Вот и сейчас окно было распахнуто. Александра тихонько подкралась к нему и уселась под самыми его створками, отметив, что Александр уже что-то говорит, и слышно его, как всегда, очень хорошо.
— ... Итак, друзья, в прошлый раз мы остановились на триединстве сущего нашей планеты. Триединство, как мы тоже убедились в этом вчера, термин чисто условный, имеющий собственное иероглифическое начертание, которое называется политеоглиф. Суть этого многомудрого понятия отражает сумму всего того ноосферного добра, что содержится на нашей планете. Он тождественен другому философскому понятию космогонического порядка — монотеоглифу, но, конечно же, во многом от него отличается. Они друг другу равны, но в то же время и постоянно друг друга превосходят, так как смысл функционирования местной ноосферы — постоянное превосходство самой над собой. Это две ипостаси одного и того же метафизического бытия...
Честно сказать, Александра слабо понимала, о чём идёт речь. Её больше содержания волновал сам голос Александра — неторопливый, проникновенный, мягкий — временами казалось, будто это и не голос даже, а звон серебряного колокольчика — так он ласкал девичий слух, производя внутри её чувствительного организма какие-то странные волнительные отклики. Дыхание у неё становилось глубже, основательнее. Не информативное содержание речи Александра входило в неё, но некая образность, целые каскады глубинных многомерных картин, в которых, между прочим, содержалось значительно больше мудрости, чем в школьных учебниках, написанных в незапамятные времена. Вся картина её жизни разворачивалась перед её мысленным взором в этот момент. Так ясно, так очевидно казалось ей в это время, что жизнь её обязательно сложится с жизнью этого необычного человека — Александра, в единое целое, что о другом она и помыслить не могла. Он её тёзка — и это ведь не случайно. Появился здесь сравнительно недавно — всего полгода назад по запросу местного Совета, чтобы подтянуть подраспустившуюся молодёжь в теоретической подготовке — и это тоже ведь не случайно. Она обязательно выйдет за него замуж в свой срок, означенный самой Кайстрой, владычицей этих мест. И тогда... Тогда новые дали откроются перед ними. Они уедут вместе с зироподиками в иные края — туда, где жизнь значительно разнообразнее и где они обязательно будут счастливыми. Конечно, счастливыми можно быть и здесь, но так хочется сочетания как можно большего количества перспектив...
— Александра? Так ведь тебя зовут? — раздалось тут над её головой.
Она встрепенулась от неожиданности и увидела, что Александр выглядывает из окна и с дружелюбием смотрит на неё.
— Может, наконец, зайдёшь внутрь? Чего под окошком сидеть? Тут у нас удобные столы и стулья. И тетрадки всякие есть — можешь выбрать любую.
От его прямого смеющегося взгляда она вспыхнула вся до корней волос, вскочила и, не помня себя от смущения, кинулась прочь, как горная серна, — только мелкие камешки полетели из-под её ног. И каждую секунду ей казалось, что вот сейчас раздастся за её спиной насмешливый хохот — и это будет хуже, чем приговор — она такого позора уж точно не стерпит. Но смех, к счастью, не раздался. За спиной было тихо — и уже у самого поворота она всё-таки не выдержала и оглянулась — Александр по-прежнему выглядывал в окно со всегдашним своим дружелюбием, готовый в любой момент её успокоить, прийти на помощь — и вот это было ещё хуже, так как совсем не объясняло её пугливой дикости, совершенно тут неуместной. А потом всё это схлынуло, потому что она вдруг отчётливо поняла, что ОН никогда, никогда, никогда не будет над ней смеяться, что это просто не в его природе, он всегда будет исключительно внимателен к ней, великодушен, терпелив... Потому что... Потому что так надо — такова мудрость мира, и иначе никак — да...
Она остановилась за поворотом, облокотившись о стену дома, и вспомнила, как однажды столкнулась с ним лицом к лицу. Это было совершенно неожиданно. Она только-только закончила чистку чарыжмы — и была перемазана с ног до головы зелёной суспензией, от чего походила на маленького чумазого дирижаблика, но он и тогда не рассмеялся, а только лишь улыбнулся, а потом легонько мазнул её по чумазому носу указательным пальцем, поинтересовался, не может ли чем ей помочь и, не дождавшись ответа, так как она, вытаращив глаза, просто одеревенела в каком-то столбняке, — пошёл прочь, посвистывая на манер птичек Киу в их брачный период — то есть нежно, проникновенно, глубоко... Во всяком случае, ей так показалось...
И вот сейчас, вспоминая ту, не такую уж и давнюю встречу (всего лишь четыре месяца назад она была) и нынешнюю — у окна, Александра сравнивала их, словно бы лелея, отмечала в них какой-то только ей понятный прогресс и тихо смеялась, так как не смеяться было нельзя — всё её естество распирало от счастья, и она лишь только шептала, едва осознавая смысл произносимых слов:
— Ну куда, куда я уеду!? И зачем? Тут моя жизнь — с ним, ради него! Вот вернусь сейчас и всё ему расскажу. Про себя, про него, про нас. Он обязательно всё-всё-всё поймёт. Ведь не может же быть иначе...
Александр между тем вернулся к прерванной лекции. Его ученики — полтора десятка оборванных сорванцов — смотрели на него широко открытыми глазами. Они тоже обожали своего учителя. Некое таинство наставничества творилось в аудитории — и дружелюбная планета готова была откликнуться на него всей своей материнской мощью. Воздух становился чище и нежнее. Далёкие радуги вспыхивали в небесах, украшая бытие невиданными красотами. Новые цветы, прорастая из каменистых почв, покрывали склоны горы разноцветными коврами. И волшебные звуки доносились ветрами из ущелий и долин, наполняя содержание воздухов глубокими мелодичными смыслами. И пряные медовые запахи ласкали обоняние. И казалось, что нет и не будет предела этим дарам — таким щедрым, таким совершенным, таким... А ведь действительно — на счастливой планете и впрямь не будет никакого предела...
16.03.2017 г.
Очень понравилось Ваше произведение. Оно пронизано искренностью и душевной теплотой.