— Подожди минутку, — обратилась к ней Маргарет.
Машинально она вынула кредитную карту и оплатила зеркало, даже не поинтересовавшись его стоимостью.
* * *
После многочисленных походов по антикварным магазинам обе женщины остановились перекусить в гостинице колониальной постройки в миле от своей. Кимберли, очевидно, войдя в раж тратить деньги мужа, заказала говяжье филе с жареной картошкой, сметану и пюреобразную желудевую тыкву. Маргарет же остановилась на салате под легким соусом от шеф-повара.
— Ты взяла лишь салат? — спросила Кимберли, когда официантка отошла от стола, приняв заказ.
— Нужно следить за весом.
Улыбка почти застыла на лице Маргарет, когда она посмотрела на подругу и увидела грусть в глазах.
«Не представляла в голове ее голос, когда смотрела в зеркало. Моя подруга жалеет меня!»
— Прости, я отлучусь на минутку, — заявила Кимберли. — Хочу позвонить домой и узнать, как там Даг и дети.
Маргарет, полагаясь на опыт актрисы, сохраняла юмор во время ужина. Однако, когда ушла спать в номер, она вынула со дна сумочки пудреницу, нажала на потайную кнопку и открыла, глядя на отражение. Ничего особенного на ее лице не было. Лучше всего не слышать никаких голосов в ушах. Маргарет захлопнула крышку и бросила пудреницу обратно.
«Что со мной случилось? Я пробыла в Вермонте чуть больше одного дня и готова поверить в существование магических зеркал. О, боже! Жаль, что я не в Нью-Йорке и не жду выхода на сцену. Терпеть не могу перерывов между работой».
На следующий день обе женщины оделись и спустились к девяти в столовую. После обильного завтрака для Кимберли и чашечки кофе для Маргарет женщины были готовы отправиться назад в Манхэттен.
— Это мне, — настаивала актриса, когда девушка за стойкой предъявила счет.
— О, нет, — возразила подруга. — Дай я все-таки оплачу половину.
— Перестань говорить глупости.
Пока девушка на ресепшн оформляла оплату с кредитки, Маргарет открыла пудреницу, чтобы посмотреть, не смазалась ли губная помада после завтрака.
— Распишитесь здесь, мисс Демарест.
Когда девушка передавала Маргарет ручку, их пальцы коснулись. Как и в антикварном магазине «У Клэнси», в ушах актрисы прозвучал голос, который был не ее подруги. Он принадлежал администратору за стойкой.
«Любая пожилая дама красит глаза и губы и тихонько говорит о старости. Почему же эта так скрывает свой возраст?»
В ужасе от сказанного девушкой Маргарет захлопнула пудреницу и положила в сумку вместе со счетом за проживание.
* * *
В течение следующих восьми недель Маргарет сумела позабыть о зеркале и о том странном эффекте, которое оно производило. Она отнесла таинственные голоса к сверхактивному воображению и, как считала, к депрессии после работы.
Каким-то образом она старалась не оставаться без дела. Три раза Маргарет обедала с Кимберли: два раза в Нью-Йорке и один раз в Нью-Джерси. Для нового спектакля проходили примерки, хотя для нее был пошит всего один костюм: розовая форма официантки и белый фартук. Она также принимала участие в пресс-конференциях, фотосессиях, появлялась на публике и давала интервью журналистам — обычной ерунде, способствующей продвижению нового бродвейского продукта.
Тем временем серебряная пудреница, которую Омар Эпплби заставил купить, лежала на дне сумки под кошельком, косметичкой, чековой книжкой и прочими безделушками. И вот наступил день, когда Маргарет должна была приступить к работе. Она ежедневно читала сценарий и учила роль. Все было готово к репетиции, она вышла из квартиры и заперла дверь.
— Мне нужно такси, — сообщила она консьержу, который тут же оставил пост и вышел ловить проходящее такси.
Когда актриса садилась, то от внезапного порыва ветра на ее лицо что-то попало, и она слегка оступилась.
— Смотрите под ноги, мисс, — предупредил консьерж и поддержал под руку.
— Что-то попало в глаз, — сказала она и вынула зеркало.
Теперь в голове раздался низкий мужской голос.
«Зачем я подал ей руку? Пусть уж старая выскочка упала бы в грязь. Все эти годы я работаю здесь консьержем, и она никогда не сказала «спасибо» или «благодарю», когда ей что-то нужно. Просто приказывает, будто английская королева. А из всех денег, которые давала, оказалась лишь жалкая подачка, да помнит ли она вообще про чаевые».
— Куда, мэм? — спросил водитель.
Маргарет отвела глаза от зеркала, и голос консьержа внезапно исчез. Маргарет назвала адрес и взяла себя в руки, ожидая, какие гадости о ней подумал водитель. Ничего не случилось. Ни единого слова. Она посмотрела на свое отражение — опять ничего.
«Может, он обо мне и не думает. Ему плевать, кто сидит сзади».
Маргарет вспомнила предыдущие случаи. Кимберли подхватила ее под локоть. Администратор в гостинице коснулась ее пальца, когда передавала ручку. Консьерж поддержал под руку, чтобы она не упала.
«Они все касались меня, когда я смотрелась в зеркало, — заключила она. — Таким образом я узнала их мысли. Но не слышу, что думает шофер, потому что у нас не было прикосновения».
Даже если бы наполовину не было закрыто пространство между передним и задним сидениями, Маргарет не дотянулась бы и не коснулась шофера, чтобы проверить свою версию. Никакого легкого прикосновения к нему, когда протянула кредитку. Пожалуй, она ждала, когда окажется в театре.
Когда она подошла к Довану Кеннарду, директору, человеку, научившемуся делать рок-музыкальное видео, пудреница находилась в ее левой руке. Она протянула правую и поздоровалась.
— Ты считаешь, что я подхожу на роль официантки? — спросила она и театральным жестом поднесла пудреницу к лицу.
Ее гипотеза оказалась правильной: ключом разгадки магии зеркала был физический контакт.
«Почему я не взял на роль официантки голливудскую звезду? Я знаю, что режиссер не переносил Мерил Стрип, но и не обратился к Глен Клоуз или Джулиан Мур. Их появление на сцене заполнило бы зрительный зал, а я, в свою очередь, вынужден общаться с человеком, который едва ли знает уличную жизнь Нью-Йорка».
Маргарет отдернула руку, будто получила электрический заряд. Ее первым делом было сказать мистеру Кеннарду, что ни у Глен, ни у Джулианы нет профессионального опыта, чтобы играть в пьесе, которую ставили, но вовремя придержала язык. Ей не хотелось вносить разлад в первые дни репетиции. С большим усилием она выдавила улыбку, резко повернулась и столкнулась с новой партнершей, Лизет Бовер, двадцатидвухлетней актрисой, которая создала себе имя, играя проститутку-подростка в популярной мыльной опере. От столкновения Маргарет потеряла равновесие и упала на пол.
— О, простите, мисс Демарест, — вскрикнула партнерша. — Вы не сильно ушиблись?
—Все хорошо, не беспокойтесь, — ответила пожилая женщина и присела.
— Все недели я просто сгорала от желания увидеть вас и что же я наделала!
— Все в порядке.
— Мне так хотелось работать с вами. Всю свою жизнь я была вашей поклонницей. Так позвольте же мне помочь вам подняться.
Лизет обхватила Маргарет двумя руками подмышки и потянула на себя.
— Подождите, я что-то выронила.
Когда ветеран сцены подняла пудреницу, произошло неизбежное. Мысли звезды мыльной оперы внезапно появились в голове Маргарет.
«И эта старая кляча главная звезда в пьесе? Из всех хваленых исполнителей на сцене! Как она вообще получила главную роль? Точно уж не переспала с режиссером, хотя свою-то роль я получила именно так. Он бы точно не побрезговал переспать с женщиной, годящейся ему в матери. Ей нужно равняться на Марго Ченнинг, возраст которой дает о себе знать».
Не желая подвергать себя дальнейшему унижению, Маргарет захлопнула пудреницу и отдернула руку Лизет.
— Спасибо, — произнесла она и постаралась сдержать гнев в голосе. — Но мне не нужна ваша помощь: я могу и сама подняться.
Собравшись с силами, она, пятидесятидвухлетняя актриса, встала, повернулась спиной к молодому директору и партнерше и направилась в гримерку.
* * *
После долгой репетиции Маргарет открыла дверь квартиры и вошла. Последние два с половиной месяца оказались сущим адом. Несмотря на то что Дован Кеннард и Лизет Бовер оставались вежливыми и учтивыми по отношению к ней, она понимала, что их чувства были совершенно другими.
«Они не любят меня. Мой режиссер не разочарован, так как верит, что поставленная им на Бродвее пьеса дает право считать себя Бобом Фоссом или Джеромом Роббинсом. Что же касается Лизеты, то она уж точно следующая Натали Портман, Дженифер Лоуренс или Джессика Честейн. Боже мой, и она играла шлюху-подростка в мыльной опере!»
Хотя Маргарет и не признавалась себе, но знала, что проблема была гораздо глубже. Для двух молодых людей, которые создавали себе имя в столь соперничающим мире шоу-бизнеса, ее вина состояла в непростительном грехе: она старела и не хотела уступить корону.
После трехдневного прогона спектакля «Всю ночь напролет» театральные критики ругали пьесу, кляли постановщика и просто распяли Лизет Бовер. Единственный положительный отзыв был об игре Маргарет Демарест, где критик сравнивал ее мастерство с «прохладным, приветливым оазисом в пустыне жестокой посредственности». По пустым креслам и вялой продаже билетов стало очевидно, что театралы были согласны с высказываниями критиков. Через пять недель участники спектакля получили уведомление: пьесу решено снять с репертуара.
Лизет с красными от слез глазами демонстративно заявила: «Во всяком случае я предпочитаю телевидение, а не сцену. Повторение одних и тех же реплик каждый вечер и во время дневных спектаклей очень быстро надоедает!»
Какое бы удовлетворение Маргарет ни получала от игры, восторженные отклики исчезли за неделю до закрытия спектакля. Ее мать появилась в гримерке за полчаса до поднятия занавеса.
— Привет, мама. Какой сюрприз!
— Я посчитала, что лучше прийти самой и посмотреть пьесу до того, как ее снимут. В конце концов, критики не так уж и плохо отзываются.
Эдит Демарест, одна из «первых леди» на театральной сцене и живая легенда «Великого белого пути», имела репутацию дивы и считалась режиссерами и актерами как личность, «с которой трудно работать». Несмотря на восемьдесят лет, она не утратила столь осуждаемого высокомерия. Время не притупило ее острого языка и не обуздало прямолинейность.
— Что будешь делать дальше? — спросила Эдит.
— Еще не знаю. У меня есть предложения. Поговаривают о возобновлении «Хелло, Долли!». Мне нужно повременить с решениями, пока не подберу что-то подходящее.
— Что ж, думаю, что-нибудь придумают, даже если «Долли!» провалится.
Эдит заметила на столике пудреницу. Облокотившись одной рукой на дочь, она наклонилась и взяла вещицу. Та открылась в руке.
— Где ты взяла такую уродливую штуку?
Маргарет посмотрелась в зеркало. Как и раньше, на этот раз произошел контакт с матерью.
[i]«Ей лучше начать работать с новой пьесой. Она рехнется, если
Одна ошибочка- сироп не клиновый , а клЕновый.