13. ТУГОДУМ
Нас у мамы двое и мы совсем друг на друга не похожи. Ни по характеру, ни внешне. Я маленькая и шустрая, а брат, хоть и младше меня на полтора года, крупнее, медлительнее и степеннее. И думаем мы по-разному. Я соображаю быстро, а он - тугодум.
Тёплый летний вечер. Мама моет нам ноги на крыльце в глубоком эмалированном тазу: "Сначала младший, потом старшая!" Уставшая за день, она должна ещё успеть к вечерней дойке. Торопясь и нервничая, вынимает брата из воды, ставит его на верхнюю ступеньку и строго приказывает:" Дуй в избу!" И уже поворачивается, чтобы ухватить ни секунды не стоящую на месте меня, как вдруг покатывается со смеху. Мама хохочет так заразительно, что я, ничего не понимая, тоже начинаю смеяться вместе с ней, припрыгивая от неожиданно свалившегося веселья.
Брат смотрит на нас удивленно и, старательно надувая толстые, розовые щёки, дует в тёмные сени.
14. РОМОЧКА
Весной в деревне случилась беда – утонул в реке пятилетний Ромочка. Мама с бабушкой, приглушая голоса, говорили, мол, пропал еще с утра и до вечера искали. Нашли на реке.
Вода, тяжелая и мутная, уже несколько дней несла обломленные корявые ветки вперемешку с серыми льдинами и стояла вровень с берегами.
Мальчика занесло под вымытые течением корни прибрежных деревьев. "Если бы пальтишко пузырём не вздулось и вовсе бы не нашли." – тихонько всхлипывала бабушка, украдкой вытирая слёзы.
Люди выходили и снова входили, всякий раз впуская в дом клубы белого морозного воздуха. Что-то пекли и носили. В доме пахло гнетущей тревогой и сдобным тестом. Всем было некогда. Для меня, напуганной всеобщей суетой и подавленной плохо скрываемым горем, ни у кого не находилось времени. Брат, посапывая, спал в соседней комнате, укрытый по подбородок самовязаной пуховой шалью. Прокравшись, я смотрела на него, маленького и родного. И мне вдруг подумалось, что вот если бы не соседского, а моего Ромочку несла сегодня, накрывая с головой, холодная вода. И такая безысходная тоска, с которой и взрослому не справиться, навалилась на меня, что я забралась под стол, натянув скатерть до самого пола и долго плакала навзрыд, зажимая ладошками рот, чтоб никто не слышал.
15. ВЕДЁРКИ-КОРОМЫСЛА
Мой папа большой выдумщик. Когда он в настроении с ним интересно и весело.
Летний вечер. Мама таскает на коромысле воду с ручья и поливает грядки. Мы с братом таскаемся вслед за ней, то и дело поскальзываясь на захлюпаной водою дорожке. Несколько раз она раздражённо ставит вёдра на землю, поднимает то одного, то другого, перехватывая за руку выше локтя, отчего то я, то брат, некоторое время вихляемся, пытаясь поймать равновесие. Наконец совсем потеряв терпение, мама отсылает нас обоих к отцу.
"Что же вы матери не помогаете?" – корит он нас. И мы наперебой объясняем, что рады бы, да нет у нас ни вёдер, ни коромысел.
И вдруг оказывается, что всё поправимо. Отец берётся мастерить для нас инвентарь.
Срезав две тонкие ветки, он стянул их концы бечёвкой и поставил сушить. Покопавшись в тёмном предбаннике, отыскал четыре пустых капроновых бочонка из-под отбеливателя "Снежинка". Был тогда такой. Но, скорее всего, тогда только такой и был. В сарайчике нашел проволоку, загнул её плоскогубцами на манер ведёрной дужки и приладил к бочонкам. Ведёрки вышли совсем как настоящие.
Долгих несколько дней ждали мы, когда же высохнут наши коромысла. Брат деловито ощупывал их всякий раз и уверял, что они уже совершенно сухие и можно их развязать. Но отец не торопился.
И вот настал долгожданный день, когда верёвка была срезана и мы с братом, повесив ведёрки на коромысла, несколько часов кряду бегали от ручья к огороду и обратно.
Но назавтра с утра зарядили дожди. Они лили весь июль и начало августа и в поливе уже не было никакой надобности. А когда дожди закончились, о ведёрках-коромыслах уже никто и не вспомнил.
