свободно, так радостно, как было только в далеком детстве, когда отец еще жил с ней и матерью, беспредельное счастье было бы полным, если бы не липкие и влажные хвосты ящериц, которые опутали клубком оставшееся внизу Маринино тело.
Маленькие пустынные ящерки превратились в хищных земноводных гадов: их бездушные глаза вспыхивали красными огоньками, ядовитые зубы целились вырвать кусок нежной плоти, из голодных пастей капала вязкая слюна, липкие раздвоенные языки шарили по обездвиженной жертве. Паря в вышине, рядом с Солнцем, Марина задыхалась под их тяжестью, чувствовала укусы острых зубов и изо всех сил пыталась освободиться из бесцеремонных лап.
Испытав небывалое наслаждение от свободного полета, она в то же время чувствовала себя погруженной в тягучую болотную грязь, наполненную скользкими змеями. Когда же из самой пучины гнилой топи поднялся огромный монстр и быстрые ящерицы соскользнули с нее, уступив свою добычу более сильному хищнику, Марина, все еще болтающаяся под самым Солнцем, в недосягаемой вышине, закричала от ужаса…
* * *
Просыпалась она медленно. Первое, что она ощутила — страшная сухость во рту. Попытка сглотнуть слюну ни к чему не привела — рот полностью пересох, зато организмом осозналась ужасная головная боль, ломота по всему телу и ноющая тяжесть в животе. Последним испытанием, определившим ее, как живого человека стала тошнота, которая затмила собой все остальные неудобства.
Марина подняла тяжелые веки и сразу же наткнулась на внимательные, изучающие ее взгляды вчерашних девушек-ящериц. Три фарфорово-кукольных лица были серьезны, девушки были одеты в одинаковые короткие маечки и шорты. Больше в комнате никого не было, и это порадовало — Марина решила уйти, не дожидаясь вечера. Плевать на деньги. Чем ее вчера опоили? Не могла она так слететь от простого ликера.
— Дайте воды, — сухой язык с трудом повернулся во рту.
Одна из девушек протянула ей бутылку минералки, но не успела Марина сделать и нескольких глотков, отобрала обратно.
— Много нельзя, терпи.
— Где моя одежда? — Марина поднялась с черной шелковой подушки, села на широкой постели. — Сколько времени? Отдайте мне мои вещи!
Ящерки молчали, удобно устроившись на корточках рядом с ней. Нездешние экзотические цветки — попробуй пойми, чему они так загадочно улыбаются. Какая-то из них принесла ей платье и снова опустилась на корточки, обхватив худые коленки руками — их тонкие ноги не уставали сидеть так, как принято на далекой Родине.
Поборов накатывающую тошноту, Марина встала с кровати, осмотрелась: часов в комнате не наблюдалось, окон не было и в помине, но внутренние биологические ритмы подсказали, что, вероятно сейчас утро, может быть не самое раннее, но уж точно не вечер. Она натянула на голое тело мятую красную тряпку, которая вчера еще была восхитительным коктейльным платьем, и на дрожащих ногах двинулась к выходу.
Три пустынных ящерки очутились перед ней, смотрели с одинаковым укором глазами-черешнями.
— Мне надо домой, — Марина отмахнулась от них. — Отойдите.
Девушки разволновались от ее слов, испуганно переглянулись, замотали хорошенькими головками.
— Но ты не можешь уйти! Онку Тай не отпускал тебя! Ты должна остаться!
Она позволила себе усмехнуться, глядя на них — хрупкие, эфемерные создания, они на людей-то не похожи, словно инопланетные существа или эльфы. Марина смерила их пренебрежительным взглядом и легко развела руками в стороны со своей дороги.
— Ага, размечтались, — фыркнула она, отстранила горе-охранниц и толкнула дверь.
На ее счастье створка двери легко распахнулась. Слава Богу, наконец-то ей повезло! Только бы выбраться отсюда!
Девушки-азиатки плелись следом за ней, всплескивали руками и причитали:
— Нельзя, нельзя! Ой-ой-ой!
Марина перестала обращать на них внимание. Прежде всего ей нужно было отыскать ту самую комнатушку, где остались ее джинсы, свитер, верхняя одежда — выбегать на мороз в одном платье на голое тело по меньшей мере неразумно, к тому же она босиком. Да и это платьице с трудом можно назвать одеждой, закрывающей тело от холода — без поддержки пуш-ап топа оно повисло на плечах небрежными складками. Марина толкнулась в одну комнату, другую, третью, но поддалась ей только четвертая дверь в этом огромном коридоре, открыв проход в большую гостиную, аскетически обставленную: никаких красивых безделушек, ворсистых ковров и кресел — здоровенный кожаный диван рядом с низким прозрачным журнальным столиком, модерновые светильники в виде длинных металлических трубок свисали с потолка, огромное панорамное окно без занавесок во всю стену. Хозяин этого дома любил нестандартный подход к интерьеру. Это была не та комната, где она раздевалась, но зато здесь обнаружился стационарный радиотелефон, Марина бросилась к нему, быстро набрала номер дочери, охранницы не успели ее задержать.
— Дарья, я задерживаюсь, вечером приду, никуда не смей выходить…
— Нельзя! Ой-ой, нельзя! — кинулись к ней девушки-ящерки.
— Мамочка! — громко шептала в трубку дочь. — Мамочка, к нам зашел дед Мороз, его зовут Рома, мы с ним нарядили елку, потому что он сердился, какой же Новый Год без елочки! И мы купили угощение, ты не покупай ничего, и еще он сказал, что холодильник без еды — просто груда железа!
— Дарья, кого ты впустила?! — пролепетала похолодевшая Марина, представив себе, как истязают ее ребенка.
Азиатки отобрали трубку, но она ей больше не была нужна. Нужно спешить, теперь у нее нет никакого времени искать документы (потом сообщит в полицию об утере паспорта, в банк, чтобы заблокировали карточку), надо бежать. Тормознет попутку, ведь не на остров же ее привезли — трасса не так уж далеко, кто-нибудь да остановится, подбросит до города, а там уж она и сама добежит. Боже, Боже, помоги!
Девушки-ящерки метались вместе с ней по комнате, следом добежали до холла, отделанного теплым мрамором. Там Марина увидела знакомую дверь под лестницей, но на пути, как из-под земли выросла одна из охранниц.
— Нельзя!
— Да пошла бы ты!
Марина тряхнула нетерпеливо волосами, машинально отодвигая вьетнамку в сторону, однако, та незаметно ускользнула от ее руки. Маленькая ладошка нечаянно задела Марину за плечо, и она вдруг потеряла равновесие, неловко забалансировала, заваливаясь на бок. Место, куда ткнула азиатка онемело, закололо сотнями иголок, рука перестала слушаться. Взбешенная Марина поднялась, помогая себе другой конечностью. Две ящерки с любопытством вытягивали шеи, наблюдая за ее потугами, третья закрывала собой неприметную дверь.
— Уйди! — прорычала Марина, надвигаясь на маленькую, хрупкую девушку.
— Нельзя уходить! — та замотала головой, замахала руками.
К ней подбежали подруги.
— Ты должна остаться! Онку Тай так сказал, так он захотел! Нельзя ослушаться!
— Да мне плевать на вашего Онку! — крикнула Марина. — Мне нужно домой, у меня ребенок там один!
— Забудь о нем, — посоветовала одна из троих ящерок.
Подруги ее поддержали, закивали согласно:
— Да-да, забудь!
— Если будешь умной, родишь себе еще, — учили девушки. — Убежишь — сдохнешь, и ребенок твой все равно помрет!
Они поглядывали друг на друга и на Марину, серьезные блестящие глаза смотрели без жалости и сострадания, пустынные ящерки не умели лукавить, говорили страшные вещи спокойным обыденным тоном — просто предупреждали, по-дружески.
— Отойдите!
Девушки, спорившие утонченной красотой с драгоценными вазами древней эпохи династии Цин, слегка расступились, недовольно поджали губы. Когда Марина ринулась вперед, атаковали ее одновременно с трех сторон. От стремительного броска одной из них — она рухнула на колени; от быстрого удара в грудь, нанесенного другой девушкой — задохнулась, потеряв из легких весь воздух; третья ящерка доделала работу, пнув ногой в живот. Марина приложилась затылком, больно прикусила себе язык, но смогла заглотнуть порцию воздуха и нашла в себе силы сопротивляться этим ползучим пустынным тварям. Ей стало стыдно, что она, такая большая и сильная не может дать отпор трем коротышкам-худышкам.
— Отвалите от меня, суки!
Изогнувшись всем телом, она столкнула с себя двух девушек и успела подняться, но забыла проследить за третьей азиаткой. Маленький кулак обрушился на ее челюсть с силой стального тарана. У Марины потемнело в глазах, зазвенело в ушах, подкосились ноги, и девушки-ящерки тут же этим воспользовались: резкая подсечка сзади под колени заставила ее клюнуть носом в красивый напольный мрамор. Во рту появился солоноватый противный привкус, на плитках остался кровавый след.
Да что же это? Они избивают ее, как беспомощного котенка! Марина вытерла рукой разбитый нос, тронула языком ссадину на губе. Охранницы молча следили, как она поднимается.
— Пожалуйста, выпустите меня, — попросила Марина. — Я никому ничего не расскажу, клянусь.
— Что не расскажешь? — удивились пустынные ящерки. — Ты украла деньги у нашего Онку Тай, но он тебя пожалел: не выгнал, не стал полицию вызывать.
— Что вы такое говорите?! — ошеломленная Марина переводила взгляд с одной девушки на другую, со второго спокойно-безмятежного лица на третье, а потом снова на первое — их точное
Но влияние древнеегипетской на иудаизм, а через него и христианство и ислам - безусловно есть. Только у египтян было язычество. На индуизм и потом буддизм египтяне точно никак повлиять не могли
