хвостом. Вышли на маленькой станции, у которой даже названия не было. Нет, конечно, название у неё было, но такое, что и названием-то считать было трудно - 57-ой километр.
Под стать названию была и сама станция. Небольшая платформа, облупившаяся табличка…А вокруг – только лес, в глубь которого уходила узенькая тропинка, выложенная бетонными плитами.
Девочка дождалась, пока последний вагон скроется из виду, и легонько потянула поводок. Пёс послушно пошёл за ней, то и дело оглядываясь по сторонам и жадно вдыхая запах свежевыпавшего снега и мёрзлых веток.
Она ещё не знала, что и как скажет тёте, как объяснит появление собаки. Может, расскажет всё как есть, может, соврёт чего...И распрощается с другом хвостатым, теперь уже до лета. Она радостно представила, как Щен, милый её Щен мчится навстречу, чуть заслышав её шаги — лохматый, возмужавший! И родители удивляются — чего он так к ней ластится. И коненчо, весь вечер разговаривают о собаках и прочей домашней живности, и тётя умильно рассказывает, какая умница была Жулька...
Одно только воспоминание о Жульке — и тут же померкла вся радость. Жулька затосковала только от одного появления нового пса, так с чего же Щен будет радоваться, увидев бросившую его - собакам ведь не дано познать эти странные человечьи благие намерения - Машу. Она прямо-таки видела, как Щен бросается было навстречу — и вдруг, не дойдя до неё, останавливается, вздыхает совсем по-человечески и понуро бредёт куда-нибудь в дальний угол тётиного двора. Нет, никогда ей не пережить такое...
Бежать отсюда, прочь, к Антону — только бы не передумали эти его знакомые...Не видеть, не слышать, забыть — верно, и правда, так всем будет лучше. Маша решительно дёрнула поводок и направилась к станции.
* * *
Двое шли по тропинке и были счастливы. Снег скрипел под ногами; он был бел и прекрасен – не то что в городе! Пёс, обалдевший от такого количества новых впечатлений, звуков и запахов, рвался вперёд, нетерпеливо дёргая поводок, смешно фыркал и крутил головой, когда снег падал на него с какой-нибудь покачнувшейся ветки. Они ни от кого не прятались и никуда не спешили. Девочке казалось, что весь мир – это только лес, снег и Щен, и нет больше ничего. До электрички оставался ещё час, и девочка твёрдо решила в этот час не помнить, не знать, что маленький этот мир неумолимо рушится и вот-вот рухнет совсем, и вместо него будет что-то другое — большое, непонятное, и правильное, что ли... А Щен был только собакой, поэтому ему ничего не казалось. Его счастьем было уже само существование на этом свете.
