В селе она появилась незаметно, как из небытия, зимним вечером, одетая в нелепый балахон, стоптанные ботинки, с чёрным платом на голове и с младенцем на руках. Приветила её в своём доме Мельничиха, вдова Ефима Мельникова, георгиевского кавалера, сложившего голову в боях год назад.
Но мимо начальства не проскочишь. И дня не прошло, как явился урядник Савватеев с вопросом ,кто такая. Впрочем, его прежде всего интересовала сама хозяйка. Уж больно соблазнительной была вдовушка. Но и дерзкая, и своевольная.
С тех пор, как Ефим привёз молодую жену из дальних краёв, сильно переменился. Черноокая казачка Агафья всем показала, кто в доме хозяин, и скоро прозвали её Яга за характер и непокорность. И боялись, но и уважали, ибо занималась знахарством весьма успешно. Правда, считали ведьмачкой, но потихоньку, чтобы не рассердить.
- Милейшая Агафья Тимофеевна! Слышал, что в доме у вас постоялица объявилась. Кто такая и откудова? Время нынче сами понимаете неспокойное.
- Донесли уже? Ну и любопытные бабы! Ну ништо, попомню их настырность. А ты, сын Савватеев, зря пыхтишь. Сродственница это моя, дальняя. Беженка. Больная и с дитём малым. Без сознания нынче, в лихорадке. Намаялась. Ты бы лучше помог девочку окрестить, пока жива ещё душа.
- Так документ нужон. Как без бумаги? Какого рода-племени и откуда прибыла.
- Тебе бы только бумаги справить. Есть у неё бумага, да вся размякла в кармане. Сумеешь прочитать — новый выпишешь. Или жди — может оклемается, всё и узнаешь. А пока не тревожь меня. Выходить надобно и молодицу, и дитятко малое. Так что не беспокой меня попусту, а то ты меня знаешь!
И правда, ему ли не знать, на что горазда Мельничиха. И не тронешь — вдова героя! А потому отстал с расспросами, и со священником дело уладил . И дали малышке имя Анастасия.
Юная мать хворала долго, но Мельничаха своё дело знала туго, с того света вывела, на ноги поставила. И Настеньку выходила, не дала загибнуть девчоночке. К весне постоялица оправилась, и на свежий воздух, на солнышко стала выбираться, но была так слаба, что и говорить трудов стоило. Но поведала: бежала из Бессарабии от войны, всех родных потеряла, муж как в воду канул, а она чудом сумела дойти до Москвы, где и родила доченьку. Да только и там пристанище не нашла, добрые люди помогли едой и одеждой, в поезд посадили. А как в село добралась и не помнила. И имя — Милица Баярко, дворянка. Правда или нет, кто мог разбираться, так что документы выписали, а уж как жить будет — на волю господа.
Как окрепла, первым делом в церковь — помолиться, свечку поставить за спасение. Странно, но в селе на неё смотрели с опаскою и суеверием. И прозвали боярыней: черноокая и чернобровая, но лицо белое, ни кровиночки. А глазищи огромные, и в них такая вселенская боль, хоть икону с неё пиши. И руки белые, пальцы тоненькие, и перстень на левой руке с камнем алым. Одевалась в чёрное, как монахиня, и на голове — чёрный плат плотно повязан. И приветил её батюшка и к работе в храме приспособил. Жить осталась у Мельничихи вместе с дочерью, поговаривали, что ведает тайное знание и тем помогает в лечении, а ещё — имеет богатство и немалое, ибо живут благополучнее других селян. А тут ещё старуха Егоровна случаем застала чернавку за исповедью. Грешно, но уши навострила. Ах, как плакала и винилась та «боярыня», всё шептала - «Это ад, ад кромешный! Всю душу вывернули, испоганили!» Но как не поведать всем об услышанном? И затаили бабы страх перед этой мученицы или грешницей — как понять?
Дни летели незаметно, и до села дошли лихие времена. Мало войны, так революция, новые власти, иные порядки. Правда, бои миновали стороной, но новости сказывали страшные. Кто-то радовался новой жизни, а кто добро припрятывал и жил надеждой, что эта новая власть ненадолго. Не может того быть, чтобы всякая голытьба распоряжалась и повелевала. Но селяне старались жить потише, и любую власть принимали с низким поклоном.
И впрямь — время было не то, что неспокойное, но и непонятное. Появились лихие люди, не щадившие никого. И это было страшно.
Так в один из летних дней налетела такая оголтелая банда, председателя сельсовета расстреляли походя, стали искать активистов, чтобы разделаться с «комиссарами», но пуще всего бросились по домам, хватая всё, что на глаза попало, есть и пить. Часть во главе с атаманом обосновалась во дворе местного лавочника, бывшего старосты. Выгнали из дому домочадцев и детей, оставив женщин для обслуживания. Гуляли так лихо, что хозяин не чаял избавиться от непрошеных гостей. И не нашёл ничего лучшего, как не поведать атаману о «боярыне», которая наверняка скрывает свои богатства.
Сказано — сделано: атаман с помощником и доносчиком в автомобиль, лихо подъехали к дому Мельничихи, ворвались с грохотом, но грабить сразу не стали — с вопросами к Милице пристали. А что могла ответить пьяным разбойникам? Отказом раззадорила главаря ещё больше. Схватили, во двор выволокли, одежду сорвали и к яблоне привязали. Только на миг остановились, когда с головы плат скинули: женщина молодая, а волосы будто снегом покрыты.
- Сказывали, мадамочка, храните вы драгоценности, а это никуда не годиться. Именем революции все подлежит реквизиции, так что выкладывай всё, а не то...
- Нет у меня ничего, еле от ворогов сбежала, откуда богатство?
- Кто тебе поверит, барынька? Один перстенёк чего стоит! - и со смехом руку вывернул, с тонкого пальчика колечко содрал и стал рассматривать. В раже и не заметил, что над селом туча чёрная нависла, а издалека будто пушки гремят.
- И давай-ка побыстрее думай, некогда мне. А коли упрямиться будешь, твою девчоночку на твоих глазах пристрелю. - и сделал знак своему помощнику, чтобы малышку привёл, но тому на дороге Мельничиха встала с топором в руке.
- Нет у нас ничего ценного, а ребёнка моего не тронь, тебе же хуже будет.
Атаман со смеху аж присел с наганом в руке.
- Ты, дурья башка, мне угрожаешь? Да что ты можешь сделать,
связанная по рукам и ногам. Я твой господин, в моей воле тебя казнить или миловать. Захочу — отпущу, а захочу — по кругу пущу. Редкая птичка — дворяночка.
- Своей судьбы никто не знает, а за твоей спиной смерть стоит.
Как не храбр был атаман, но в страхе оглянулся, а пленница так дико захохотала, что у всех, кто присутствовал, кровь застыла от этого дьявольского смеха.
- Замолчи, ведьма! Ишь, развеселилась. Где моя смерть не тебе решать, а твоя вот где! - и пригрозил наганом.
- Прокляну! - вдруг проговорила женщина низким голосом, прозвучавшим зловеще. Она выпрямилась, седые волосы ветром разметало, а чёрные глаза словно загорелись.
- Замолчи, проклятая! - в ужасе закричал смельчак и бешенстве стал стрелять без разбору. В это время внезапно налетел вихрем ветер и с такой силой, что деревья погнулись, а с яблонь снарядами полетели яблоки. Небо раскололось надвое, стало светло, как днём, от чудовищной молнии, грянул такой гром, что все присели и прикрыли руками головы. И хлынул дождь сплошной стеной. А над селом вспыхнуло зарево. Невольные свидетели - соседи бросились бежать без оглядки, атаман со своим подручным шатаясь и скользя на вмиг намокшей земле добрались до машины. Взревел мотор, и автомобиль словно взлетел над дорогой, исчезнув за околицей.
А в это время в центре села факелом полыхал дом бывшего старосты.
Буря так же внезапно утихла, тучи уплыли дальше, молнии сверкали уже в отдалении, и раскаты грома уже не казались такими страшными. Но ужас от увиденного потряс всех. За считанные минуты от дома остались обгорелые развалины. Там заживо сгорела почти вся банда, устроившая пьянку. Чудом не погибла семья лавочника, потому что разгулявшиеся молодчики выгнали всех из дома. Из уст в уста передавали весть, как случился пожар: молния стрелой упала на дом, и огонь взвился до небес. Дождь не позволил пожару перекинутся на другие постройки. Неудивительно, что эта ночь была бессонной для большинства селян, а ранним утром лавочник Митрохин со всем семейством спешно покинул родные места, и пропал без вести.
Тем временем Агафья, ругаясь и обливаясь слезами, упоила малышку в спасительный сон, а сама пошла в сад и при свете луны отвязала мёртвую и на руках отнесла в дом. Омыла её , сокрушаясь: сколько раз стрелял в женщину бандит, а только всё мимо, одна единственная пуля попала прямо в сердце. И как же жаль совсем ещё молоденькую, пережившую страдания и безвинно убиенную. Как сумела - обрядила во всё черное, седину волос спрятала за платком, свечи зажгла и ночь молилась за упокой. А с рассветом вышла в сад и отыскала перстень с камушком, что убийца в ужасе отбросил. Отмыла и спрятала за божницу для сохранности.
Утром селяне вышли, чтобы при свете дня рассмотреть получше, что сотворила гроза на селе. И вспомнили о том, что происходило у Мельничихи. Увиденное потрясло и сильно напугало: подсыхающая земля была усыпана яблоками вперемежку с гильзами, а в доме покойница. Но в стороне не остались, кто что мог принёс на похороны и поминки.
Днём же в село въехал конный отряд и два «комиссара» на машине. Стали выспрашивать, что и как случилось, особо интересовались, как сгорел митрохинский дом, не было ли поджога. Впрочем, от молнии в ту пору пожары были нередкими. Затем побывали и у Мельничихи, всё осмотрели и переспрашивали, знает ли Агафья за что бандюганы измывались над девушкой. И всё записывали и записывали. Тем временем пришла новость: атаман со своим подельником на машине ,видно желая перебраться на другой берег, не рассчитали и утонули рядом с бродом. Разумеется, никто и не пожалел.
Как и положено, Милицу похоронили на местном кладбище чин-чином, и крест поставили, и поминки справили. И на этом бы успокоится, но вдруг вспомнили о том, как кричала несчастная перед грозой и как угрожала проклятием. И решили — точно ведьма, не иначе. Ведь именно тогда и началась гроза, и молния ударила именно в тот дом, где пьянствовала банда, да и главарь погиб как-то странно. Припомнили и слова её исповеди об аде. Мельничиха, услышав разговоры, пришла в ярость:
- Кончайте, дурьи бабы, сплетни небывалые разносить. Пошто безвинную страдалицу вспоминаете нечестиво? Это ж надо, напридумывали невесть что. Смотрите, услышу хоть раз, грех на душу возьму, порчу на вас напущу. Можете меня величать ведьмой, а её оставьте в покое.
Напугала сильно, только долго ещё ходили пересуды шепотком, пока со временем и не забылось.
Настенька, дочка Милицы, так и осталась жить у Агафьи — крёстной матери, да и документы в ту ещё пору были выправлены на неё, ибо не надеялись, что беженка выживет. Тася, как стали все называть девчонку росла тихой и задумчивой, а уж для Мельничихи первая помощница. Та и нарадоваться не могла на птичку-невеличку, учила её знахарству, чем и жили. А как девочка подросла, люди стали замечать, что черноглазая справляется с недугами даже лучше Агафьи. И словами утешит, и руки тоненькие касаются невесомо, и всё заживает быстро. Разом припомнили о погибшей: ой не спроста это, знать, ведает колдовство, не иначе ведьма. Но шепотком и с уха на ухо, чтобы не навеять на себя гнева ведьмочки и не лишится помощи.
Когда Тасе
