За широкой улыбкой

скотиной. Но лишь на время, да? Странно еще, почему ты мужа своего… прогнала.
Поежилась я от ужаса, горло сдавил страх, запекло в груди.
- Я не верю тебе, - жестко, злобно, хоть и сухо, не столь категорически...
Пожал плечами. И вновь зашелся диким, гортанным смехом Евсеев. Шаг ближе – но я стою уже твердо на месте: страх - страхом, а решение принято, налилась я им сполна - не шелохнусь.
- Стреляй! - гаркнул вдруг. - И разрушь всё к чертовой матери! Сотри иллюзии! Узнай правду... Хлебни горькую сполна.
Еще шаг (его) ближе.
Да так, что дальше некуда: действительно, либо он, либо я.
 
- Прости, Евсеев. Но мне уже – всё равно.
 
...зажат курок – взвизгнула пуля.
 
 
Глава 24. Хищники и жертвы
 
***
Зажат курок – взвизгнула пуля…
 
Рухнул. Грохнулся на землю передо мной мой демон. Конец эпохи. Тиран пал.
Но что теперь остается мне? Что дальше?
 
Несмело опуститься на землю рядом. Взгляд в окаменевшее лицо с ледяными глазами.
А что если не врал? Что если этот мир - больная выдумка, галлюцинация, фантазия? Что если я все еще в коме, или в бреду? А может, и вовсе умерла? Что если из морга меня никто живой не возвращал обратно?
 
Несмело потянуться к нему рукой, но так и не отважиться коснуться.
А если он исчезнет? А если это - сон?
Но не решусь сейчас - и уже никогда не узнаю точно.
Отчаянное движение - прилипла пальцами к шее, выискивая пульс, словно и здесь Евсеев может обвести меня вокруг пальца. Но кровь не вальсировала в жилах. И сам не дрогнул, не отреагировал супостат. Ничего. Один - ноль,
в мою пользу.
 
Глубокий вдох и стереть с лица непрошенный слезы.
Мигом срываюсь на ноги и вынимаю из кармана телефон. Отыскать нужный контакт и сделать вызов.
Жалящие гудки - и наконец-то:
- Слушаю.
Вдох-выдох:
- Я убила Евсеева.
 
...
- Ты где сейчас?
- В парке, на озере, около больницы на Летней.
- Видел кто?
- Нет.
Шумный вздох собеседника.
- Там темно? Заметить сразу смогут?
- Не сразу, но...
- Отойди тогда подальше, - резко перебивает, - но из поля зрения его не теряй. Лишних движений не делай. Уже еду. Жди.
 
...
Пройтись ближе к деревьям и присесть на перекошенный бетонный обод канализационного люка. Жадно прижать колени к груди и, психопатически покачиваясь туда-сюда, напряженно всматриваться в темноту, словно выжидая там явление мессии...
 
Не осознаю... ничего еще не осознаю толком, что произошло. Что СДЕЛАЛА... Не верится. Кажется, бред - померещилось. Надумалось.  Приснилось. Однако лицо, жадно выпученные стеклянные глаза Евсеева застыли этюдом передо мной, являя лик кошмара в странном, неестественном состоянии, замирая навеки оправдательно-обвинительным приговором в моей разреженной, вакуумной прострации...
 
...
Недалеко от приемного отделения замигал стоп-сигналами черный джип. Еще миг - и вовсе остановился. Стукнули двери. Высыпало на улицу несколько мужчин. Стремительное приближение...
Страх вскарабкался дикой кошкой по коже...
Окаменела я на месте. Взвесить все за и против.
А если что-то пойдет не так? И вдруг... Он окажется не на моей стороне?
 
Буквально минуты - и сами уже у скамьи наткнулись на труп. Короткие распоряжения жестами.
Взгляд около - вероятно, выискивая меня.
 
Деваться некуда.

Мигом подрываюсь и, путаясь в собственных ногах, мчу к своим судьям.
Тотчас отреагировал мой "спаситель".
- Тома! - враз развел руки в стороны мужчина, отчего я уже и не сопротивляюсь - падаю ему на грудь. Крепко, жадно обнял, слегка закачав из стороны в сторону. Поцелуй в макушку. Насильно отстраняет от себя. Взгляд в глаза (заботливо стирая с моих щек слезы):
- Никто не заметил?
- Нет, - лихорадочно мотаю головой.
- Хорошо.
- Макс, я убила его... - отчаянно сжимаю его руки своими.
Едва заметно, коротко кивнул, виновато поджав губы. Взгляд на ребят:
- Принимайтесь.
 
Роли розданы. Декорации возведены.
 
Фирсов взял всю вину на себя. Я же фигурировала исключительно как добровольная приманка. Вопрос стал только о пуле и о пушке, с которой стреляли, но слишком много народу хотело смерти Евсеева, чтоб помешать сыграть этот спектакль.
 
Нет человека - нет проблемы: жутко, но факт. И даже дело шьется плавно и тугими нитками. Среди вещей убитого были найдены зацепки, которые и привели следователей по запутанному пути к логову изуверов.
По крупицам мозаика собрана. И вот уже дело о серийном маньяке... подходит к своему логическому финалу: закрыто на основании смерти подозреваемого; "домыслы" о существовании "Подражателя" исчезли ровным счетом, как и материалы о Каренко. Убийца наказан... "судьбой".
 
Похвала, благодарность. А кому-то даже награда.
Справедливость восстановлена, хотя и неверным... гадким путем.
Но я свободна, и даже жива. По-моему, это единственное, что должно быть для меня важным, однако совесть моя глуха.
 
Заболотный предложил вернуться на службу. Опять кабинет, опять стол, где такая кипа бумаг, что даже головы за ней не видно: но уж лучше так, среди привычного мира, нежели отбросом-тунеядцем на грани выживания сражаться за жизнь.
 
***
Время шло, мчало, как ошалевшее: поди уже и третий год на носу. Ни с Кузнецовым, ни с кем-нибудь еще из их шатии-братии я больше не сталкивалась. Ровным счетом, как и вести о Еремове впредь не доходили до меня (ведь даже с Максом мы эту тему больше никогда не затрагивали).
Прошлое осталось в прошлом. Кануло на темное дно. И все сомнения, метания "старой Балашовой" о том, где "свои", а где "чужие", казались уже странным сном.
 
Упорный труд с утра до ночи, временами сериалы по телевизору, книги, редкие дружеские вечера за чашкой чая с Фирсовым у него в кабинете - вот теперь моя жизнь. Вот какие ритуалы я теперь соблюдаю.
 
И все бы ничего, всё бы было терпимым, если бы не боль и не одиночество, что так предательски гнили в душе.
 
***
Странный переполох внизу, причем у кабинета Макса.
Живо спуститься по лестнице и, протиснувшись через взбудораженную толпу, прорваться за двери.
Человек десять обступило кого-то, сидящего за столом. Вот только это был не Фирсов: тот сидел на подоконнике и, нервно куря, бесцельно всматривался за окно на вечерний город.
- О! Балашова! - внезапно заметил кто-то меня из гурьбы и радостно вскрикнул. - Тебе-то точно это будет интересным!
По телу вмиг пробежала дрожь. Не дышу.
Расступились учтиво, раззадоренные новой, не менее веселой картиной. А вот и виновник: Грановский, в кресле сидел он. В руках - телефон, где и шипит, бурчит, судя по всему, какое-то видео.
- Ну, же, иди, смотри!
Испуганно метаю взгляд на Максима - но тот вовсе не проявляет участия.
Делаю глубокий, шумный вздох - и вынужденно шагаю ближе.
- Что там? - киваю головой на аппарат.
Едко, презрительно улыбается товарищ:
- Не поверишь, кто баллотируется в мэры!
Нервически сглатываю слюну. Еще один вдох и осмеливаюсь:
- Кузнецов?
- Холодно, подруга! – откровенно, убийственно хохочет тот. - Еремов.
 
 
Глава 25. Как жили, так и будем жить…
 
***
И это была не шутка...
Что самое жуткое - это. была. не шутка.
 
Гриша вернулся. Причем явно не сегодня и не вчера.
Дело Фирсова, которое еще недавно так красиво держалось на показаниях убитого Блохина, с треском развалилось. Не знаю, кто, где поднажал, какие страницы "изъял", но всё оказалось опять пустым, недоказуемым, сплошной водой...
Все обвинения сняты. А шишки если и сыпались, то исключительно на мертвого "лжесвидетеля" и его соратников.
Так вот почему Фирсов нервничал, вот почему был вне себя: все труды и ночи без сна... ГОДА (!)... снова насмарку.
 
Подойти и поговорить на эту тему я с ним... не отважилась. Так как, даже самому отдаленному от всех тех наших страстей, человеку в этом здании была известна наперед моя истинная реакция на сию новость. А потому глупо было даже притворяться, или скрывать. Увы, но я вновь среди этой толпы... стала чужая.
 
...
Однако и Еремов ко мне не спешил. Не звонил, не писал... и не приходил.
 
В тот вечер я сидела до последнего в своем кабинете, тихо моля, надеясь, что он придет ко мне. Но тщетно. Ни в отделение, ни домой... Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
У него была своя жизнь - и в нее я больше не вписывалась.
Сама встречи не искала, и звонить не пыталась.
Глупо. Глупо гнаться за тем, кто, если чего-то хочет, то сам приходит и смело берет это.
 
А потому, вдох-выдох, стереть слезы со щек и в очередной раз вынырнуть темным вечером в одинокую, пустую "личную жизнь".
 
...
Самое жуткое, страшное, горькое... было выбираться за пределы кабинета. Везде был Он: на плакатах, в телевизоре, на рекламных щитах.
Серьезный, важный, обещающий светлое будущее.
Как же это... на тебя похоже.
Вот только что потом?
Разбитые мечты? Боль? Обреченность?
Три года, с*ка, три года я тебя ждала! А ты явился обратно - и даже номер мой не набрал. Просто "привет". Хотя, наверно...
...и вправду, лишнее. К чему слова, когда действия говорят сами за себя: проигрался - и бросил. Забыл. Вот только я так не смогла...
 
***
Еще больше погрузиться в работу, и чем больше дел - тем невольно счастливее я. Меньше мыслей - больше покоя.
Очередная неделя, очередной месяц...
 
Вот и всё. Точка.
 
... постучал кто-то в дверь.
- Да? - раздраженно скривилась я. Меньше всего хотелось, чтоб  сейчас отвлекали. Рабочий день давно закончился, а дел еще по горло.
- Можно? - заливается едкой ухмылкой Грановский, просовывая голову в дверную щель.
- А есть выбор?
Смеется. Широко распахнул полотно и мигом ввалился внутрь.
- А вдруг Заболотный тут - опять получу по шапке за то, что тебя отвлекаю.
- Вот и не отвлекай, - неприкрыто грублю.
Вновь взгляд в документы, попытка вспомнить, на чем остановилась.
А тот заливается какой-то странной радостью, хохочет. Но и интрига так себе: ничего доброго он никому никогда не принес. Очередная возможность поиздеваться, и жертва, судя по всему, нынче - я.
- Поверь, - наконец-то совладав с собой, продолжил, - это тебя очень позабавит. Еще больше в работу нырнешь.
- Иди ты на х**, Андрюша! - не выдерживаю, задетая воспоминаниями позора, что так "по-товарищески", щедро он мне тогда вручил.
Еще сильнее давится смехом:
- Или ты уже знаешь?
- ЧТО?! - гаркаю на него, едва сдерживаясь, чтоб уже не кинуться на него с кулаками.
Глаза в глаза.
- Еремов победил.
Обмерла я, словно расстрелянная.
 
...
Что-то еще говорил Грановский, какие-то шуточки травил, с которых сам и смеялся, но затем... когда у меня уже не было сил сдерживать слезы... обмер, что-то буркнул себе под нос, живо развернулся - и смылся восвояси.
 
Еремов. победил.
ЕРЕМОВ ПОБЕДИЛ.
 
Все никак не могло это уложиться в моей голове.
Еремов. Мой Еремов. Еремов Григорий Викторович, 1974 года рождения, тот, кто еще совсем недавно считался местным "криминальным авторитетом", теперь... - мэр. МЭР... нашего города. Высшее должностное лицо городского округа и руководитель мэрии города.
 
 
Стереть слезы и подойти к окну. Открыть форточку. Вдохнуть прохладный, ночной летний воздух.
Еремов окончательно вернулся. Опять город в его руках, вот только... уже официально. И Фирсов уже ему ничего не сделает. Теперь... как бы уже самому Максу не влетело, если он не бросит сие гиблое дело. Вот она... ирония, или даже сарказм, плевок... судьбы.
 
***
В голове такая свалка, такой беспредел, что даже мысли сбиваются, погоняя одна другу. Хаос.