любви к ней, всегда была для меня только священной игрушкой или же освящённым средством для небесных целей. Я никогда не придавал большого значения славе поэта, и меня мало беспокоит, хвалят ли мои песни или порицают. Но на гроб мой вы должны возложить меч, ибо я был храбрым солдатом в войне за освобождение человечества!» В лирической стихии творчества Гейне ирония органична и необходима, чтобы поэзия не превратилась во всепримиряющую гармонию, чтобы чувства философа, стремящегося в романтическую высь, и критический разум, стоящий на почве земной действительности, не теряли друг друга из вида.
Но такое возможно в полноценной жизни, молодости, силе! Нетрудно устремляться духом к великому, когда ты молод и здоров! А попробуй сделать это, когда физический недуг приковал тебя к постели надолго и жестоко, что даже и постелью твое ложе трудно назвать, потому что из-за мучительных болей в позвоночнике, Гейне мог лежать только на нескольких сложенных друг на друга матрасах и непременно в углу комнаты, потому что это было наиболее темное место, а его уже напрягал яркий свет.Однако самое потрясающее в этой трагедии долгого и мучительного умирания было то, что творческий дух поэта не только не померк, не изменил себе, а напротив, как бы назло самой смерти, оставался ясным и неутомимо деятельным до последнего часа. Словно неопалимая купина, горел он, не сгорая, и в этом пламени рождались такие сокровища, каким могла бы позавидовать даже его собственная молодость.
Среди этих сокровищ сборник стихов “Романсеро” - “золотая книга побежденного”, вокруг которой сосредоточено все, что создано Гейне в последние годы жизни.
В этой великой, но скорбной книге счастливейший поэт, но несчастнейший человек, как прикованный Прометей, свободный только в мыслях, расширяет свои поэтические владения до отдаленных границ земного мира и истории. “Всю книгу объединяют философские раздумья о минувших веках, о сегодняшнем дне, о будущем человека" .
Отшумели бури жизни. Одни остались на поле боя, другие, истекая кровью, скрылись в тревожной тьме. Все они побежденные. Сам Гейне - один из них: он побежден, но не сдался. Он тридцать лет, как часовой свободы, стоял на боевом посту, но вот:
Свободен пост! Мое слабеет тело...
Один упал - другой сменил бойца!
Я не сдаюсь! Еще оружье цело,
И только жизнь иссякла до конца.
С такой мыслью, которая, как свет лампады, озаряет изнутри каждое, даже трагическое, слово поэта, он навсегда, без обиды на живых, но с горькой иронией над самим собой, покорно, но сохраняя гордость и величие перед лицом смерти, прощается с людьми, с природой, с ее вечным праздником красоты и радости, хотя:
О, как страшна, как мерзостна могила!
Как сладостен уют гнезда земного!
И как расстаться горестно и больно!
До последних дней Генрих Гейне, как констатировал один из исследователей "сохранял удивительную мощь духа, ясность и быстроту мышления". Он мог творить. Более того, болезнь с одной стороны как бы стимулировала творчество. С другой, творчество облегчало страдания. Отвлекало от них. Гейне писал:
"Мое умственное возбуждение есть скорее результат болезни, чем гениальности. Чтоб хотя немного утишить мои страдания, я сочинял стихи. В эти ужасные ночи, обезумев от боли, бедная голова моя мечется из стороны в сторону и заставляет звенеть с жестокой веселостью бубенчики изношенного дурацкого колпака".
Как и прежде, Гейне поражал окружающих, остроумием.
В 1848 году Генриха Гейне посетил Карл Маркс. Во время посещения у Гейне перестилали кровать. Любое прикосновение доставляло ему боль. И жена вместе с сиделкой перенесли его на простыне.
- Видите дорогой Маркс, - грустно пошутил Гейне, - женщины по-прежнему носят меня на руках.
До последних дней Гейне влекло к женщинам. И он вызывал у них ответные чувства.
В июне 1855 года, меньше чем за год до смерти, Гейне познакомился с некой Элизой фон Криниц. Элизу называют "последним увлечением поэта". Она приехала в Париж из Вены. Общий знакомый попросил ее передать Гейне ноты каких-то музыкальных пьес. И Элиза согласилась.
"Позади ширмы на довольно низкой постели, - писала позднее Элиза, - лежал больной, полуслепой человек... Он выглядел значительно моложе своих лет. Черты его лица были в высшей степени своеобразны и приковывали к себе внимание; мне казалось, что я вижу перед собой Христа, по лицу которого скользит улыбка Мефистофеля".
Элиза приходила "ежедневно на несколько часов, и почтение, с каким Генрих относился к неунывающей малютке... возбудило в жене Матильде... ревность, которая под конец перешла в откровенную вражду".
Поздравляя Элизу Криниц с наступающим 1856 годом, Гейне писал:
"Ты моя любимая Мушка, и я не чувствую боли, когда думаю о твоем изяществе, о грациозности твоего ума".
Элизе Криниц (ей разрешили на следующий день попрощаться с мертвым поэтом) запомнилось его "бледное лицо, правильные черты которого, напоминали самые чистые произведения греческого искусства".
О характере отношений Генриха Гейне к Элизе Криниц лучше всего говорят строки из его "Мемуаров".
"Когда кровь медленнее течет в жилах, когда любит только одна бессмертная душа... она любит неспешнее и уже не так бурно, зато... бесконечно глубже, сверхчеловечнее".
Чувство юмора не покидало Гейне в самые тяжелые минуты его жизни.Направленность его юмора касалась вещей, в которых, казалось бы, не было ничего смешного - его бедственного положения и крайне тягостных болезненных ощущений. Он,- закоренелый атеист,- пенял Богу на отсутствие логики в его поступках:
"Прости, но твоя нелогичность, Господь
Приводит в изумление
Ты создал поэта-весельчака
И портишь ему настроение".
Говоря о Гейне надо упомянуть и о самом тяжелом. О том, что он сам горько называл «Когда я умру, они вырежут язык у моего трупа».На протяжении многих лет, поэт практически находился на иждивении у своего дяди, богатого банкира Соломона Гейне. После смерти старого Соломона, его наследники выплату пособия прекратили.
Положение лишенного других источников дохода, прикованного к постели Генриха Гейне стало отчаянным. Со стороны родственников это был своего рода тактический ход, попросту - шантаж.
Гейне подготовил к изданию свои "Мемуары". И, родственники, не без основания, полагали, что в "Мемуарах" содержатся компрометирующие их главы.
В 1847 году Генрих Гейне и его двоюродный брат Карл, сын и наследник умершего дяди Соломона, заключили соглашение. Генриху Гейне пришлось дать согласие на сожжение рукописи. Огню были преданы все четыре тома "Мемуаров". Плод семилетнего труда.
Со своей стороны, Карл Гейне возобновил выплату пособия.
Судя по сохранившимся отрывкам, мировая литература понесла невосполнимую потерю. Была уничтожена одна из увлекательнейших книг этого жанра.
Наследников Соломона Гейне тоже можно понять. Вопросы литературы их интересовали намного меньше, чем репутация семьи. А репутация эта, опубликуй Гейне свои "Мемуары", могла серьезно пострадать.
Как бы там ни было, уничтожение рукописи "Мемуаров" подтвердило зловещее предсказание поэта о вырезанном языке. Ведь книги – это язык писателя. И, затаив обиду, вдова Гейне Матильда категорически отказалась от возведения на его могиле на кладбище Монмарртр дорогого памятника. Сыновья дяди заказали хороший дорогой памятник, но она была непреклонна, справедливо полагая, что почет и уважение и бескорыстная помощь нужны были живому, а почести после смерти – это тщеславие и желание оправдать себя.
В личностном плане Гейне достаточно долго был далек от тех высот, на которых находилось его творчество. С поэтами, и не только с ними, это случается довольно часто.
Но годы, проведенные в "матрацной могиле" обнаружили у Гейне такую ни с чем не сравнимую несокрушимость,такую доблесть духа, что о нем можно говорить не только как о великом поэте, но и, как о великом человеке.
А это дорогого стоит.
…Он расстался с недругами и друзьями. С одними, - зная, что они вырвут язык у его трупа, чтобы он не заговорил и мертвый. С другими, - уповая на то, что, простив своему поэту все его вольные и невольные ошибки, они бережно будут хранить его добрую славу и передадут ее детям и внукам.
P.S. Современный массовый читатель вряд ли хорошо знает творчество Гейне. В основном, его имя известно любителям классической немецкой поэзии, историкам, философам. Но на беспощадно светлом небе иронии вечно горит одна звезда. Золотая звезда Генриха Гейне.
Далее мне хочется привести несколько образцов его элегантного юмора.
Генрих Гейне дружил и часто встречался с поэтом Морицем Гартманом, который имел большой успех у женщин и любил рассказывать другу о своих
интимных приключениях.
Однажды, в разговоре о женщинах, Гейне сообщил Морицу:
- А меня сегодня утром посетила одна прекрасная дама, дорогой Гартман. Причем
это, видимо, единственная неизвестная вам дама.
- О боже, Генрих, я сгораю от нетерпения узнать, кто же эта дама?
- Милый мой Мориц, – сказал с лукавой улыбкой Гейне, – это была МУЗА.
*****
Однажды Генрих Гейне встретился со своим однокашником, который очень недолюбливал евреев и при каждом удобном случае допускал антисемитские шуточки.
Зная, что Гейне еврей, однокашник, рассказывая о своем путешествии на Гаити, заметил:
- Знаешь, Генрих, что меня больше всего удивило, когда я приехал на Гаити?
- Что же тебя так удивило? – полюбопытствовал поэт.
- А удивило меня то, что я там не встретил ни одного еврея и ни одного осла.
Гейне насмешливо посмотрел на путешественника и сказал:
- Разве? А что бы ты рассказал своим единомышленникам, если бы мы оказались
на Гаити с тобой вдвоем?
*****
Будучи уже в преклонном возрасте, Генрих Гейне продиктовал нотариусу свое
завещание: «Все свое состояние и все гонорары за будущие издания моих произведений оставляю своей жене при условии, что она снова выйдет замуж».
- Но зачем вы ставите такое условие? – спросил удивленный нотариус.
- Я хочу, чтобы хоть один человек на земле всегда вспоминал меня с большой благодарностью, – ответил поэт.
*****
У Генриха Гейне однажды спросили: кто лучший пианист – Тальберг или Лист?
Поэт сразу же ответил:
- Шопен!
*****
На встрече поэтов зашла речь о гениальности в поэзии. Один из присутствующих
на встрече поэтов спросил у Генриха Гейне:
- Как вы считаете, гениальность – это болезнь?
- Безусловно! Но, к сожалению, это очень редкая болезнь и, увы, совершенно не
заразная.
*****
Однажды Генрих Гейне прогуливался в парке, недалеко от своего дома. На узкой
дорожке, где мог пройти лишь один человек, великий поэт встретил ортодоксального
критика, который постоянно критиковал его стихи. В момент встречи одиозный критик грубо заявил:
- Я никогда не уступаю дорогу бездарным и глупым людям!
- А я наоборот, – ответил Гейне и, улыбаясь, сделал шаг в сторону.
С большим интересом прочитала!