За широкой улыбкой

сторону проезжей части – а там длинным путем, но можно добраться домой.
 
И снова оборачиваюсь – словно выстрел: узнаю лицо. Обезумевшая, лечу в сторону единственного оплота, единственного места, где можно укрыться.
Слышно скорое, стремительное движение за мной...
 
Долететь до подъезда, на ходу уже лихорадочно вынимая ключи из кармана. Прислонить синий кружок к домофону – пиликнуло устройство.
Тотчас нырнуть внутрь и плотно, с диким лязгом захлопнуть за собой.
Не знаю, правда или ложь, но странный звук, шорох за дверью, отбивающийся в моем  вскипевшем сознании жутким шепотом:
- Куда же ты, родная?
 
На лестницу – только не лифт!
Забраться наверх и лихорадочно целясь, а затем, крутя ключами в замочной скважине, отпереть пристанище.
 Едва не отрывая барашки, запереть замки.
 
Сползти на пол.
Сердце… колет, режет, ноет. И снова чертова лопатка словно горит. Рука адски немеет, лишая возможности даже нормально ей управлять.
Нырнуть в сумку. Достать таблетки. Лихорадочные, топорные движения – что порвала, что просыпала.
Заглотнуть едва не жменей по максимум дозу всего подряд – и выдохнуть.
Опереться спиной на стену.
И вновь выдох.
Догорает, умирает душа от страха…
 
Несмело достать телефон. Набрать заветный номер:
- Да, зай? – послышалось наконец-то…
Жуткая, волнительная пауза – перебираю слова, находя силы на звук:
- Зачем ты соврал?
Обмер, не сразу ответил:
- Ты о чем? – казалось, вполне искренне, даже грубо удивился.
Сухие, мертвые слезы скатились по щекам…
- Евсеев. Он же жив…
...и он здесь, за моей дверью.
 
 
Глава 21. Эксплозия
 
***
Не знаю, сколько прошло времени. Но недолго.
Когда забарабанили, злобно, уверенно заколотили в дверь, меня даже подбросило на месте, вырывая из дурмана, прострации.
- ОТКРЫВАЙ! Балашова, это я – Ерема! ТАМАРА!
И снова жесткий, дикий стук, отчего скоро так и соседи выползут на сие землетрясение.
Неспешно, буквально из последних сил, поднялась, дотянулась до дверного глазка.
Пристальный, внимательный взгляд – и подчиняюсь: провернуть барашки, один за другим.
 
Полотно  проделало свой ход – несмело отступаю, давая возможность зайти внутрь. Мигом хватает за руки:
- Том, ты как? – заставляет присесть на низкую тумбу. Сверлящий, молящий взгляд в глаза: - Что случилось?
- Я его видела. Еле убежала…
Пристыжено опустил взор, нервически сглотнул слюну. Скривился.
- Зачем ты мне соврал? – едва слышно, тихо, смиренно. Отрешенно…
Но не ответил. Шумный вздох. Внезапно схватил за локоть и подал вверх, заставляя встать:
- Пошли на кухню, воды выпьешь.
Подчиняюсь неохотно, лениво,  едва осознанно.
Присесть на табурет. Пустой взгляд пред собой.
Протянул кружку:
- Вот, выпей - станет легче. Выпей, выпей, - подначивает, силой поднимает чашку и заставляет влагу коснуться моих губ. И вновь невольно покоряюсь – короткие, несмелые глотки.
Отпустить посудину, роняя в его ладони.
Живо отставил на стол, присел напротив меня, на корточки. Схватил руки в свои и крепко сжал.
- Все хорошо. Теперь я рядом…
- Гриш, - не унимаюсь.  Робко подвожу взгляд: глаза в глаза. А в груди так и дерет обида. - Зачем? Я же не просила… - качаю головой, -  я же тебя не натравливала на него. Зачем?
Нервно сглотнул слюну.
Встал, отстранился от меня. Шаги  по кругу. Обмер. Руки в боки.
Вдруг негромко, но мерно и жестко проговорил:
- Я – не врал. Он – мертв.
Качаю головой, поражаясь его упрямству: даже сейчас, когда и так все стало ясным. Явным. Когда ложь раскрылась. Зачем?
- И вообще, - внезапно отозвался недовольным голосом. – Чего ты по темноте одна гуляла? Что, вообще, забыла здесь? – взгляд около. – Нах*ра приехала? Завтра бы вместе смотались, если так срочно понадобилось. Или ночью, когда бы я там сегодня приехал домой... Ну?
 
И снова глаза в глаза. Не отступаю:
- Зачем? Зачем соврал?
 
 
Окаменел. Жуткий, пронзающий взгляд – словно только что достиг точки кипения.
Резко дернулся, приблизился ко мне, на расстоянии вдоха (тотчас от испуга все сжалось внутри меня).
Впился неистовым взглядом.
Жестко, яростно завопил:
 
- ДА, НЕ ВРАЛ, б***ь! НЕ ВРАЛ Я! Я сам этой с*ке глотку перерезал!
 
Заледенела от услышанного. Оцепенела, изумленно выпучив очи.
Неспешно отстранился. Шумно выдохнул.
Но вдруг резкое, бешенное движение – схватил табурет - запустил в стену, отчего тот враз развалился на части.
(передернуло  меня от страха)
 
Гневный, больной крик на всю квартиру (разъяренно жестикулируя):
- Я, с*ка, НЕ ЗНАЮ! НЕ ЗНАЮ, кого ты там, б***ь, видела! НЕ ЗНАЮ! Но, х** того – больше НЕТ! ...НЕТ!
Приблизился. Очи в очи.
…дико, словно зверь, утробно зарычал
(сильнее ежусь):
- ЕВСЕЕВА. БОЛЬШЕ. НЕТ!
 
Медленно отодвинулся. И вновь шаги по кругу...
 
Внезапно забрюзжало, зашумело что-то где-то, а затем и вовсе раздалась мелодия.
Живо нырнул в карман Еремов, достал телефон:
- ДА?! - раздраженно рявкнул на нервах. Но миг - и уже более сдержанно: - Ничего. Здоров, - долгая, жуткая пауза, замечаю, как на лице пробивается не то удивление, не то злость: – Ясно! – гневно перебил собеседника. – Едем. С кем,  с кем, б***ь?! С ЖЕНОЙ!
 
Ошарашено опускаю взгляд, дрожь по телу.
 
Вдруг поворачивается ко мне Еремов. Сдержано:
- Шмотки  - завтра. А сейчас собирайся. Дела зовут. Одну  я тебя не ставлю. Со мной поедешь. Не знаю, кто там к тебе приходил, некогда разбираться. Всё потом… ЖИВО!
 
***
Сесть в авто – и зажать педаль газа.
Мчали… далеко  от дома: от моего, от его. За город. По трассе – в никуда.
Спросить – не решаюсь. Да и не скажет. Судя по всему: я всегда буду в стороне от его той, другой жизни. Что, возможно, и не худший… вариант.
 
Нервно сглотнуть слюну и отвернуться в сторону. Взгляд за окно.
Евсеев.
Не знаю уже… Раз Еремов так уверен, раз он «сам»…
Черт. Но я готова клясться, что там, во дворе был Евсеев. Что его голос я слышала через дверь.
Да и оно более разумно: невозможно этого демона вот так просто убить. НЕВОЗМОЖНО! Ничто и никто его не берет. Порой мне кажется, выстрели я ему в лоб – он все равно останется жив. Не знаю, какая неведомая, жуткая сила в нем – но она есть, и она им не просто управляет, движет, а оберегает его, хранит.
 
- А если это был Каренко?
- А? – кинул на меня в непонимании взгляд Гриша. – Что Каренко?
- Если там был Каренко?
- Ну-у, - повел, - в это я еще могу поверить.
- Нет, не у меня, - перебиваю. – Запах Евсеева я везде узнаю. Мне сложно это объяснить, но… Короче, - хмурюсь, качая головой, понимая, что веду не туда, что еще хуже сейчас сделаю. – А что если… ты, - «убил»? сказать «убил»? – «остановил» Каренко. Они очень похожи. Погоди, - обомлела я от прозрения. – Все сходится. Подражатель – нелепый, глупый, наивный, с мечтой как у него. Отличная рокировка, алиби, отвод глаз. А дальше сам Евсеев становится Подражателем на Подражателя. Дела творит – а шишки на друга валяться. И если что – пострадает исключительно тот. Пострадает Каренко. Он явно не рассчитывал на наш с тобой союз, но что мои ребята, друзья, бросятся его душить – это непременно. Вот почему они так похожи. Вот почему из всех – именно Каренко. Чтобы если и убили, то не его. Спорим, все мелочи, даже вещи в кармане, одежда сама – все было Евсеева, все штрихи стрелками указывали на этого ублюдка. Вот только… ни тело, ни душа – отнюдь не демона. Глупого, слепого, наивного, доверчивого преступника. Но не демона…
 
Пристальный, с вызовом взор на Еремова, ища подтверждения своим словам.
Но молчал. Лишь нервно кривился, играл скулами, пристально всматриваясь на дорогу.
 
Внезапно вновь шорох, звук вибровызова, вот только уже мелодия другая. Мой телефон.
Мигом ныряю в карман. Взгляд на экран: «Фирсов».
- Кто там? – бросает косой, отчасти машинальный, пустой взор Гриша.
- Макс. Фирсов, - несмело отвечаю. – Принять?
Глаза в глаза. Странно улыбнулся:
- Прими.
И вновь взгляд перевел на проезжую часть.
- Слушаю?
Торопливое, серьезное, на грани надрыва:
- Если ты с ним – то беги.
… гудки.
 
В ужасе, в непонимании уставилась я на дорогу: входим в поворот, и вдруг буквально нос к носу столкнулись с преграждающими путь автомобилями (часть – даже с мигалками).
- НАЗАД! – визжу, словно ополоумевшая.
Резко реагирует: по тормозам, разворот – и, вдавливая педаль газа до упора, мчим долой.
- Что сказал? - бросает жесткое.
- Сказал бежать.
- Понятно… Вот, с*ка… - гневно пнул баранку.
Но миг - и уже крутит руль, ловко входя в очередной поворот. А сзади отчаянно ревут хищники, так голодно, яростно  требуя в свои лапы улизнувшую  дичь.
- Кто? Что случилось? – испуганно шепчу.
- Не знаю, - рычит и снова занос. – Б***ь! Реально, не знаю! Отрываться надо. По трассе нельзя: железно и там тупик.
Вдруг сбрасывает скорость – чуть в сторону и прямо в лес. Прыгая по кочкам, как по пружинам, мы рвались в никуда… Ловко, на грани чистого везения, проскальзывали между стволами деревьев, что буквально стеной стояли впереди. Еще миг – и резко по тормозам - едва кубарем не пошли вниз.
Обрыв. По бокам – густые заросли.
- ВЫХОДИ! – командует. И сам тут же выныривает наружу.
Достал пистолет. Схватил за руку.
По гребню, по краю обрыва, хватаясь по пути за ветки, как за спасательные страховки, дабы вовсе не сорваться вниз.
Послышался вдалеке стук дверей.
Прибавить скорости: бежим, на пределе, путаясь в собственных ногах.
Задыхаюсь.
И снова чертова боль в груди, которую я бы безумно хотела не замечать, но каждый раз она все сильнее, пронзительнее, и уже даже золотистые звезды в глазах на темных пятнах не дают четко видеть, куда ступаю шаг.
- Хорошая моя, пожалуйста! - тянет уже силой меня за собой. – Шустрее, зай!
Миг – спотыкаюсь и падаю, в глазах темно, в груди уже не камень, а валун – вдохи делаю лишь осознанно, силой. Нет во мне больше… сил жить. Реву, отчаянно.
Присел. Схватил мое лицо в свои руки.
- Ты слышишь меня? Том! Тома, ответь!
- Да.
- Оставайся здесь. Жди их. Сразу сдайся – ничего не будет. Скажи, силой уволок. В заложники взял. Жизни угрожал. Что угодно плети – не страшно. Ничего не бойся. Если начнут давить, если видишь, что не справляешься, что могут не как  свидетелем пустить – звони Ефиму. В любое время, в любой момент. Не страшно. Он поможет. Бесплатно. Выгородит тебя. Через Борю его найдешь. Кузнецову доверяй. Я вернусь по тебя. Как смогу – вернусь. Обещаю.
Еще миг – и оторвался. Разворот - помчал прочь...
 
Дикий, обреченный стон, писк… словно сама моя чертова жизнь вырвалась наружу.
Рухнула лицом наземь, в грязь, в труху - и горько завыла, отчаянно грызя кулак, дабы не выдать заранее… ни себя, ни его…лишним звуком.
 
 
Глава 22. Послевкусие
 
***
Сидя на голой земле, жадно поджав под себя ноги и нервически качаясь, шатаясь из стороны в сторону, бессмысленно пялилась я в одну точку.
Не сразу даже поняла, что кто-то что-то кричит мне. Приказы. Угрозы. Требования...
Плевать. На все - плевать. Конец. Всему конец.
Подошел, склонился, несмело коснулся плеч.
- Балашова! – в очередной раз прозвучало, встряхнув мое тело, словно неживое,  прежде чем окончательно я поняла, осознала вокруг творящееся. – Посмотри на меня!
Нехотя подвожу взгляд.
Фирсов.
Отворачиваюсь, опускаю очи, вновь бесцельно потупив взор в землю.
- Кому тут врач?! – послышалось где-то сбоку.
- Ей! Вот. У нее лет восемь назад была трансплантация сердца. На таблетках.
Присела рядом со мной медработник.
-