Верующий в бога - еще не Homo sapiens (Глава 21 - ДВЕ КОРОЛЕВЫ)

глупость».
Только Елизавета была за то, чтобы сохранить ей жизнь. Она не могла послать на плаху ту, которая искала у нее защиту.
Время шло, оно было беспощадно к обеим королевам. Нет ничего печальней стареющей женщины, привыкшей к обожанию и восхищению окружающих, но утратившей свою былую привлекательность. Поредевшие волосы, испорченные зубы, темные круги под глазами — это то, что видела Елизавета в ненавистном зеркале (она разбила все зеркала во дворце), не умеющем льстить своей королеве подобно куртуазным придворным. Одни руки оставались белыми и прекрасными. Королева старалась пышными нарядами и обилием драгоценностей отвести взгляд от недостатков, но лицо скрыть было невозможно. И все же, пятидесятидвухлетняя Елизавета выглядела намного моложе сорокатрехлетней Марии, которая за восемнадцать лет плена превратилась в дряхлую старуху, еле передвигающуюся на больных ногах. Лишь неуемный нрав никак не изменился под тяжестью времени. Обе королевы были так же энергичны в своих желаниях и честолюбии. Елизавета даже предприняла реальные попытки выйти замуж и родить наследника. Десятки лет велись брачные переговоры с сынами Катерины Медичи, но безрезультатно. Елизавета с удивлением увидела, что те, кто раньше умоляли ее вступить в брак, первыми стали его противниками, когда речь зашла о католической Франции.
У Марии тоже не остыл брачный пыл. Несмотря на запрет переписываться с внешним миром, она продолжала засыпать монархов письмами с мольбами о помощи. Она не знала, что все они успешно оседали в руках контрразведки. Продолжались игры с Нидерландами, была попытка женить на Марии сына Филиппа II и объединить два королевства под их правлением, но вскоре жених умер от чумы. Смерть часто забирала противников Елизаветы, но и ей грозила смерть, которая имела всегда одно имя — Мария Стюарт. Папа прямо призвал убить протестантку во имя торжества справедливости.
Очередная попытка избавиться от нее, отправив в Шотландию убийцу провалилась: подросший сын Марии Яков наотрез отказался делить трон с матерью, которую он никогда не видел и которая к тому же была виновна в смерти отца. Добрые отношения с английской «тетушкой» были для него во сто крат важнее, чем спасение неразумной матери, скомпрометировавшей себя.
Мария Стюарт была уличена в новых интригах против королевы, был раскрыт заговор с иезуитами, которые с согласия Марии готовили покушение на Елизавету и испанское вторжение.
Перехваченные письма стали приговором для «волчицы», загнанной в ловушку.
Два дня заседал трибунал, в который входили члены Тайного совета, 36 пэров Англии, судьи и ведущие знатоки права. Мария защищала свою жизнь с истинно королевской твердостью и достоинством, но они вряд ли могли перевесить уличающие ее обстоятельства. Суд признал Марию виновной.
Парламент подтвердил решение суда и принес его королеве для утвер­ждения. Елизавета снова не решилась сказать «да», предчувствуя международный резонанс и опасность крестового похода против Англии. Она решила подождать, хотя в душе давно решила, что живая Стюарт всегда будет опасна для нее.
Она ждала реакции Шотландии. Из Эдинбурга пришло письмо от Якова, в котором он говорил, что не желает смерти матери, но не против, чтобы ее убрали тихо, без громких политических спектаклей. Англия в тревоге ждала вторжения Испании и Франции, а Мария верила, что ее все же спасут. Наконец, 1 февраля 1587 года Елизавета подписала смертный приговор, взвесив и просчитав все, прежде чем обмакнуть перо в чернила. Казнь свершилась 8 февраля. В главном зале Фотерингейского замка соорудили помост с плахой. Восемь алебардщиков стояли на страже, всего присутствовало семьдесят дворян-протестантов. Королева Мария одетая во все черное, с белой вуалью на голове, мужественно взошла на помост, говоря своим слугам, что бедствия Марии Стюарт придут к долгожданному концу. Она гордо отклонила увещания епископа Питерборо обратиться перед смертью в «истинную» веру, помолилась и безропотно положила голову на плаху. Когда с криком «Боже, береги королеву!» палач поднял отрубленную голову, она выскользнула у него из рук, в сжатых пальцах остался лишь парик. К его ногам скатилась седая, коротко остриженная голова сорокачетырехлетней королевы, которую на целый час выставили в окне замка на всеобщее обозрение толпы.
Как ни странно, Елизавете потом всю жизнь пришлось оправдываться по поводу казни, которую совершили вопреки ее желанию. Невзирая на волю парламента, народа, трибунала, моральная ответственность ложилась на одну Елизавету, и со временем она осталась одна перед судом общественного мнения, смотревшего на нее с позиции другого времени и другой морали.
А тогда смерть несчастной королевы Шотландии мало значила для последующих событий. Вторжение испанской Великой Армады в 1588 году было местью не за королеву, а за Нидерланды и Зеландию, за Индию и Новый свет, за все унижения, которым англичане подвергли испанцев. ­«Господь дохнул, и они рассеялись», — гласила надпись на памятной медали в честь победы над Армадой. Все восхищались королевой, называя ее Глорианой — воплощением славы и победы. Для англичан она стала божеством.
Еще долгих восемнадцать лет длился самый удивительный роман этой женщины с тем, кого она ставила выше всего, — роман с народом, превратившимся в елизаветинскую эпоху из диких островитян на могущественную морскую нацию, мировую империю, господствующую и на морях, и на суше. 
В сравнении с Марией Стюарт, желавшей сохранить корону, но потерявшей голову, на которую ее следовало возложить, Елизавета, несомненно, доказала, что является представителем новой породы правителей, для которых корона — не просто украшение прелестной головки, а печать ответственности за целый народ, возложивший эту корону. Она опередила свое время, благодаря такому правителю, Англия становилась в авангарде истории.
Политики всех времен и народов могли бы поучиться на примере Елизаветы, как надо править: личные интересы не могут быть важнее государственных. Благо государства и народа должны быть высшей целью правления.
Врут те, что говорят, будто королева «умерла нелюбимой и почти неоплакиваемой». Ожидая смерти, она боялась раздеться и лечь в постель, простояв недвижимо целых пятнадцать часов, но обмануть судьбу на этот раз не удалось. Она скончалась 24 марта 1603 года в канун праздника Девы Марии. Королева-девственница, уходя, будто вручала Англию под покровительство Девы Небесной. Королева умерла, да здравствует король!
«Что остается от сказки, когда ее рассказали?» — спрашивала героиня писателя Льюиса Кэрролла. «Что остается от царствования, когда оно закончилось?» — спрашиваем мы.
Удивительно, но имидж, который упорно создавался самой королевой при жизни (даже в старости она запретила изображать себя некрасивой на портретах, кои тиражировались в неимоверных количествах), работал на нее и после смерти, создавая ореол святости. Она продолжала свою нескончаемую игру с потомками, заставляя их вновь и вновь очаровываться ею, обманываясь по поводу ее настоящего «я». Ее образ воскрес и зажил совершенно фантастической самостоятельной жизнью. В памяти народа стирался негатив, Елизавета возвращалась к ним во всем блеске своего величия, легендарной, веселой, «доброй королевой Бесс». Ее патриотизм, обручение с народом, образ «белого пеликана», морская героика и победа над Великой Армадой, воскрешали бессмертные слова: «У вас может быть более великий государь, но никогда не будет более любящего!»
С образом Елизаветы у добрых англичан сразу возникал запах моря, трепещущие паруса, а за плечами утонченной рыжеволосой леди в платье, усыпанном жемчугами, вставали морские волки во главе с Дрейком, бретеры, поэты. После нее осталось ощущение великой эпохи, молодой энергии и доблести.
Семнадцать монархов сменились после Елизаветы на троне Британии, но каждое новое поколение лишь убеждалось, что она — самая яркая величина среди них, эталон, к которому примеряли всех остальных. И очень часто, сравнение со «счастливым правлением Елизаветы», прозванным «золотым веком», было не в их пользу.
Но что же манит в этой женщине, заставляя видеть в ней нечто большее, чем исторический персонаж XVI века? Если стереть толстый слой белил с ее лица и отрешиться от ее невероятно пышных нарядов, то перед нами возникнет образ женщины-интеллектуала, политика новейшей формации, обладающего человеческой и государственной мудростью, вынесшей необыкновенную ответственность почти полувекового одиночного правления, не разделенного ни с кем. В истории отсутствуют примеры, когда судьба правителя настолько спаяна с судьбой страны.
Быть может, она, сама того не сознавая, была одним из самых сильных адвокатов свободы личности, развенчав предрассудки в отношении женщины и морали своей эпохи. Она унесла с собой тайну девственности, будучи больше чем мужчина и намного больше чем просто женщина. Она была королева, отважившаяся жить, как чувствует. Она была женщина, способная поступать так, как требовал долг.
Ольгерд и Лена с удивлением обнаружили, что наступил рассвет. Они провели ночь в обществе двух королев, окунаясь в волшебный мир куртуазного двора английской королевы. Уицрик должна быть довольна их работой, а им пора отдохнуть. Со словами: «Ты моя королева — единственная и неповторимая», — Ольгерд поднял на руки почти спящую Леночку и бережно унес. Сказка закончилась, а что от нее осталось — судить читателю.