времени по закону причинности, — вызвала конфликт с духовными формами различных религий. И если само естествознание ломает эти узкие рамки — как оно это сделало в теории относительности и в еще большей мере способно сделать в квантовой теории, о которой мы теперь с таким жаром спорим, — то соотношение между естествознанием и тем содержанием, которое хотят охватить своими духовными формами религии, начинает выглядеть опять-таки иначе. Возможно, благодаря тем закономерностям, с которыми мы ознакомились за последние тридцать лет истории естествознания, мы достигли большей широты мышления. Скажем, понятие дополнительности, которое Нильс Бор теперь столь энергично выдвигает при интерпретации квантовой теории, вовсе не ново в гуманитарных науках и в философии, хотя оно и не формулировалось так явно. Но тот факт, что оно выступает теперь в точных науках, означает решительный сдвиг. Ведь с его помощью мы впервые начинаем понимать то обстоятельство, что представление о материальном объекте, якобы совершенно независимом от способа наблюдения этого объекта, является лишь абстрактной экстраполяцией, которая никакой действительности не соответствует.
Ольгерд сделал паузу, и тут вмешался Макс Борн:
— Весь этот спор, господа, не имеет никакого смысла. Наука оставила вопрос о Боге совершенно открытым. Наука не имеет права судить об этом. Многие ученые верят в Бога. Те, кто говорит, что изучение наук делает человека атеистом, вероятно, какие-то смешные люди.
— Не наше дело предписывать Богу, как ему следует управлять этим миром, — поддержал его Нильс Бор.
К европейским физикам присоединился американец Артур Комптон:
— Для меня вера начинается со знанием того, что Высший Разум создал Вселенную и человека. Мне нетрудно верить в это, потому что факт наличия плана и, следовательно, Разума — неопровержим. Порядок во Вселенной, который разворачивается перед нашим взором, сам свидетельствует об истинности самого великого и возвышенного утверждения: «В начале — Бог».
За столом Уицрик поднялся ропот. Олег прямо заявил, что ученым впору надеть сутану. Ольгерд высказался более мягко. Он предположил, что аксакалы от науки, видимо, исчерпали себя в поисках истины и готовы приписать свое бессилие вере в высший Разум, осознание коего им не подвластно. Он предложил подключить к диалогу о боге и религии молодых физиков.
Вот один из них, двадцатипятилетний полный сил и энергии радикально настроенный Поль Дирак, который к терпимости не слишком расположен. Все обратили взоры на молодого ученого и с интересом начали слушать его монолог:
—Я не понимаю, почему мы здесь говорим о религии, — произнес он. — Если не кривить душой, а это долг ученого, то нужно признать, что религии высказывают явно ложные утверждения, для которых нет никакого оправдания в реальности. Ведь уже само понятие «Бог» есть продукт человеческой фантазии.
Можно понять, почему первобытные народы, более беззащитные перед всемогуществом природных сил, чем мы, от страха обожествляли эти силы и таким путем пришли к понятию божества. Но в нашем мире, когда мы осмысливаем закономерности природы, подобные представления уже не нужны. Я не вижу, чтобы признание существования всемогущего бога как-то помогало нам. Но для меня вполне очевидно, что такое допущение ведет к постановке бессмысленных споров, например к вопросу, зачем бог допустил несчастье и несправедливость в нашем мире, угнетение бедных богатыми и весь тот ужас, который он был в силах предотвратить. Если в наше время кто-то еще проповедует религию, то вовсе не потому, что религиозные представления продолжают нас убеждать; нет, в основе всего скрывается желание утихомирить народ, простых людей. Спокойными людьми легче управлять, чем неспокойными и недовольными. Их и легче использовать или эксплуатировать. Религия — это род опиума, который дают народу, чтобы убаюкать его сладкими фантазиями, утешив, таким образом, насчет гнетущих его несправедливостей. Недаром всегда так быстро возникает альянс двух важнейших политических сил — государства и церкви. Обе эти силы заинтересованы в сохранении иллюзии, будто добрый боженька если не на земле, то на небе вознаградит тех, кто не возмущался против несправедливостей, а спокойно и терпеливо выполнял свой долг. Вот почему честная констатация того, что этот бог есть просто создание человеческой фантазии, считается худшим смертным грехом».
Вздох облегчения вырвался за столом Уицрик, Ольгерд даже начал аплодировать, а Олег не преминул отпустить колкость:
— Мать честная, да это новоявленный Карл Маркс, не иначе! Вот откуда «опиум»!
— Я в принципе отвергаю религиозные мифы, — продолжал утверждать Поль Дирак, — хотя бы уже потому, что мифы различных религий противоречат друг другу. Это ведь чистая случайность, что я родился здесь в Европе, а не в Азии, и от таких вещей не может зависеть, что истинно и что нет и во что я должен верить. В конце концов, я могу верить лишь в то, что истинно. Как мне следует поступать, я могу решить исключительно с помощью разума, исходя из той ситуации, что я живу в сообществе с другими людьми, за которыми я принципиально должен признать те же права на жизнь, каких требую для себя. Поэтому я обязан заботиться о справедливом распределении благ, ничего другого не нужно; а все разговоры о божественной воле, о грехе и раскаянии, о потустороннем мире, на который мы должны ориентироваться в своем поведении, служат просто для маскировки суровой и трезвой действительности.
И если религию все еще преподают, то это отнюдь не потому, что ее идеи по-прежнему убедительны для нас, а потому, что некоторые из нас хотят держать низшие классы в покорности. Покорными людьми гораздо легче управлять, чем бунтовщиками и недовольными. И их также намного легче эксплуатировать. Религия — это своего рода опиум, который позволяет убаюкать народ несбыточными мечтами и, таким образом, забыть о несправедливостях, которым постоянно подвергаются люди.
— Ну точно, так и есть. Религия — опиум народа. Ничего нового. Повторяетесь, батенька! Все это мы уже слышали, — махнул Олег рукой. — Но как сразу стало легче дышать! Видимо, опиум уже действует.
Тем временем, Нильс Бор, ознакомившись с мнением Поля Дирака о боге, взял его под защиту и тут же заявил: «Так говорить о религии, конечно, нельзя. Правда, мне, как и Дираку, чужда идея личностного бога».
Дирак поблагодарил его и сказал в заключение:
— Природе присуща та фундаментальная особенность, что самые основные физические законы описываются математической теорией, аппарат которой обладает необыкновенной силой и красотой. Мы должны просто принять это как данное. Ситуацию, вероятно, можно было бы описать, сказав, что Бог является математиком очень высокого ранга и что он при построении Вселенной использовал математику высшего уровня.
Оказывается, одна из основных особенностей природы заключается в том, что законы фундаментальной физики описываются очень изящными и мощными математическими теориями. Для понимания этих теорий нужно быть математиком высокого уровня. Вы можете удивляться: почему Природа устроена таким образом? Единственное, что можно ответить на современном уровне знаний, — Природа таким образом сконструирована. Остается только принять это. Другими словами, Бог — математик очень высокого уровня, и Он использовал самую совершенную математику при создании Вселенной. Наши слабенькие математические усилия позволяют нам понять устройство лишь маленького кусочка Вселенной, и, по мере дальнейшего развития математики, мы надеемся понять устройство Вселенной лучше.
Откуда ни возьмись в спор вмешался Леонард Сасскинд, профессор теоретической физики в Стэнфорде:
— Я не верю в то, что Вселенная была целенаправленно создана неким Абсолютом. Я верю, что она появилась в силу тех же причин, что и человек. Разумеется, до Дарвина все выглядело так, как будто человека создал творец. Это вполне естественная мысль: только сущность еще большей сложности — нечто непостижимое и совершенно прекрасное — может сконструировать столь непростой организм и головной мозг. Однако потом этому нашлось намного более прозаичное объяснение — человек, как выяснилось, появился в результате случайной мутации, произошедшей всего лишь из-за перемены в химическом составе атмосферы. Какие-то виды оказались более успешными, какие-то — не очень, кто-то выжил, кто-то — нет. Так что, по справедливости говоря, человека создала другая троица — случайность, статистика и законы физики. Думаю, что примерно то же самое можно сказать о Вселенной.
Ему в унисон вторил Роберт Колман Ричардсон, лауреат Нобелевской премии по физике:
— Я не верю в какого-то антропоморфного Бога, который каким-то чудесным образом сотворил Вселенную. Что касается жизни после смерти, то все, что я могу сказать по этому поводу: «Было бы здорово!» Но у меня нет ни малейшего основания думать, что она существует.
Уицрик после информации Вернера Гейзенберга и физиков предложила дать слово верующим, но четверка посовещалась и предоставила слово еще одному авторитету в физике — Стивену Уильяму Хокингу.
Хогинг сидел возле стола в инвалидном кресле и, казалось, внимательно слушал коллег. Его авторитет как ученого трудно оспаривать в современном мире, поэтому его мнение, как ожидалось, должно было подвести черту в прениях физиков:
— Если у Вселенной было начало, — резюмировал Хокинг, — мы можем предполагать, что у нее был и создатель. Но если Вселенная является самодостаточной, не имеет границы или края, значит, она не была создана и не будет уничтожена. Она просто существует. Где же тогда место для ее создателя?
— Вот ему верю, — заявил Олег. — Стивен один из наиболее влиятельных и известных широкой общественности физиков-теоретиков нашего времени. Основная область исследований Хокинга — космология и квантовая гравитация. Его главные достижения: применение термодинамики к описанию черных дыр; разработка теории о том, что черные дыры «испаряются» за счет явления, получившего название «излучение Хокинга». 21 июля 2004 года Хокинг представил доклад, в котором он изложил свою точку зрения на разрешение парадокса исчезновения информации в черной дыре.
— Очень хорошо, что хоть кто-то тебя вдохновил, — улыбнулся Ольгерд. — Мне тоже импортирует утверждение Хокинга, что Бог не мог создать Вселенную за семь дней, так как у него не было времени, ведь до Большого взрыва времени не существовало.
Вера в бытие Божие, кроме того, способствует представлению, будто покорность чьей-то высшей силе «угодна богу» и тем самым увековечивает структуры, которые в прошлом, возможно, были естественны, но для нашего сегодняшнего мира уже не подходят.
Тем временем Уицрик нашла дополнительную информацию. В 1981 году Хокинг побывал на конференции по космологии в Ватикане. После конференции Папа римский дал аудиенцию ее участникам и сказал, что они могут изучать развитие Вселенной после Большого взрыва, но не сам Большой взрыв, поскольку это — момент творения, а стало быть — дело Божье.
Позже Хокинг признался, что был рад тому, что Папа не знал тему лекции,
