Сентиментальная зарисовка

 
Чета Червониных жила тихо, и по меркам соседей, богато. Дом – полная чаша, в гостиной – хрустальная горка, в спальне – пышно взбитая постель с нежно-розовыми покрывалами.  Все было подобрано со вкусом, все выдержано в гармонии.  Гостиная в кремовых тонах, розовая спальня и оранжевая детская, опустевшая с тех пор, как  единственная дочь вышла замуж. Картины, книги, изображения Нефертити на стенах, статуэтки,фарфор,льняные салфетки в кольце, ковры, черные напольные вазы-кувшины – работа грузинских мастеров.

Муж и жена были искусствоведами, кандидатами наук. Любо-дорого было посмотреть как эта пара выходила на прогулку! ОН – осанистый, полный, с густой шевелюрой, зачесанной назад. Если бы не седина, эти вдохновенные волосы придавали ему сходство с Шопеном. Да и вообще, было в облике его нечто музыкальное. Только юношеская скрипка уже превратилась в массивный контрабас.
  
ОНА -  худощавая, очень белая, с седыми легкими волосами. Притягательная той особой нервной красотой, которая свойственна неуравновешенным натурам. Лицо ЕЕ было подвижно в каждой черточке  и это производило странный эффект. Словно с дьявольской быстротой менялись картинки в калейдоскопе, и тонкий, будто кистью писаный образ, через секунду мог стать некрасивым, даже отталкивающим, и наоборот. За эту особенность, муж в шутку называл ЕЕ «небус мутабиле» - облако изменчивое. Вместе они смотрелись великолепно, и им было смертельно скучно друг с другом.

Поженились они давно, еще в аспирантуре, вместе было прожито почти тридцать лет  и тишина в их доме нарушалась все реже. Да, они и не тяготились ею. Наоборот, втайне досадовали, когда внуки гостили у них больше  раза в неделю. Нет, конечно, радовались, когда дочь с мужем и двумя ребятишками навещала их по воскресеньям в два часа дня. Они накрывали большой стол в гостиной, уставляли его тарелками с едой, непременно клали детям гостинцы возле их приборов. Девочке – в розовой обертке, мальчику – в голубой.  Куколки, машинки , карандаши и – всегда! – большую шоколадную конфету «Гулливер». Дети радовались, шумели, целовали бабушку и дедушку.  Те смеялись, оживленно беседовали.  Но уже через три часа начинали сдержанно поглядывать на стенные часы.

Знакомые им удивлялись. «Совершенно невозможно,- размышляли они, -что людям после стольких лет брака может быть так интересно вдвоем. Такого не бывает!» Знали бы они, что бывает, еще как бывает! Только не вдвоем, а вчетвером. ОН, ОНА и их Одиночества. У каждого –свое.

Спали, впрочем, вместе. Но каждый строго на своей половине, отчего середина кровати казалась более высокой, чем края.Прикроватные тумбочки были завалены искусствоведческими журналами,  и тишину нарушали лишь отрывистые фразы «Да», «Нет»,  «Уже поздно, завтра рано вставать», «Что нужно для дома?» да нежное пианиссимо переворачиваемых страниц.

Как-то перед Новым годом дочь принесла им два билета на маленький концерт в филармонию. Концерт назывался «Волшебство». Программа была необычной – Аллеманда  Вайса, Бразильская Бахиана Вилла Лобоса и композиция «Три песни» под гитару.

Идти не хотелось.  Они давно уже привыкли отмечать праздник, сидя за накрытым столом перед телевизором. Даже не переодевались в нарядные одежды. В час ночи ложились спать. День переползал в день, год в год, и бесчисленные изображения Нефертити на стенах тускнели и покрывались пылью.

Но обижать дочку не хотелось. И воскресным вечером, 29-го декабря, соседи вновь глазели на торжественное дефиле супругов. ОН – в черном пальто и серебристом шарфе, с вдохновенными непокрытыми волосами. ОНА – в белой шубке, черном платье и лаковых туфельках-лодочках. И маленькие руки в черных перчатках теребили сумочку…

В полутемном зале филармонии было мало народу. В основном, такие же как они. Чистенькие старички и старушки. Две-три пары среднего возраста. Кому нужен концерт старинной музыки в преддверии веселого праздника? Только таким как они. От нечего делать.

Сдав верхнюю одежду в гардероб, ОНА услышала разговор двух пожилых женщин рядом.

- Что это ты, Зина, - выговаривала одна другой – получше обуви не нашла что ли? Ну, кто в таких ботах в театр ходит? Ты бы еще валенки надела!

- Да, ну! – добродушно отмахивалась полная женщина в шали на плечах. – Бог с ними. Удобно и удобно! Это раньше, любую тряпку нацепи,  – и все оборачивались! А сейчас посмотрят и скажут: «Аккуратная старушка пошла».

«Аккуратная старушка» - усмехнулась ОНА. – «Хорошее определение». Нервным движением одернула платье, поправила легкую прядку и поспешила за мужем в зал.

Концерт начался в полной тишине. Аллеманда и Бахиана произвели странное впечатление. Теплые волны скользили по их телам, нежа и баюкая одновременно. ОН задремал, ЕЕ тоже сковывал сон. Некоторые посетители даже посапывали в своих креслах.

Третьим номером были загадочные «Три песни». На сцену вышел щупленький мужчина с гитарой. Ни концертного костюма, ни галстука. Черные брюки, зеленый свитер, потрепанные туфли. Он вглядел уставшим.  Вслед за ним выплыли две полные немолодые  женщины в шерстяных платьях и платками на плечах. Каждая из них тоже несла гитару.

Мужчина подошел к микрофону и негромко сказал:

- Дорогие друзья! Мы благодарны вам за то, что в эти предпраздничные дни вы нашли время и пришли на наш концерт. Поверьте, нам очень дорого ваше внимание. Мы не случайно начали нашу программу двумя классическими произведениями. Как нам кажется, они должны были подготовить вас к тому, что вы услышите сейчас.

Из нашей жизни стала уходить любовь. Мы можем называть это как угодно – нестабильностью в политике, экономике, падением нравов, недостатком воспитания. На самом деле, это просто дефицит любви. И мы хотели бы еще раз спеть об этом чувстве, ибо оно – первоначало всему.

По залу прошелестел снисходительный смешок, но мужчина, не обращая внимания,прошел вглубь сцены и сел в центре. Справа и слева от него расположились женщины. Свет погас и одинокий луч сфокусировался на троице.

Женщина слева низко склонилась над микрофоном, отчего ее фигура в шали сразу стала походить на  нахохлившуюся птицу, и  начала мягким, очень благозвучным голосом:

Я Вас люблю. Не надо уходить.
Со мною может что-нибудь случиться.
Вдруг разорвётся солнечная нить,
Которая в окне моём лучится.

Я Вас люблю, я Вас люблю сильней,
Чем это видно Вам из Вашей дали.
Зимой я выпускала снегирей,
Которые до Вас не долетали.

Я Вас люблю, и в комнате моей,
Раскрашивая воздух синим цветом,
Живут и вянут васильки полей.
Я Вас люблю. И холодно мне летом.

ОНА напряглась, подалась вперед и в лице ее появилось что-то жалкое. Будто стала разжиматься невидимая душевная пружина, вокруг которой ОНА была собрана. Давно забытое,нежное забилось в каждой жилке, черты обмякли. Сейчас ОНА снова была «небус мутабиле», но Боже мой, каким старообразным! И старообразность эта не отталкивала, а наоборот привлекала своей теплотой. ОНА нашла руку мужа и чуть сжала ее. Тот слушал заинтересованно и чуть отстраненно.

Вторым пел мужчина. Он смущенно кашлянул и начал через минуту после первой исполнительницы. Луч света остановился на нем:

В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг,
Мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг,
От зимних вьюг.

А если мука суждена
Тебе судьбой,
Тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой,
Делить с тобой.

Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом,
Где тьма кругом, -
Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем,
С тобой вдвоем.

И если б дали мне в удел
Весь шар земной,
Весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной,
Тобой одной.
 
На ЕЕ щеках  появились две светлые влажные полоски. Муж сжал ЕЙ руку. Лицо ЕГО было уставшим, добрым и немного растерянным. Надо было прожить всю жизнь вместе, чтобы понять, что они все еще любят друг друга.Так же, затаив дыхание, слушали и другие посетители. У многих на глазах были слезы.

- Ты мне никогда такого не говорил и не сказал бы, - услышала ОНА сдавленный шепот шатенки из соседнего ряда. –Только – подай-принеси!

- Конечно, не сказал бы, - парировал мягкий мужской голос. – Я бы это сделал, без всяких разговоров! Видишь, «с каким бы счастьем я владел тобой одной». Считай, что владею счастьем! Тобой!

- Ври больше! – вздохнула примиренно женщина.

Луч скользнул на третью исполнительницу – самую грузную, с тяжелой челюстью и взлохмаченными короткими волосами. У нее был неожиданно высокий, почти детский голос, но начала она вкрадчиво, будто рассказывая:

Отгорел фейерверк,
Перестала вертеться шутиха,
Блеск одежд карнавальных
Обернулся унылым тряпьём.
Опустел балаган,
И на рыночной площади тихой
То, что было театром,
Становится нашим жильём.

Засыпай, Арлекин.
Поцелуй и прохлада ладоней - 
Это всё, чем могу
Отвести от тебя непокой.
Балаган - наш дворец,
Наши ослики - резвые кони.
Если можешь, поверь
Этой сказке и спи, дорогой!

Мне не быть для тебя
Ни волшебной звездой, ни богиней,
Я твой друг, Арлекин,
Потому и доводится мне
Быть гораздо умней,
Чем положено быть Коломбине,
И гораздо добрей,
Чем положено просто жене.

Я до смерти с тобой
Поделю и очаг, и подмостки,
Если занавес поднят,
Я буду смеяться и петь,
И следить, чтоб завистник
В твой грим не подсыпал извёстки,
И любить тебя так,
Как никто не сумеет посметь.
 
Зал молчал, потрясенный. Счастье не любит шума. Затем, вначале тихо, а потом все уверенней раздались аплодисменты.

Щупленький  мужчина вновь вышел к центральному микрофону.

- Дорогие друзья! Я думаю, вы поняли, почему наша концертная программа называется «Волшебство». Если в ваших сердцах  после сегодняшнего вечера будет тепло, если вы посмотрите друг на друга с любовью, и не отнимите этого чувства у себя потом - значит, мы работали не зря. Мы искренне желаем вам счастья.

Он сухо поклонился и вся троица скрылась за кулисами. Концерт был окончен.

Люди расходились тихо, торопливо. Словно боялись, что зимние звезды позавидуют теплу в их душах и выветрят его прежде, чем они дойдут до дома.

Они шли тоже быстро и молча, крепко держась за руки. От величавого дефиле не осталось и следа. Наоборот, сейчас их фигуры, с наклоненным вперед корпусом и вобранными в плечи головами, смотрелись нелепо.Но, впервые за много лет им было хорошо от того, что они рядом.

- Ну, как концерт? – позвонила на следующее утро дочь. – Понравился?

- Да, доча, - ответила ОНА и смущенно поглядела на разворошенную постель. – Очень понравился.

- Мам, мы приедем к вам завтра – поздравить. В два часа как обычно.

- А чего ждать до завтра? – Приезжайте сейчас. А завтра приедете еще.

- А папа? Он как?

- Папа обеими руками за! Ты – за? – ОНА посмотрела на мужа. Тот уминал уже пятый бутерброд и с удовольствием прихлебывал из большой чашки кофе с молоком.

- Конечно! – промычал ОН с набитым ртом. – Как раз пойдем погулять с внучатами, пока вы стряпать будете!

ОНА положила трубку и улыбнулась. У НЕЕ была удивительная манера улыбаться – не размыкая губ, и от этого улыбка казалась трогательной и такой славной.

- Слушай, а ты похожа на Джельсомину, вот сейчас, когда