приличные были, конечно, проданы на рынке в голодные времена, но кое какие запасы на дне пылились. Платья были английского покроя из недорогих тканей, но кто сейчас даже из самой привередливой публики сможет отличить современный английский крой, от средневекового итальянского? Немного подшить, немного подрезать, немного добавить рюшек и бантов, где-то приколоть английскими булавками и шикарное платье, пролежавшее в нафталиновом шкафу более тридцати лет готово к новой блестящей жизни на сцене. Репетиции шли непрерывно и одновременно с изготовлением декораций и примеркой костюмов.
Буквально перед самой премьерой, городской швейной мастерской на три дня пришлось отложить все заказы и в две швейные машинки Зингер поспешать к премьере спектакля! Но слава созидательным силам вселенной, можно было бы сказать, конечно, и проще - слава богу, но бога, как известно с семнадцатого года уже не существовало, к самой премьере почти всё срослось. Костюмы были почти готовы, декорации почти смонтированы, и некоторые особо талантливые актёры даже успели выучить слова.
Зал был полон публики! Что такое провинциальная публика? Разве вы не знаете? Основную массу её составляют зрелые, и перезрелые дамы с романтическим девичьим мировоззрением одетые по моде, отставшей от настоящего времени на добрые - два десятка лет. В основном это бывшие учительницы женской гимназии и ремесленного училища, библиотекарши и домохозяйственные жены тоже уже бывших врачей и адвокатов, вышедших в отставку и на пенсию. Зачастую они конечно посещают храм Мельпомены в одиночестве. Но иногда им удается сподвигнуть на такой поступок и своих мужей. Всё ещё не успевших поселиться за кладбищенской оградой, чьи дебелые рыхлые тела и жаждущие спокойствия головы уступают назойливым стонам и попрёкам жён, и втихомолку проклиная всё на свете сопровождают свои половинки по вечерним улицам, шаркая стоптанными туфлями по прогнившим доскам тротуаров и мелким лужам не очень ровных улочек. Ведь спектакли кончаются поздно, и одиноким женщинам очень категорически не рекомендуется ходить в одиночестве по улицам, где от бывших керосиновых фонарей, и раньше ничего кроме себя не освещающих, теперь остались только огрызки лиственных столбов. Но они хотя бы в своё время работали тусклыми маяками, определяющими курс и направление, а сейчас утратили даже эту функцию.
Молодые люди студенческого возраста, предполагающие театр самым уютным местом для романтических встреч, так как любой даже самый строгий отец легко отпустит дозревающий цветущий розовый бутон из своего цветника в библиотеку и театр. Чего конечно не скажешь о фривольном отдыхе на природе или тем более кино, где уже сам факт нахождения юной девушки в обществе кавалера в полной темноте вызывает всякие ревнивые и подозрительные отцовские чувства. Театр издавна предполагает некоторую возвышенную задумчивость, что является априори как-бы некоей преградой от пылкой несдержанности юных сердец и холодной примочкой для некстати разгорячённых тел!
Так же обязательным для себя считали посещение всех премьер театра все более или менее значимые люди города. Традицию, сложившуюся с дальних времён нарушать никак было нельзя. Даже самые пролетарские-пролетарии управленцы должны были демонстрировать свой культурный рост. Это был такой своеобразный кодекс значимости человека обличённого общественной известностью. А в таком небольшом городе сделать это было очень непросто. Общественных мест для этого действия было совсем немного. И не все они для этого были пригодны, не будешь же ты демонстрировать свою значимость публике в городской общественной бане? Хотя, возможно, для некоторых подойдёт и такой вариант, но не всякий мужчина обладает выдающимися личными достоинствами способными подтвердить это в таком закрытом учреждении. Тем более место давно уже поделено на раздельные мужское и женское отделение, что не даёт желающим возможности или сделать восторженный комплимент противоположному полу, удивлённо открыв рот или же просто продемонстрировать равнодушие.
Театр! Такой великий внутренне и такой маленький снаружи провинциальный театр! Только он в полной мере обладает всеми признаками светского демократического учреждения, способного одинаково привести в восторг или унынье и крестьянина и бедного студента и вполне состоявшегося в жизни чиновника! Только он в состоянии заставить в одном ритме биться сердце юной порывистой комсомолки и обветшалой старорежимной слезливой купчихи. Недаром, ох, недаром старик Уильям Шекспир написал свои бессмертные слова – «Весь мир театр, а люди в нём актёры»! Казалось бы, что может быть проще этой короткой и лёгкой всем известной фразы? Но если осмотреть всё наше существование философским взором, уподобляясь прибору немецкого изощрённого изобретателя Вильгельма Конрада Рентгена, то очень легко можно обнаружить в ней и второй смысл. А следом за ним и третий. А особо одарённые, могут составить целое последовательное обозрение этих смыслов. Которые в своей перспективе будут стремится к метафизической бесконечности, упавшей восьмеркой на плоскость мирового прогресса….
И видит бог…, ну ладно, ладно, успокойтесь! Для неверующих притворно снова скажем, что бога нет. Нету бога, уважаемые товарищи! Нам привыкшим к ежедневному словоблудию и пустословию сказать это ничего не стоит. Вопреки пословице – слово как воробей, вылетит, потом и не вспомнишь! Пусть успокоятся. Пусть с твердой уверенностью с использованием любой лексики, от сложной теософской до самой простой ненормативной они утверждают, что небеса безжалостны и пусты. Что там за высокими облаками только убивающий темным ужасом космический вакуум и нереальный холод, изредка согреваемый тысячеградусной плазмой пылающих звёзд несущихся в пространстве как пули, выпущенные из нарезных стволов армейских полковых пулемётов. Мы промолчим, потому что спорить с этими утверждениями бесполезно, а ныне ещё и опасно. Понятно, что не всё задуманное во вселенной получилось по чертежу и описанию, и было исполнено и подогнано тоже не идеально. Есть кривизна в небесных шестернях и отсутствие герметичности в галактических прокладках и сальниках сочащихся смазочным дёгтем. Этого отрицать нельзя.
Но даже они должны признать, что кто-то или что-то управляло созданием всего сущего на греховной земле. От закона всемирного тяготения до закона отталкивания одноимённых зарядов магнита. От закона повторения и размножения самой примитивной и маленькой инфузории туфельки, до воспроизводства огромного синего кита вспарывающего волны великих океанов. Кто проследил и установил эти законы, которые невозможно нарушить даже самому извращённому уму безумного учёного любой степени гениальности. Кто спас мир от неуправляемого хаоса? Так вот, если не бог, то пусть хоть он, этот самый главный директор будущей социалистической вселенной подтвердит, что со времён театров древней Греции и Рима не бывало в залах более демократической публики, чем та, которая собралась в этот день на долгожданный спектакль. И если в Колизее и в других римских амфитеатрах зрителей всё же делили на категории, сословия, и ранги - отводя женщинам, беднякам и рабам самую дальнюю галерку, то в этом зрительном зале сибирского городишки все одинаково сидели в партере. По той простой причине, что в одноэтажном зале театра галерки просто не могло быть.
Все пришедшие находились рядом в тесной близости, согласно порядковым номерам купленных билетов. Возможно, знакомые кассиры иногда и оставляли хорошие места для своих родственников и знакомых, но в основном рассаживали публику по своему усмотрению, руководствуясь симпатиями и антипатиями внешних образов ликов и личин появляющихся в арочных окошках зарешёченных касс. Нужно сказать, что город был ещё на семьдесят-восемьдесят процентов крестьянским и большинство жителей населявших его жили в деревянных домах, с обязательными за растерзанными заборами палисадниками и огородами. Некоторые держали домашний скот, поросят, коз, коров и соответственно были озабочены покосами и огородами. В домах и избушках попроще, ещё сохранялись земляные полы. И на зиму в клети под лавкой зимовали куры и утки, а в большие морозы в угол избы обычно затаскивали козлёнка или телёнка от неожиданно отелившейся коровы, и он зимовал с хозяевами до самой весны, делая несвежий воздух непроветриваемого жилья ещё более ядовитым и донельзя насыщенным отягчающими душу ароматами.
Немногие городские пролетарии, жили ещё более простой жизнью, в основном их пожизненными квартирами были тесные клетушки насыпных двухэтажных бараков стоявших в городе на самом отшибе и по традиции называемые «Шанхаями» или «Выселками». Их интересы были ещё проще, чем у сермяжных городских крестьян. И простирались от утреннего навесного умывальника с посеревшим протёртым до дыр полотенцем или какой угодно другой тряпицы заменяющей полотенце, висящей над ржавым тазиком, до вечернего единственного на весь городок приземистого пивного павильона. В который с регулярностью два раза в неделю завозилось свежее «комунхозовское» пиво. Всё остальное время делилось поровну на тяжелую работу в кузнечной или слесарной артели, где клепали неказистые жестяные вёдра или лудили котлы и не менее тяжелый сон, являющий собой классическую бездонную пропасть сознания. Фантастическую картину словно сделанную в мастерских западных художников работающих в жанре сюрреализма представляла вечером улица Утро Сентябрьское протянувшаяся поперёк всего городка из одного конца в другой конец. Когда со смены из бывшей кузнечной мастерской купца Седенко, а ныне артели Трудовик клепавшей лопаты, лемехи и скобы брели почерневшие от копоти и гари кузнецы и слесари. А с обратной стороны улицы с кирпичного завода возвращались в свои дома укладчицы поддонов и формовщицы осыпанные мелом и известью. В середине улицы эти два потока встречались, тщательно смешивались и равномерно растекались во дворы и подъезды домов. Чтобы нагреть на примусе чайник воды и ополоснуться в жестяном тазике от последствий трудовых будней. Порою супруги мылись одновременно забравшись в оцинкованную ванночку и поливая друг друга из ковшиков. Конец дня ознаменовал собою избавление от крайностей. От ядовито белого и угрюмого чёрного. Всё приводилось в нейтральный цвет - невыразительный серый.
Коммуналки, не дающие даже такой возможности беспечного сна, были в основном уделом немногочисленной «советской интеллигенции» и случайно уцелевших после революции «старорежимных спецов». После многочисленных выселений, подселений и уплотнений они привыкли жить в таких небольших объёмах, что и порой собачья конура могла вызвать неожиданную зависть своим уединением и отсутствием соседей бесконечно ругающихся через дощатую тонкую стенку, покрытую белёной мешковиной. Счастливчиками считались люди, сумевшие снять отдельное жильё. Такие избранные, народной молвой автоматически записывались в «недорезанных
