Декада. ДЕНЬ ВТОРЫЙ. Мистерия восьмая

многие из посещавших меня кошмаров. Правда, теперь они случались со мною гораздо реже. Но зато я заметил, что после кошмарной ночи Феномен начинал действовать на меня не сразу, а как бы с задержкой, и действие его было слабее. Я зацепился за эту мысль: кошмары отгоняют (или ослабляют?) Феномен! Этими своими наблюдениями поделился з Сирожкой Вознюком, когда он в очередной раз забежал ко мне отдохнуть от жены и от детей. Сирожка, который обычно не очень-то прислушивался к моим научным рассуждениям, тут почему-то задумался, стал серьезный и говорит: "Знаешь что, Сократ? У нас, в первой больнице, в невроотделении создана группа по наблюдению Феномена. Руководит нею профессор из мединститута, может ты помнишь его - дурноватый психиатр Гольдберг Арон Маркович. Но страшно толковый. Я к нему, говорит, пристроился диссертацию писать про алкашей. Думаю, говорит, что тебе обязательно нужно побалакать из ним!".  На следующий день Сирожка привел меня до Арон Марковича, который на самом деле оказался одновременно и дурноватый и страшно толковый. Выслушав всю мою трагическую историю от начала и до конца, причем постоянно перебивая какими-то идиотскими замечаниями, кривляясь и паясничая, так что я уже хотел плюнуть на все это и уйти, Гольдберг вдруг как-то резко замолчал, стал мрачный и неожиданно строгим голосом, глядя на меня в упор, спросил:  - Вы Библию часто читаете?  - Каждый день, - растерянно ответил я.  - Это-то вас и спасло, милейший. Значит так. В Столице набирается группа людей для проведения Эксперимента по исследованию Феномена. Вы - очень подходите. Поэтому я вас рекомендую как добровольца. Хочу предупредить, чтобы не было недоразумений: от этого - не отказываются. Хотя не знаю, чем у них там кончится. И не верю, что из этого выйдет что-то путное... Так что выписываю вам направление.  Вот так вот, дорогие товарищи, я и попал в вашу компанию, в Зону Эксперимента. И вот теперь вы знаете все, в чем заключается истинная правда, касаемо нашей родной Народно-Популярной партии и моей дорогой, незабвенной Дьяволиты Ультиматовны Измаильчук, с которыми у меня, как вы убедились, связаны и самый большой духовный подъем, и самое большое разочарование в моей многострадальной автобиографии..."  Рассказ Сократа Панасовича продолжался больше часа и перебивался всего лишь один раз - Фенею с ее анекдотом. По мере углубления Сократом в его повествование интерес, внимание и сочувствие слушателей к рассказчику все более возрастали и к самому концу все общество уже слушало, не отрываясь, а Алена даже всплакнула украдкой. Вольдемар ловил себя на том, как постепенно приковывала к себе эта не вполне грамотная речь, изложенная на чистом суржике. Неожиданно и ему вспомнились бередящие душу слова Иисуса: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное!". - А ведь Сократ-то как раз и может стать нищим духом и обрести Царство Небесное! - подумалось вдруг Вольдемару, - Нет, сейчас он еще не такой, но что-то чувствуется в этом грешном человеке, что может сделать его даже и святым.  Вольдемару были неудобны и непривычны сантименты такого рода, резко контрастирующие c его амплуа интеллигентного нахала, с которым он свыкся, сжился, и пребывал в нем как в своеобразном коконе, сообщающем ему массу удобств, но теперь пред его глазами стояло навечно врезавшееся в сознание явление ему Христа, как напоминание о вечности, как заботливое предостережение нашего Небесного Отца о чем-то неведомом, ожидающем впереди, и новые, неизъяснимые чувства охватили его мятущуюся душу.  Да, скептичный, ироничный и даже слегка циничный Вольдемар совсем неожиданно для себя, молча, переживал повесть низвергнутого с политических вершин Сократа Панасовича. Что уж говорить об остальных членах сообщества, которые по-своему, но остро восприняли эту историю, и теперь сидели в грустном молчании, думая каждый также и о своей печали. Общество как-то позабыло, что у него есть выбранная вчера им же самим, хотя и с подачи Петра Кондратовича, руководительница собрания, которая молчаливо, как и все, сидела на своем месте. Но вдруг Александра, как бы вспомнив о своих командирских функциях, встрепенулась и заговорила: