Шутник.
Фома скользким движением выхватил нож из заднего кармана. Без щелчка открыл его.
Нож, - лучший друг человека. Не пистолет. Который может отказать или закончиться патронами. Нож никогда не откажет и не закончится.
Фома застыл, вслушиваясь в темноту. В темноте мог таиться агрессивный бомж. Полоумная беспризорница с шилом в руке. Укропский диверсант. Или два или три или четыре, каких немало таскалось по ночному городу, наводя ужас на обывателей.
Фома забрёл в этот заброшенный дом в Старом городе в поисках последнего пристанища. Ещё совсем недавно, он был вполне гламурным преподавателем французского языка в частной гимназии, потом, командиром звена в разведке донецкого ополчения. Случилось так, что теперь за ним охотились и настоящие враги, и бывшие товарищи по оружию. У него не было денег, не было документов, не было друзей. У него оставалась лишь сила жизни, ещё не преодолённая, уже подточенная, но не окончательно сломленная обстоятельствами.
Во тьме снова раздался звук. Фома тихо продвинулся в направлении звука и заглянул в соседнюю комнату.
Там, теплился красным, почти не дающий света, крохотный костерок, в очаге из обгрызенных кирпичей. У костерка сидело нечто, похожее на ком грязных тряпок, с нахлобученным платком или капюшоном. Из-под платка или капюшона, как клюв, торчал крючковатый нос.
- Собирайтесь, девки в кучу! – Хрипло каркнуло существо. – Я вам чучу отчебучу!
Сложив нож, Фома сунул его в карман, осторожно приблизился и сел на корточки у костерка. Попытался рассмотреть лицо существа. Но ничего, кроме клюва, не увидел.
- Ну, - хихикнуло существо. – Давай что-нибудь хозяину, раз пришёл.
- У меня ничего нет, - ответил Фома.
- Тогда у меня возьми, - существо протянуло ему плоскую фляжку.
Фома взял. Это был предмет из белого металла, очень похожего на серебро. С замысловатой монограммой.
Фома открутил крышку и понюхал. Пахло, как коньяк. Взял каплю на язык. Это был коньяк. Выдержанный и высокого качества. В жизни Фомы были времена и посветлее. Что такое качество, он знал. Но сделал глоток, стараясь не касаться горлышка языком и губами. И тут же ему стало смешно, - от чего он предохраняется? Какая теперь разница?
- Похоже на «Атланту», - сказал Фома, возвращая фляжку. – Хороший коньяк.
- А ты ожидал, что там будет «стекломой»? – Хмыкнуло существо. – Жизнь не оправдывает ожиданий.
- Это так, - кивнул Фома.
- Хорош тот, кто имеет желания, а не тот, кто их уже поимел, - продолжало существо. – Потому, что случается наоборот.
Фома снова попытался рассмотреть лицо и снова ничего кроме клюва не увидел. Казалось, что с ним говорит клюв.
- Цель может оправдать средства, но не оправдывает ожиданий, - продолжало существо. - Они уже изменились в процессе прицеливания. За эйфорией от достигнутого следует похмелье от его никчемности. Чередуя манию с депрессией, ты вычеркнул из жизни небо и доковылял до края ямы. Прыгай!
Кто это сказал? От выпитого, у Фомы всё поплыло в голове.
- Кто ты такой? – Спросил он.
- Да я шучу! – Расхохотался клюв. – Я большой шутник. Совсем как ты. Мы оба знаем, что жизнь, это большая шутка. Смейся!
Красное сияние расширилось, поползло по стенам с перекошенными углами, высветило танцующую голую шлюху, нарисованную углём на красном кирпиче.
- Ты шутил, - каркнул клюв. - Ты играл с жизнью, как с девкой, ты припёр её к стенке. Трахай!
Фома выхватил нож и ударил во тьму под капюшоном.
Пустые одежды упали на загаженный пол.
Фома поднял лицо к небу, которого не было.
И полоснул себя ножом по горлу, - от уха до уха.
