На золотом крыльце ...

освободили его впервые в жизни и сделали по-настоящему счастливым.
Ночное небо казалось куском бархата с наклеенными на него бумажными звездами.
«Разве есть пределы человеческой алчности? Сначала она появляется, как червь в яблоке, потом грызёт тебя изнутри, настойчиво скребет душу сморщенной куриной лапкой, наконец, покрывает человека изнутри своей липкой субстанцией и лохматой паутиной, изматывает его, высасывает все соки, чтобы, в конце концов, убить. И все ему мало… мало…мало…и человек не замечает в жизни самого главного - маленькой и трепетной девочки, которая так нежно и нелепо держит в руках и греет твоё измученное сердце!» Почему эта девочка заставила вдруг его исповедоваться перед самим собой, содрать коросту вечной нелюбви и фальши? Что в ней такого? что необыкновенного? Вся эта мишуровая, упакованная в яркие дорогие обёртки из дорогого магазина жизнь, где мораль абсолютно аморальна, а в сущности, прогорклое и никчемное существование, обозначенное стяжательством и жаждой денег, - эта страшная жизнь унеслась, как старая разбитая повозка с деревянными колёсами, гремя на камнях и подпрыгивая на ухабах, оставляя за собой лишь облако едкой серой пыли…
Последний день круиза был без захода в порты, в море. Он подошёл к ней, взял за руку и сказал:
- Ты помнишь-сегодня последний день. Ты зайдёшь ко мне? Это сьют на 4 –ой палубе, и давай все же выпьем вина, хотя я знаю, что ты не пьёшь. Фрукты я закажу.
- Да, я приду в восемь…
Ровно в восемь она появилась на пороге его каюты, слегка загорелая, в вечернем платье с ниткой жемчуга, сияющая и счастливая. На ее щеках блестели капельки морской воды.
Сахарно-медовый филиппинец тщательно сервировал экзотические фрукты и игристое рубиновое вино.
« Подожди! Боже, прости, я совсем обо всем забыл и растерялся. Я - за цветами!».
Он вышел и через 10 минут принес ветку оглушительно-удушающе пахнущих белых лилий.
Они выпили.
Он медленно погрузился в счастливую мягкую дремоту, как будто бы его приняли в тёплые объятия вод Средиземноморья, где совершают свой подводный обряд и крестный ход рыбы и моллюски, гоняют наперегонки мальки на прозрачном, прогретом солнцем мелководье, а по дну ковыляет краб по только ему ведомым делам, а там, далеко-далеко, уже в океане, прокладывает свой маршрут гигантская морская черепаха. Багряный диск солнца заходил за кефирные облака. Он улыбался искренне и глупо, как ребенок.

Маша, ты молодчина! Приятно иметь дело с профессионалом.
Мы даже не рассчитывали, что все произойдёт так быстро - он ведь умным перцем был. Но, как говорят, на каждую хитрую жопу, есть тра-та-та с винтом… Гонорар тебе готов. Просто гора с плеч.
А чем ты его так? Циан? Мышьяк?
- Нет. Он просто умер от счастья.
А вообще, это не твоё собачье дело;
это моё « ноу хау»,
и сухо поинтересовалась:
«Где деньги?»

* Вы не возражаете? ( англ.)