возложения короны, она, стоя в лучах славы, — первая среди себе подобных, но возведенная на недосягаемую высоту только что свершившимся обрядом( католическим!), допустила к себе для произнесения клятвы верности (оммаж) в первую очередь не духовных, а светских феодалов, показав тем самым свое недовольство ими. Но то, что произошло потом, ввергло католических священников в ступор: когда перед причастием священник вознес над собой хлеб и вино — действие, считавшееся протестантами недопустимым, она вдруг встала и удалилась в небольшую часовню, оставив святых отцов в недоумении и негодовании, затем радостная отправилась на банкет. Продемонстрировав политическую ловкость, она была миропомазана и коронована по католическому обряду, не впав при этом в папистское идолопоклонство.
— Поистине ювелирная работа! — восхищенно воскликнула Леночка.
— Мало кто сознавал тогда, что на европейском небосклоне взошла политическая звезда первой величины, движение которой происходило по совершенно новой орбите отношений с народом и парламентом. Это было началом ее «романа» с нацией, который длился сорок пять лет. Во время коронации она надела на палец перстень и никогда не снимала его. Перед смертью призналась, что этим кольцом она обручилась с Англией. Как ошибались те, кто думал, что главную интригу в ее дальнейшей судьбе будет играть тот, за кого она выйдет замуж! Она не собиралась делиться с властью ни с кем, и это решение было непоколебимо.
Народ, жаждущий отмщения и гонения на католиков, очищения церквей от ненужной «рухляди» — икон, органов, пышных облачений, распятий и кадильниц, отмены месс, часто упрекал ее в нерешительности и медлительности. Но Елизавета не была фанаткой веры и проявила сдержанность, понимая, что противостояние приведет к религиозным войнам. «Я не хочу отворять окна в человеческие души», — говорила она. Когда один из капелланов предложил вынести орган, она сказала, чтобы он оставил инструмент в покое и не мешал ей наслаждаться музыкой. Для нее более важным был вопрос не веры, а удержания власти. Католическая Франция заявила о своем праве на английский престол, и только поддержка Филиппа II, который вовсе не хотел, чтобы вслед за Шотландией Франция распространила свое влияние и на Англию, спасла ее. Но и он был католик, поэтому Елизавета не могла допустить, чтобы весь католический мир во главе с папой, не признающим ее законных прав на престол, ополчились против нее. Поэтому она и проявляла терпимость к католикам, подчеркивая при этом свою приверженность Реформации. Это была игра, лавирование на острие, а молодая королева была умелым игроком. Не было гонений — не было оппозиции, а это давало время утвердиться на троне. Она умела играть на противоречиях так, что и католики, и протестанты усматривали в ее действиях поддержку и поощрение каждый для себя. Одобрив «Акт о единообразии», предложенный протестантами-радикалами, Елизавета добилась главного политического компромисса — католики потеряли больше, чем рассчитывали, а протестанты получили меньше, чем надеялись. Это удивительное церковное урегулирование никого не устраивало до конца, включая и королеву, зато обеспечило мир и уберегло Англию от религиозных потрясений, терзавших Европу. Но самое удивительное было то, что обе стороны были в восторге от государыни, полагая, что она сделала все, что могла, именно в их интересах. Обе стороны в какой-то мере проиграли, и лишь королева выиграла.
— А что ты думаешь о трагическом пересечении судеб двух королев? — спросила Лена. — Ведь с первого дня царствования Елизавету преследовала тень шотландской кузины. Злой рок переплел их судьбы до такой степени, что каждая из них стала для другой демоном, зорко следившим за каждым неверным шагом, каждым промахом другой. Хотя они никогда не встречались лично, сама кровь и рождение обрекли их на соперничество. Детство полушотландки-полуфранцуженки протекало более безмятежно, нежели детство Елизаветы. Совсем юную девушку выдали замуж за французского принца, объединив в гербе трех английских львов с тремя французскими лилиями.
— Ты права. Претензии французского двора на английский престол постоянно муссировались по мере разгорания войны между католиками и гугенотами и скорей из-за влияния окружающих, чем от личной неприязни, у Марии сложилось высокомерно неприязненное отношение к незаконнорожденной. Но все изменилось после восстания протестантов в Шотландии, которых поддержала Англия, и гибели ее матери Марии Гиз. В девятнадцать лет она осталась вдовой, Франциск ІІ умер молодым, и ей, полуфранцуженке и правоверной католичке, пришлось вернуться в страну еретиков и врагов Франции.
— К тому же, к опасному соседству с той, которую с детства учили ненавидеть. Не тесновато ли было двум королевам на одном острове?
— Оказалось, что да. Наверное, поэтому историки противопоставляли их во всем: красавица Мария — против злобной старухи Елизаветы.
На самом же деле у них было много общего. Как и Елизавету, Марию нельзя было назвать красавицей (хотя это мнение навязывалось), а вот обаятельной — несомненно. Она тоже получила прекрасное воспитание, но рвения к наукам не проявила, зато, как и ее кузина, обожала верховую езду,
музыку и развлечения. Обе были светскими львицами, любили покорять и окружать себя поклонниками. Почти десятилетняя разница в возрасте не чувствовалась. Обе обладали политическим чутьем, способностью к лавированию и железным характером.
Ее первые шаги правления были похожи на то, что делала Елизавета,
с той лишь разницей, что ей пришлось действовать во враждебной обстановке. Мятежным подданным было трудно смириться с тем, что отныне у них будет королева-католичка, но очень скоро своим мягким обхождением и веселым характером она сумела покорить их суровые сердца. Правда, Мария царствовала, но не управляла, реальная власть находилась в руках лордов-протестантов Мэтланда и Мюррея — страстных приверженцев Елизаветы, которая помогла им во время мятежа. В такой ситуации никакие претензии на английский престол были невозможны, тем более,
Мария Стюарт утратила союзника в лице Карла IX, а Филипп II продолжал видеть в ней только француженку.
В головах Мюррея и Мэтланда созрел потрясающий план: раз Елизавета не намерена выходить замуж, почему бы ей не объявить Марию Стюарт преемницей, объединив таким образом Шотландию и Англию бескровно и безболезненно?
Марии этот план понравился, Елизавету же удивил. Она предпочла бы отказ Марии от английского престола, но все же в переговоры вступила. Тут же к шотландскому двору направились взоры бывших претендентов на руку Елизаветы: ведь в случае назначения Марии ее преемницей, им светил и английский престол. Снова завязалась интрига со сватовством, только уже вокруг Марии, и обе королевы вступили в новую игру, раскручивая интригу и держа в напряжении Европу. Три года велась переписка между «добрыми сестрами», которая более-менее примирила их. Может, при личной встрече они нашли бы общий язык, но она откладывалась под разными предлогами. Один из них — враждебное отношение к католичке Тайного совета Елизаветы. Они еще не забыли царствование Марии
Кровавой, к тому же, их не радовала перспектива четвертой правящей королевы. Они все еще надеялись, что Господь подарит Елизавете сына-
наследника.
Сама же Елизавета не спешила объявлять приемника при жизни — слишком велик был бы соблазн устранить ее преждевременно. Всех претендентов-католиков на руку Марии Елизавета отбрасывала, а протестантов не хотела сама Мария, и их партия зашла в тупик.
Неожиданный выход нашла сама Елизавета, предложив в супруги королеве англичанина, что могло устроить обе стороны. Однако имя претендента изумило всех, в том числе и жениха — это был возлюбленный Елизаветы Роберт Дадли.
Нельзя сказать, что она искренне хотела этого брака, да и Мария считала это унижением, тем не менее, переговоры продолжались еще целый год. В конце концов, Мария вышла замуж за другого англичанина, своего кузена Дарили без согласия Елизаветы, что окончательно испортило их отношения. Мария поняла, что Елизавета водит ее за нос и никогда не сделает преемницей. Она была не далека от истины.
Замужество Марии нарушило то равновесие, которого она добилась с трудом. Подданные возненавидели ее мужа-католика — заносчивого и глупого. Впрочем, не прошел и месяц, как Мария сама уже разделяла общее мнение о нем, стеная и проливая слезы, взывая о смерти. Как могла она влюбиться в это капризное, вечно пьяное ничтожество! Несчастная королева нашла утешение в придворном музыканте итальянце Дэвиде Риччо, который служил у нее секретарем и был фаворитом ее супруга. Когда общее недовольство этой позорной связью взбудоражило общество, Дарили на время протрезвел и решил положить конец скандалу, заколов фаворита шпагой у ног королевы. Мария с трудом оправилась от шока, и между супругами восстановился status quo. Вскоре родился наследник, и это был козырь в руках королевы, которой могли простить теперь все, ведь миссию свою она выполнила. Эта женщина перестала быть важна для шотландской знати и могла делать все, что хочет. Для Елизаветы же рождение наследника было малоприятной новостью, ведь появился еще один претендент на английский престол.
Возможно, если бы Мария оставалась холодной и рассудительной, она избежала бы смерти, но на ее пути стала новая страсть, отнявшая рассудок и инстинкт к самосохранению, в лице графа Босуэлла. Он был женат, да и Дарили стоял на их пути.
Босуэлл был из породы тщеславных и честолюбивых людей, привыкших все подчинять своей воле. Но если Елизавета никогда не позволяла себе терять рассудок, то Мария совершенно утратила его. Она пошла на уговоры Босуэлла убить своего мужа (возлюбленного Елизаветы Дадли тоже обвиняли в убийстве жены, но это осталось недоказанным). Вся Шотландия взорвалась негодованием, называя Босуэлла убийцей, а королеву шлюхой. Не взирая ни на что, они поженились 15 мая 1567 года, но медовый месяц был прерван восстанием протестантов. Босуэл бежал, королеву арестовали. Когда пленницу везли в столицу, толпы людей бесновались, требуя сжечь ее.
— Кажется, я поняла, в чем было подлинное различие двух королев, — воскликнула Лена. — Даже в ситуации с Риччо Елизавета не проглотила бы обиду, а вырвала б из рук убийцы окровавленную шпагу и пронзила его самого, отомстив за любимого. Разница была в самой жизненной философии двух женщин: каждая была готова к самоотречению и жертвам, вопрос лишь в том, каким богам они преподносились. Королева Англии принесла свою любовь в жертву тому, что считала превыше всего, — миру и покою королевства, его народа. Королева же Шотландии забыла о подданных, о королевстве, о долге, целиком отдавшись страсти.
— Несомненно, разница и в политической идеологии. В отличие от Елизаветы, полностью взвалившей на себя бразды правления и ответственность за судьбу государства, Мария была традиционалистской — она искала мужа, будущего регента, консорта или даже короля, чтобы переложить на него бремя власти, а самой предаться приватной жизни.
— Не было у нее мужского начала, не
