мой милый, если б не было войны...

приличия, как был накрыт обнаженным женским телом. И даже в такой ситуации она была хозяйкой положения.
«Прогонишь, закричу!  И опозорю перед всеми мужиками», - предупредила Полина, отрезая его путь к отступлению.
А потом они оба провалились в бездну… И снова, как с Таей, кружились верхушки сосен, и снова исчезали посторонние звуки. В ней не было стыдливой покорности Марии или бездонной нежности Таисии. Наверное, в этом и заключается неодолимая притягательность разврата? Всякий раз потом Егор казнил себя последними словами за предательство.  Причем стыдно ему было, почему то, перед памятью Таисии. Но приходила ночь, врывалась не укротимая Полина, и все угрызения совести прятались в ожидании следующего утра.                                                                                                 
     В те годы за любое опоздание или прогул, наказывали исправительными работами. Не одна Полина, а весь женский штрафбат, как их окрестили мужички, время даром не теряли…
С заготовкой дров в это лето управились на две недели раньше. Егор был даже рад этому и вернулся с груженым трактором одним из первых. Сбежал не прощаясь.                                                                                                                                
«Вся эта блажь скоро забудется, Полина уже скоро вернется к молодому мужу, а Мария и не знает ничего», - успокаивал он себя.
Егор и правда изменился. Снова весёлый, снова услужливый, помогая Марии по хозяйству даже начал с ней заигрывать. Прежняя щенячья преданность в глазах Марии исчезла. Застывшая скорбь северной иконы была во взгляде женщины после того свидания в лесу. Пусть потихоньку, с недоверием, но и она начала постепенно оттаивать.
     Удивительно мерзкой и затяжной выдалась в этот год осень.  Казалось, что природа никак не оправится от хронической простуды. Совместный выходной выпал на пятницу, перед ноябрьскими.  На страстную пятницу, как горько шутил потом Егор. В белой исподней рубахе, поминутно утирая вышитым полотенцем пот, Егор наливал из самовара очередную кружку душистого чая.   Только что пришедшая из бани Мария, никак она не соглашалась мыться семейно, расчесывала длинные мокрые пряди. Домотканые половички, хлебный запах из русской печи, толстый кот на приступочке – непогода за окном только усиливала ощущение уюта. Скрипнула проезжавшая телега, но разглядеть её помешали густые сумерки. Однако через минуту дверь в избу отворилась и на пороге появилась та самая нахальная молодуха с лесной делянки! Мария не помнит, поздоровалась ли гостья или затараторила сразу.
«Обрюхатил меня и уехал, не попрощавшись! Переночевать то пустишь или выгонишь в ночь?  А ведь твое дитё под сердцем ношу!»  При этом она деловито снимала и развешивала на печи мокрую одежду, выпячивая без нужды округлившийся животик. Также по -хозяйски, и не ожидая приглашения, гостья подсела к самовару, а затем забралась на печь.                                      Почему не возмутилась, почему не стала бороться за свое счастье Мария? А было ли оно, это счастье? Другая женщина в подобной ситуации не один ухват обломала бы об эту сладкую парочку. А окаменевшая Мария сидела в ступоре, не в силах поднять даже руку с гребенкой. Молчал и Егор, лишь дрожащие руки и вмиг отсыревшая рубаха выдавали его волнение. Ночь оба провели без сна, прикорнув где -то по углам, а супружеская постель так и осталась непотревоженной. Не дожидаясь рассвета куда -то убежал Егор. Не стала растапливать печь и ушла следом Мария. Вернувшись к полудню с пекарни, она обнаружила, что гостья во всю орудует у печи, демонстративно не замечая присутствия хозяйки. Во дворе, изображая деловитость, суетился Егор. Поняв, что он так и не нашел никакого решения, Мария молча поклонилась ему в пояс и не оглядываясь почти побежала в сторону станции.
 
 
                                         
 
Глава четвёртая
Таисия
 
 
      Осеннее солнышко так нагрело крылечко, что Тайка с наслаждением развалилась на нижних ступеньках, давая отдых онемевшей спине. Ноги, в заляпанных глиной кирзачах, так и остались на тропинке. Снять сапоги уже не хватило сил. Сам - то совсем занедужил в последнее время, вот и картофельное поле пришлось одной убирать. Тайка даже рада была тяжелой работе. Не надо подыскивать темы для пустых разговоров. Ни жестом, ни словом не попрекнул ни разу солдат свою половинку.  Но лучше бы, считала Тайка, оттаскал один раз за косы, отхвостал вожжами, чем терпеть это благородство и нести груз вечной благодарности… Может, тогда бы исчез из их отношений тот, который незримо присутствовал даже по ночам? Хотя кто знает от каких ран бессонница у супруга, душа болит или ранение наизнанку выкручивает? 
      Скинув, наконец - то, сапоги, Тайка не спешила в избу, а принялась переосмысливать очередное письмо Клавдии.  На правах старшей замужней сестры Егора, она принимала в его судьбе самое горячее участие. Начала сообщать Таисии ход всех событий, хотя та ни о чем подобном её не просила. «Прошлой осенью, -сообщила Клавдия, - от Егора ушла жена. Говорят, завербовалась на рыбзавод в Мурманск. Тут же появилась какая -то самозванка. Но Клавдия так её приголубила, что Полина эта бегом до станции убегала. Одно счастье –матушка до этого позора не дожила». Письмо было такое слёзное, что Тайка в порыве чувств, чуть было не бросилась на помощь любимому. Но супругу как раз назначили очередную операцию – это и остановило. Уже через год, в новом послании, Клавдия сообщила о том, что Егор вскоре переехал в дальний леспромхоз.  Нахальная Полина нашла его и там. Причем обустроила это в лучших своих традициях. Появившись неожиданно в сплав конторе, она оставляет свёрток с дочкой на столе у Егора и стремительно уходит на пристань. Немного погодя возвращается, несколько дней спокойной жизни, а потом опять шантаж с подкидыванием ребёнка.  Вот так и живет теперь Егор с новой семьей, снимают угол, растит дочку, да ещё вопрос – свою ли? -продолжала Клавдия.
«Да уж, -подвела итог Тайка своим мыслям. Вот и бросайся на помощь чужому счастью… Разбитую посуду как не склеивай – целой не станет!»  И, прервав размышления, пошла готовить ужин.
 
***
 
      Егор неторопливо шагал по знакомой тропинке, полной грудью вдыхая настоянный на хвое воздух.  Дорожка, усыпанная сосновыми иголками, мягко пружинила под ногами. Казалось, что облака, зацепившись за верхушки вековых великанов, наслаждаются короткой остановкой. И лишь потом летят дальше. Егор делал свою передышку на половине пути, у камня. Откуда он взялся этот огромный гладкий валун, лежащий на самом верху холма?  Но вид с камня открывался неповторимый. Распахнутые реснички остроконечных елей ограничивали границу горизонта. Лесная река далеко внизу- то синяя, то серая, как небо. А вся панорама вокруг менялась от нежно салатовой дымки весной, до увядающего золота осенью. Как любили они с Таюшкой сидеть, обнявшись, на этом камне и просто молчать! Может поэтому и проделывал Егор каждые выходные длинный путь с двумя пересадками? И не беда, что половина времени уходила на дорогу. А переночевав в родительской избе, нужно было уже собираться в обратный путь.  Ревнивая до дикости Полина никуда без детей не отпускала.  Не по годам бойкая, капризная и очень похожая на мать Лёлька – шестилетка, бежала впереди.  Трёхлетний Сёмушка по привычке ехал на закрошках. В нем, в сынишке, да ещё в этих поездках на родину находил Егор своё утешение. А жить с Полиной – всё равно что вооружить обезьяну гранатой. Каждый день в ожидании провокации.  То начинает брагой поить, то в истерике бьёт посуду.                                                                                                                    
    «Скоро будет перекур, -с удовольствием подумал путник.  Последний поворот и вот он – ка-а-амень…».  Дыхание перехватило, из рук выпала сумка, а с плеч сполз Семён.  На их камне сидела Таюшка! Откуда она здесь, подумал он в первую минуту. Нет, это он потом подумал.  А сейчас просто схватил в охапку, шагнувшую навстречу Таюшку!  Они что -то говорили друг другу, а может и не говорили, оба не помнят. Просто стояли обнявшись на вершине холма, который с бешенной скоростью улетал куда -то в космос. Мгновенье проскочило или вечность? Но за мгновенье это пролетели все события.  Стояли сколько? Тоже не упомнят. Лёлька, не услышав позади шагов, обернулась, подумала с минуту и заорала противным голосом, больно пнув Таисию по ноге. 
«Отцепись, противная тётька, от моего папы! Всё мамке скажу!»
Таисия, мягко улыбнувшись им всем, ушла через кустарник другой дорогой. Едва пришедший в себя Егор побежал искать её по селу, но там она даже не появлялась. А вот камень исчез!  Ночью он был – Егор и туда сбегал, когда дети уснули. Зато утром про место, где лежал камень, говорила только проплешина, не заросшая травой.    
 Какая сила смогла столкнуть его с крутого косогора?
 
                                                   Эпилог
 
Так и не завела новую семью Мария. Лет через десять, чтобы не спиться окончательно, уехал от Полины в другой город Егор. Не долюбленная женщина Полина кипела до последнего дыхания, вымещая обиды на детях. А их дети, выросшие на скандалах, несчастливы по жизни сами, и не способны были сделать счастливыми других. А вот ровные, уважительные отношения в семье Таисии служили предметом для общего уважения и подражания. Трое их взрослых детей до глубокой старости оберегали покой родителей, гордились орденами отца, любили матушку. Счастлива ли была сама Таисия?  Несомненно. Ведь женское счастье не только в надежном плече рядом.  Счастье в умных, работящих и заботливых детях. И только единственная песня могла довести Таисию до слёз – « какой бы мы с тобою были парой!  Мой милый, если б не было войны…»
 
 
       г. Коряжма
Архангельская область