то, что моей Вике!».
- И даже больше, - добавил Петрович. – Девушка, за которую я вступился, стала моей женой, родила и воспитала Стёпку… Так что я об этом не жалею. Ну что, искупаемся, что ли?
Причин возразить я не видела, и мы, зайдя в воду, поплыли.
Хоть я и рада была за него, но не могла в тот момент не подумать о Вике. Ей не повезло избежать тюрьмы. Возможен ли с ней подобный хэппи-энд? Если Петрович узнает, что моя сестра сидела, не станет ли он запрещать сыну с ней встречаться? И не бросит ли её сам Стёпа? Представив, какие оскорбления эти потомки казаков могу обрушить на Вику, я, не сдержав злости, резко стукнула ногой по одной глади. И неожиданно упёрлась во что-то не совсем твёрдое – вроде человеческого тела. А через мгновение, держась за лицо, вынырнул тот, кто случайно попался мне под горячую руку (а вернее сказать, ногу).
- Ой, Анатолий Петрович, простите ради Бога! – залепетала я испуганно. – Я Вас не видела.
- Ничего, - утешал он меня. – Сам виноват – не надо было нырять в неположенном месте.
«Совсем ты, Ритка! – подумалось мне. – То отворачиваешься от родной сестры, а то за неё людей избиваешь. Притом до того, как они ей что-то сделали».
Только мы вышли на берег обсохнуть, как с горочки спустились Стёпа с Викой. Оставшееся время стоянки мы купались вчетвером (больше я старалась не делать на воде резких движений), а уже на корабле рассматривали фотографии Никольского и Волги с высоты обрыва.
После обеда посидели на палубе, выпили кислородного коктейля, а затем отправились на танцы. Оказалось, танец туристок на палубе в купальниках сегодня отменяется. Решено было оставить этот номер на послезавтра – для гала-концерта. Я, признаться, даже пожалела, что отказалась в этом участвовать. А впрочем, спасли бы меня два лишних денька? Слишком короткое время, чтобы научиться хорошо танцевать.
День Нептуна… Что это за праздник, я толком не знала. Петрович рассказывал, что у него на корабле ряженые черти и пираты врывались в каюты и кидали пассажиров в бассейн. Но на нашем теплоходе бассейна не было. Неужели будут швырять прямо в Волгу? Но ведь с высоты верхней палубы можно больно ушибиться. Едва ли кто из команды решится на подобное. Но всё же мы с Викой не стали особо наряжаться – поднялись на солнечную палубу в своей обычной одежде, сели на свободные стулья. Стёпа с отцом вскоре к нам присоединились.
Никаких чертей и пиратов, к слову сказать, и не было. Антон, одетый в костюм морского царя, с бородой и посохом, придирчиво выбирал себе жену, претендентки развлекали его и туристов песнями-плясками. Елена в костюме русской царицы пела про безответную любовь. Маша и Виталина танцевали то в татарских, то в африканских, а то в восточных одеждах. Тигровая Лилия (не знаю, как её звали на самом деле) складывала надувные «сосиски» в забавных зверушек. Несколько туристок, соревнуясь за звание жены Нептуна, танцевали забавные танцы то ногами, то руками, то мимикой лица. Мужчины и женщины, встав в круг, целовали друг друга под музыку. Потом Нептун пел песню про окольцевавшую его не то волшебницу, не то просто ведьму, а мы все – и участники, и туристы, водили хороводы. Гвоздём программы стало массовое купание. За борт, как и ожидалось, никого не бросали – ограничились бутылочными водомётами. Сухим, похоже, никто не ушёл. По крайней мере, и я, и Вика, и потомки астраханских казаков промокли до нитки.
За ужином официанты, одетые в костюмы пиратов, пели вместе с пассажирами про весёлый ветер.
И что же – за весь день я ни разу не вспомнила про Колю? Как бы не так! В том-то вся соль, что он вспоминался мне на каждом шагу. Что бы я ни делала, неизменно возникала мысль: если бы сейчас Коля был здесь! Я то внезапно задумывалась, то, напротив, становилась весьма разговорчивой, улыбалась и смеялась некстати.
Коля, ну, где ты? Почему не звонишь? Я так соскучилась по тебе! Очень-очень хочу услышать твой голос! Но только вот не надейся, что, услышав звонок, я тут же нажму «Ответить». Для начала я тебя, Коленька, помучаю! А как ты хотел? Королеву надо ещё завоевать!
После ужина мы вчетвером решили посидеть в баре, попробовать коктейль «Белые ночи», который сегодня, как гласила информация на стойке регистрации, продавали со скидкой. Напиток и вправду оказался удивительно вкусным. Неспешно потягивая через соломку смесь рома с персиковым ликёром и соком цитрусовых, я с удовольствием слушала, как сестра и попутчики говорили о путешествии. Тихая музыка и приглушённый свет придавали приятную расслабленность.
- Астрахань, конечно, красивая, - говорила Вика. – Но Волгоград – просто шикарный город! После того, как я там побывала, мне будет ещё труднее смириться с клеймом изменника Родины. А я и не буду мириться! – вскричала она с неожиданной яростью. – Вот кричат: ах, какие мы тут все патриоты! А что полезного эти «патриоты» сделали для Родины? Да тот же Денис! Он лебезит перед власть имущими с телеэкрана, и он, значит, патриот, а я изменница! Ха!
- Это меня он должен был так назвать! – моя расслабленность уступила место горячему протесту. – Меня, а не тебя! Я предала родную сестру! Прости меня, дуру набитую!
- Ритуля…
- Не говори ничего! Я такая дура!
Потом, помню, я, рыдая, обнимала Вику, клялась, что если бы можно было повернуть время вспять, я бы никогда не назвала её бессердечной, я писала бы ей в тюрьму самые ласковые и тёплые письма, и пусть меня снова поместят в дурдом – плевать! всё равно отныне я буду с ней и за неё.
Помню сильные руки Петровича, крепко державшие моё тело. Помню, как с трудом волочила свои ватные ноги и, глядя на Волгу за кормой, пела про капитана-садиста, который, подтянувшись и улыбнувшись (ведь улыбка – это флаг корабля), расправился с персидской княжной, бросив её за борт, в набежавшую волну, и ни разу, сволочь такая, даже глазом не моргнул.
Помню дверь каюты, кровать, на которой я тут же и отключилась.
 
Проснулась я от чириканья птиц по бортовому радио. Голова почти не болела, однако по мере того, как улетучивались остатки сна, всё отчётливее всплывали в памяти события вчерашнего вечера, принося с собой жгучий стыд. Да, Ритка, как же тебя так угораздило – напиться до чёртиков? И ведь выпила-то всего один стакан, как и все. Господи, что я наделала? Мало того, что я Вику малодушно предала, так теперь ещё, выходит, и жизнь ей поломала. Теперь все знают, что она сидела в тюрьме. Какой ужас!
- Рита, ты как себя чувствуешь? – спросила меня Вика, едва пробудившись.
- Хреново, - я не знала, как теперь смотреть ей в глаза. – Мне вообще нельзя пить! Наговорила лишнего. Хотела прощения попросить, а сдала с потрохами. Дура пьяная!
- Это я виновата – начала разговор о политике. Стёпа знает, что я сидела…
Я от изумления аж подскочила:
- Правда, что ли? Ты ему сказала?
- Ещё в первый вечер.
- А про меня тоже?
Вика отрицательно покачала головой:
- Про тебя – нет.
- А Петрович? Он тоже знал?
- Ему я специально не говорила. Но рано или поздно узнал бы по-любому.
- Но как же… Как же ты вот так решилась? – я смотрела на сестру как на безумную. – Да ещё и при первом знакомстве.
- Мне показалось, Стёпа человек здравомыслящий – поймёт, что я не виновата.
- Да уж, - из моей груди невольно вырвался вздох. – Не то что некоторые… Это я про себя говорю.
- Я заметила, ты в последнее время сильно изменилась. Стала какой-то другой. Когда я ещё читала письма… Они очень отличались от первых, были прекрасные, но как будто не твои. Я сначала списывала на действие препаратов, думала: пройдёт, станешь прежней.
- Нет, Вика, прежней я уже не стану.
- Я это потом поняла, уже когда на свободу вышла. Когда ты сказала, что санитарка – вполне благородная профессия, я подумала: что-то с Ритой явно не то. А после случая с синей юбкой…
Да, прежняя Рита, столкнувшись с маминым категорическим недовольством, не только вернула бы злосчастную юбку в магазин, но ещё бы и согласилась: да, действительно безвкусица полная! Я же вместо этого разозлилась. Нет, истерики я не устроила, но ответила довольно резко: мол, не надо на меня давить, я уже взрослая! «Вика номер два!» - охарактеризовала меня тогда мама, однако поток наставлений прекратила.
- Признаться, я стала тебя побаиваться, - продолжала тем временем Вика. – Даже не тебя – я боялась спросить лишнее, что-то сказать такое, что ты могла бы воспринять как давление. После тюрьмы я вполне могла стать жёстче.
- Да и я тебе ничего не рассказывала. Просто не хватило смелости – после того, как я с тобой поступила…
- Если ты будешь мне доверять, - поспешно прервала меня Вика, - я буду только рада.
- Спасибо, дорогая! Сейчас, наверное, только тебе и смогу.
Я села рядом и обняла сестру. Мне очень хотелось сказать ей: ты, Викуся, тоже можешь мне доверять. Но нет – после всего того, что я сделала, мне придётся ещё немало потрудиться, чтобы её доверие заслужить. И я готова. Если не на всё, то на многое.
К завтраку мы бежали чуть ли не бегом, пока там всё без нас не съели. Отец и сын Иванченко были уже там. Боже мой, что теперь делать? Как после вчерашнего в глаза людям смотреть? Но я должна, должна объяснить Петровичу, что Вика ни в чём не виновата.
Опустив глаза, я поприветствовала попутчиков, те поинтересовались, как я себя чувствую. Да так, немного не в себе, но это пройдёт.
- Простите меня за вчерашнее. Сама не ожидала, что так опьянею.
- Ничего страшного! – отозвался Петрович. – Бывает.
- Я вон тоже немного перебрала, - добавила Вика. – Устроила целый митинг.
- Кстати, за митинг Вику и посадили, - с трудом подняв глаза, я в упор взглянула на Петровича. – А то Вы, наверное, подумали уже такое…
- Я знаю, - ответил Петрович, отчего у меня, если выражаться цензурно, просто челюсть отвисла.
- То есть, Стёпа Вам уже сказал?
- Да я за новостями следил. Ещё в то время. И память на лица у меня отличная. Я ещё как впервые вас увидел, вспомнил про Викторию Ерёмину. Но я, признаться, не слышал, чтобы что-то сделали с её сестрой. Да, верх цинизма! Я думал, карательная психиатрия уже в прошлом.
- Почему карательная? – вырвалось у