С Колей "Волком" Галинским я познакомился в конце сентября 1980-го года, когда судьба закинула меня в ремонтно-строительную бригаду Остёрской ткацкой фабрики им. Крупской. Волк сразу обратил на себя моё внимание колоритной внешностью затятого алкаша-доходяги. По причине полного отсутствия во рту зубов, у Коли были абсолютно запавшие щёки. Его лицо казалось чёрным из-за вечной трёхдневной щетины и угрюмого, тяжкого выражения глаз. Кличку "Волк" Николай заработал именно из-за этого взгляда. Но была и ещё одна версия, почему Галинского прозвали на фабрике "Волком" — он пил всегда в одиночку. Все знали, что Волк приносит с собой на работу бутылку дешёвой "бормотухи"(тогда в большом ходу был "биомицин" — плодово-ягодное пойло "Біле міцне"("Белое крепкое") по 1 рублю 6 копеек за пол-литра) и прикапывает её в укромном месте, чтобы раза три-четыре за 8-ми часовую смену наведаться туда и сделать пару жадных глотков "для бодрости духа". Однажды я прямо спросил у Коли — почему он пьёт в одиночку. Ответ был чёткий: "Я шо, миллионер, шоб когось прыгощать?" Не согласиться с Колиной логикой было нельзя — все его кровные, при выдаче получки, забирала горемычная жена-ткачиха, которую по этой самой причине Коля обзывал по всякому и постоянно.
Не смотря на дикую разницу в наших с Волком Галинским социальных и духовных уровнях, мы отменно нашли с ним общий язык. Как оказалось, в молодости он играл с моим отцом в футбол и этот факт сходу сделал Николая благорасположенным ко мне. Но была и ещё одна причина, по которой мы с Волком довольно нормально скентовались — я с большим и неподдельным интересом слушал его байки, которые, после дозы "бульбео" из схрона, Коля обожал рассказывать его беззубым, шамкающим ртом. Не буду тут особо останавливаться на Колиных историях — это займёт слишком много места, но упомяну здесь лишь одну, явно взволновавшую меня. Это был рассказ о Колиной службе в армии. Волк служил в середине 50-х годов в танковом соединении, расквартированном в бывшей Германской Демократической Республике. В тот период в ГДР приключились серьёзные народные волнения, которые, само-собой, подавлялись силами "братской" Советской армии. Эпизод, когда после возвращения с задания, Коля и его однополчане вычищали из траков и гусениц их танков ошмётки человеческого мяса, потряс меня до глубины души. В то время такого я ещё ни от кого не слыхал...
Не могу не вспомнить и нашу с Волком загрузку угля в кочергаку фабричной общаги. Волк, как я уже говорил, был доходяга и работать с ним было просто любо-дорого — время его перекуров занимало не менее трети от общего рабочего времени. Я, как честный комсомолец и дисциплинированный товарищ, постоянно подгонял Волка:
— Коля, щас мастер нагрянет… Ты ж сам знаешь — он обещал нас проверить лично… Давай уже покидаем чуток уголька в подвал...
— От на х*я ты про мастера згадав? Настроение спортив, бляха-муха… Ты той… Ты запомни, хлопец: пускай работает железная пила, поняв-не?!
— Дак мне по хер, ты ж знаешь, но Дед Вова прихватит — будет вонь...
Мастера звали Дедом Вовой из-за аккуратной бородки, имевшейся на его лице. Кроме этого, фэйс Деда Вовы украшали ещё и очки с мощными линзами для абсолютно близорукого человека. Вова был откровенно нетипичным строительным мастером — интеллигент, склонный к приступам философствования по любому поводу. Мой дальнейший опыт показал, что такие на реальных стройках просто не выживают, но бригада строителей-ремонтников при Остёрской ткацкой фабрике была так же далека от настоящей советской стройки, как земля - от неба. Деду Вове жилось на фабрике весьма комфортно, особенно учитывая, что его папаша в то время был начальником Остёрского коммунхоза...
Но я отвлёкся. Короче, пять тонн угля, которые мы обязаны были с Волком забросать с улицы в окно подвальной кочегарки, мы мурыжили два дня. Но дело здесь совсем не в угле — во время этой работёнки приключился очень интересный эпизод, о котором я просто не могу не вспомнить. Во время одного из перекуров Волк решил, что нам нужно зайти в общагу(одноэтажный дом, в котором до большевистского переворота был магазин какого-то остёрского купца) и погреться, ведь на улице был ноябрь и уже даже чуток порошило снежком… Мы зашли в коридор общаги и пристроились на стульях возле "красного уголка". Напротив были двери чьей-то комнаты. Не успели мы с Волком как следует усесться, как весьма странные звуки донеслись до нашего слуха. В то время я ещё никогда не смотрел порнухи, но эти звуки были как раз такого типа. Коля вскочил со стула и подкрался к дверям. Воровато оглянувшись, Волк аккуратненько потянул ручку на себя — двери оказались не закрытыми. Вах! Какое пиршество тела было там, за дверями! Девица мяукала и всхлипывала от удовольствия, а мужик что-то в унисон ей порыкивал… Коля поманил меня пальцем: "Цэ Людка з Лутавы(село в 10 км. от Остра, Б.К.), а мужик — командировочный, наладчик, мать його яти..." Я вставил мой неопытный глаз в щель приоткрытой двери и… М-да… Зрелище было убойным. Людка возлежала на казённой железной кровати совершенно голая, её жирноватые белые ляжки возвышались над лысоватым и пузатеньким мужиком, шуровавшим её, не снимая пиджака и не вынимая изо рта папироски… Рядом с кроватью был стол, на котором царила, уже крепко развороченная тарелка с отварной картошкой, кусками сырокопчёной колбасы сверху и мочёными помидорками по краям. Возле жрачки стояла почти допитая бутылка водки. Я отпрянул от щели, испытав чувство причастности к чему-то постыдному и мерзкому. Коля заржал, затыкая свой беззубый рот грязным кулаком:
— Шо, ще нэ бачив такого?
— Ну… Не-а, если честно...
— Так ты ны губыся — завтра к Людке подойды у цеху, договорыся — вона и тоби дасть...
Перспектива побывать в Людкиной железной кровати как-то не показалась мне радостной и я изрёк:
— Слышь, Коля, давай уголь кидать, а то Дед Вова нагрянет — будет проблема… Оно нам нужно?..
Коля плюнул прямо на доски общаговского пола и пошёл к выходу, бормоча на ходу: "Дав же Бог комсомолиста у напарники… Стахановэць, бля!"
На ткацкой фабрике я проработал до января 1981-го года и без особого сожаления рассчитался оттуда — наклюнулась не пыльная работёнка, от которой я никак не мог отказаться...
Волка Галинского я встретил вновь аж лет через пять. Коля стоял возле входа в Остёрскую поликлинику, расположенную в то время в самом центре города. Я сходу понял, что у Коли - рак, так как, его лицо было не по-обычному чёрным, а смертельно-чёрным. Худоба стала уже просто дистрофической, а взгляд — не привычно-угрюмым, а потусторонним.
— Болеешь, Коля?
— Да, мать бы його ёп, с онкологии прыехав вчОра… Рак жылудка, блять… Ны можу есть ни х*я… Отак от, Боря...
Я не знал, что сказать и промычал что-то типа "Может как-то попустит..." Коля смотрел под ноги… Я помялся и, пожав Колину холодную липковатую ладонь, пошёл дальше.
Похоронили Николая "Волка" Галинского совсем скоро. Он остался в моей памяти, как не злой, оригинальный по-своему, мужик… Не знаю почему, но Волка и его смачные рассказы я вспоминаю довольно часто...
На этом давнем фото - проходная Остёрской ткацкой фабрики им. Н.К.Крупской
13.05.14г.
Сравнение с Довлатовым для меня невероятно лестно! 
С радостью сообщаю Вам, что Вы эту проверку прошли достойно.
Рассках понравился. Спасибо, Борис.