ДЕКАДЫ ДЕНЬ ВТОРЫЙ Мистерия Шестая

 ДЕКАДЫ  ДЕНЬ ВТОРЫЙ  
Едва успела розоперстая Эос* подняться со своего ложа, где она по обыкновению почивала с возлюбленным Титоном, и появиться во всей своей красе на небосклоне, а лучезарный и светоносный Аполлон - окинуть своими благодатными лучами остывшую после ночи землю, как уж наши знакомые-Реципиенты начали по одному, с постными, хотя и после раннего завтрака, физиономиями, сползаться в гостиную, располагаясь подле фонтана и меланхолично наблюдая течение вод.  

  * Даем справку из мифологии для эрудированного читателя. Эос у древних греков - богиня утренней зари, дочь титана Гипериона и титаниды Тейи. Розоперстой ее именует Гомер, описывая поднимающейся с ложа, где она почивала с прекраснейшим сыном троянского царя Титоном, от которого родила Мемнона. (Сост.)   Аполлон - древнегреческий бог-многостаночник, одна из специальностей которого, как вы понимаете, состоит в том, чтобы быть солнцем. (Сост.)   

 В предшествующий день после обеда каждый из них в индивидуальном порядке был ознакомлен с регламентом непосредственно рабочей составляющей Эксперимента и подвергся Исследованию. Попыток избежать Испытаний зафиксировано не было. Но также невозможно было не зафиксировать ту тихую ненависть к фундаментальной, а также и к прикладной науке, которая дала свои ростки в душах испытуемых уже после первого дня. Едва ли кто из них до вчерашнего дня мог представить себе, что та работа, по сути своей духовная, которую они почти добровольно были обречены производить последующие дни, будет гораздо более изнурительна, чем самый тяжелый физический труд. Зрели глубоко прочувствованные пожелания провалиться на месте адептам Эксперимента всех мастей и специализаций. ростки в душах испытуемых уже после первого дня. Едва ли кто из них до вчерашнего дня мог представить себе, что та работа, по сути своей духовная, которую они почти добровольно были обречены производить последующие дни, будет гораздо более изнурительна, чем самый тяжелый физический труд. Зрели глубоко прочувствованные пожелания провалиться на месте адептам Эксперимента всех мастей и специализаций.    Едва зевающие, потягивающиеся и ковыряющиеся в зубах Реципиенты, предпринимая стыдливые попытки скрыть эти неблагородные движения тела и души, заняли места поудобнее, дабы обменяться впечатлениями о вчерашних делах и поделиться приобретенным опытом, как ожидаемое и предвкушаемое ими вольное течение беседы неожиданно для всех превратилось в сцену у фонтана - по драматургическому жанру, а по характеру - в общее собрание-инструктаж. Произошло это следующим образом.  Александра Валерьяновна - столь изящно определенная вчера Петром Кондратовичем, паном Буряком в Головы Второго Дня (хотя, справедливости ради, следует отметить, что наиболее выдающейся частью тела у нее была как раз противоположная голове), - только вознамерилась было "в порядке ведения" задать обществу вопрос: а кто хочет взять слово?, как вдруг в гостиной появилось новое действующее лицо. Оно (точнее она) было как одна капля воды на другую, как брат (сестра)-близнец похоже на позавчерашнего дежурного Куратора - Кураторозавра, по терминологии Вольдемара, если бы не явные намеки на первичные и явное наличие вторичных признаков женского пола. Впрочем, отмеченные признаки несколько нивелировались тождественностью их одежды, которая состояла из совершенно одинаково-бесполого комбинезона-униформы. Так что к новоприбывшей с полным правом можно было применить характеристику прошлого Куратора только с гендерной поправкой: чернявая молодая дама, неуловимо смахивающая на какую-то мелкую, злую и умную хищницу с блестящими и как бы ощупывающими и стреляющими глазками. Точно так же как ее близнец-Кураторозавр, быстро рассчитав Реципиентов своим специфическим взглядом на первый-второй и убедившись в штатной комплектности состава, чернявая Кураторозавриха обратилась к ним с такою речью.  - Дамы и панове! Я - ваша дежурная Куратор - рада приветствовать вас сегодня и поздравить с началом Второго дня Декады в гостеприимной Зоне Эксперимента! Надеюсь, вам удалось хорошо провести время (в этом месте она зачем-то послала экс-депутату Сократу Панасовичу Фригодному насмешливую улыбку), а Зона предоставила вам весь необходимый комфорт и у вас не возникло проблем как научно-производственного, так и частно-бытового, а также лично-интимного характера. А сейчас, согласно плана мероприятий, я хотела бы провести с вами разъяснительную работу.   Кураторозавриха окинула взглядом общество и, по-видимому, заметив в нем какой-то непорядок, адресовалась к Вольдемару:  - Вы, Реципиент Вольдемар! Я к вам обращаюсь! Я не поняла, чему это вы там так скептически улыбаетесь? Что вы нашли такого смешного в моих словах?  Вольдемар и в самом деле улыбался, но не скептически, а скорее строя глазки сразу всем интересующим его дамам - и Светлане, и Алене, и даже Фене Рюкк-Зак, и даже, кажется, Александре Валерьяновне и бабульке Валерии Александровне. Это и заметила Кураторозавриха, имевшая, по-видимому, инструкции а, может, и внутреннее желание пресекать поползновения Реципиентов к интиму. Вольдемар, не переставая улыбаться, хотя характер его улыбки сразу же изменился, обернулся к ней, смерил оценивающим взглядом ее более чем скромные женские достоинства и сказал:  - Дежурная! Вы дежурьте себе там, а я и без ваших замечаний проживу себе как-нибудь здесь. Что-то не припоминаю, чтобы я обращался к вам с вопросами научно-производственного, частно-бытового, а тем более - лично-интимного характера. Меня вообще зоофилия не интересует.  У Кураторозаврихи физиономия одновременно перекосилась и позеленела. Реципиентам с ужасом привиделось, как откуда-то из неведомых глубин на ее поверхности начинает проступать рыло фавна. Если бы у них был прибор, который умел читать звериные мысли, то они, наверное, смогли бы увидеть на нем нечто примерно такое: "Вызвать Охрану?! Бросить в карцер?! Переломать ребра?! Отбить почки и яйца?! Перегрызть горло?! Или подождать более удобного случая?" Последнее, кажется, и взяло верх. Рыло фавна ушло в глубь физиономии Кураторозаврихи и растворилось, а внутри нее как бы переключилась некая программа и, скривив кислую улыбку, она относительно миролюбивым голосом сказала Вольдемару:  - Да нет, пан Вольдемар, какие могут быть к вам претензии! Просто я имею задание донести до вас до всех важное поручение Руководства Экспериментом. Согласно плана. Вы ведь понимаете, наќсколько это ответственно? Поэтому, панове и, ну, разумеется, - и дамы, слушайте со всем подобающим вниманием! Мне поручено довести до вашего сведения Положение о Дисциплинарном Мониторинге. Это очень, очень важный документ. Он поможет нам с вами избежать массы ненужных недоразумений. Надеюсь, вы уже заметили, что в Зоне Эксперимента вы пользуетесь абсолютной свободой. Абсолютнейшей! Понятно, за исключением порядка проведения самих Экспериментальных Исследований - за этим, собственно, мы здесь с вами и собрались. Это - наше с вами общее дело. Дело процветания всей нашей родины, которую мы так беззаветно с вами любим и за свободу которой проливали свою кровь столько поколений наших отќцов и дедов. Да и мы сами всегда будем помнить, какое самоќпожертвование во имя демократии мы проявили во время Великой Августовской и Великих Последующих Революций. Не так ли?  Реципиенты подавленно молчали, помня рассказ Валерии Александровны о тайной эволюции видов, о фаунантропах, да и стычка Кураторозаврихи с Вольдемаром, во время которой им явилось рыло фавна, настроения явно не добавила.  Подозрительно взглянув на общество, она придвинула к себе кресло, уселась, незаметным движением вытащила откуда-то из недр своего комбинезона объемистый блокнот и приступила к чтению.  Едва зевающие, потягивающиеся и ковыряющиеся в зубах Реципиенты, предпринимая стыдливые попытки скрыть эти неблагородные движения тела и души, заняли места поудобнее, дабы обменяться впечатлениями о вчерашних делах и поделиться приобретенным опытом, как ожидаемое и предвкушаемое ими вольное течение беседы неожиданно для всех превратилось в сцену у фонтана - по драматургическому жанру, а по характеру - в общее собрание-инструктаж. Произошло это следующим образом.  Александра Валерьяновна - столь изящно определенная вчера Петром Кондратовичем, паном Буряком в Головы Второго Дня (хотя, справедливости ради, следует отметить, что наиболее выдающейся частью тела у нее была как раз противоположная голове), - только вознамерилась было "в порядке ведения" задать обществу вопрос: а кто хочет взять слово?, как вдруг в гостиной появилось новое действующее лицо. Оно (точнее она) было как одна капля воды на другую, как брат (сестра)-близнец похоже на позавчерашнего дежурного Куратора - Кураторозавра, по терминологии Вольдемара, если бы не явные намеки на первичные и явное наличие вторичных признаков женского пола. Впрочем, отмеченные признаки несколько нивелировались тождественностью их одежды, которая состояла из совершенно одинаково-бесполого комбинезона-униформы. Так что к новоприбывшей с полным правом можно было применить характеристику прошлого Куратора только с гендерной поправкой: чернявая молодая дама, неуловимо смахивающая на какую-то мелкую, злую и умную хищницу с блестящими и как бы ощупывающими и стреляющими глазками. Точно так же как ее близнец-Кураторозавр, быстро рассчитав Реципиентов своим специфическим взглядом на первый-второй и убедившись в штатной комплектности состава, чернявая Кураторозавриха обратилась к ним с такою речью.  - Дамы и панове! Я - ваша дежурная Куратор - рада приветствовать вас сегодня и поздравить с началом Второго дня Декады в гостеприимной Зоне Эксперимента! Надеюсь, вам удалось хорошо провести время (в этом месте она зачем-то послала экс-депутату Сократу Панасовичу Фригодному насмешливую улыбку), а Зона предоставила вам весь необходимый комфорт и у вас не возникло проблем как научно-производственного, так и частно-бытового, а также лично-интимного характера. А сейчас, согласно плана мероприятий, я хотела бы провести с вами разъяснительную работу.   Кураторозавриха окинула взглядом общество и, по-видимому, заметив в нем какой-то непорядок, адресовалась к Вольдемару:  - Вы, Реципиент Вольдемар! Я к вам обращаюсь! Я не поняла, чему это вы там так скептически улыбаетесь? Что вы нашли такого смешного в моих словах?  Вольдемар и в самом деле улыбался, но не скептически, а скорее строя глазки сразу всем интересующим его дамам - и Светлане, и Алене, и даже Фене Рюкк-Зак, и даже, кажется, Александре Валерьяновне и бабульке Валерии Александровне. Это и заметила Кураторозавриха, имевшая, по-видимому, инструкции а, может, и внутреннее желание пресекать поползновения Реципиентов к интиму. Вольдемар, не переставая улыбаться, хотя характер его улыбки сразу же изменился, обернулся к ней, смерил оценивающим взглядом ее более чем скромные женские достоинства и сказал:  - Дежурная! Вы дежурьте себе там, а я и без ваших замечаний проживу себе как-нибудь здесь. Что-то не припоминаю,