Разум и чувства, или Почему Волька доверился Хоттабычу?

ИМХО, и ничего более?
В конце прошлого века в постоянный обиход, с лёгкой руки интернет-сообщества, вошла русская транслитерация английского акронима ИМХО, означающего «по моему скромному мнению». 
– Волга впадает в Каспийское море.
– Чем вы это сможете доказать?
– Данный факт известен всем и в доказательствах не нуждается.
– Кому – «всем»? За всех не нужно говорить! Если факт известен вам, то это вовсе не значит, что он известен всем...
– Да как же?! Любую географическую карту возьмите – сразу увидите!
– Ничего я брать не буду! У меня другое мнение, и вы меня не переубедите!
Примерно по такой схеме (возможно, приведён несколько утрированный её вариант) ведутся «научные» споры на форумах в интернете, в различных ток-шоу. Гости в студии делятся своим опытом, доказывая себе и зрителям собственную правоту. Криком, жестами, демонстративным уходом или выплёскиванием стакана воды в лицо оппоненту, наконец, крепким словцом или даже потасовкой может закончиться как пленарное заседание Госдумы, так и встреча политиков.
Если у человека есть своё мнение, то даже научные факты бессильны. Речь идёт о личном опыте, о мифологии и убеждениях, без которых человеку жить невозможно.
 
Важность чувств?
«Довод слаб – повысить голос», – обозначил на полях своего доклада Уинстон Черчилль. Заканчиваются доводы и аргументы – в ход идёт «тяжёлая артиллерия» ярко выраженных эмоций. Невольно вспоминаются слова Городничего из комедии «Ревизор» Н. В. Гоголя о местном учителе: «Он учёная голова – это видно, и сведений нахватал тьму, но только объясняет с таким жаром, что не помнит себя. Я раз слушал его: ну, покамест говорил об ассириянах и вавилонянах­ – ещё ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я не могу вам сказать, что с ним сделалось. Я думал, что пожар, ей-богу! Сбежал с кафедры и, что силы есть, хвать стулом об пол. Оно, конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?»
И это писательское наблюдение пришло к нам из XIX века. Значит, эмоции существовали, даже порой перехлёстывали через край? Да, – согласимся мы, – но и осуждались, не были нормой.   
Нам выпал уникальный шанс наблюдать тот самый поворот в познании человеком окружающего мира, который связан с обращением к признанию важности чувственного познания, интуитивного постижения истин, к признанию ценности любого человеческого «Я» и его чувств. И здесь необходимо определиться с той степенью свободы, которая допустима, которая не сделает больно другому такому же «Я», не оскорбит его чувств.
Как нам следует поступать? Выпускать из бутылки джинна «свободы мнений», чтобы узнать, подобно экзаменатору Вольки Костылькова, что «Земля покоится на шести слонах, а те, в свою очередь, стоят на огромной черепахе»? В истории, о которой нам поведал писатель Л. Лагин, реакция одноклассников была однозначной: все «умирали со смеху». В то же время говорящий устами Старика Хоттабыча Волька умирал от стыда, попав в ловушку «незнания» существующей и принимаемой всеми истины. 
Самое интересное в этой ситуации то, что ни вышедший из транса Волька, ни экзаменатор, ни кто-либо ещё, обладающий непререкаемым авторитетом в данной области или являющийся признанным экспертом, ни за что и ни при каких условиях не смог бы изменить мнение Хоттабыча.