- Остановите здесь.
Кучер послушно остановил лошадей. Освальдо вышел из кареты. По обе стороны дороги простирались бескрайние поля. Позади осталось родное королевство. Взглянуть туда последний раз: на землю, которая его породила и вскормила, где остались дорогие сердцу люди. И пусть за эту дерзость пришлось б обратиться в соляной столб – всё равно!
Несколько минут он стоял неподвижно, словно и вправду окаменел. Затем развернулся, забрался в карету.
- Поехали дальше, - проговорил и в изнеможении откинулся на спинку сидения.
Память настойчиво возвращала молодого человека в недалёкое прошлое, куда отныне ему нет возврата.
- Положение катастрофическое, - король выглядел весьма обеспокоенным. – В южных регионах назревает бунт. В Сьюдад-Итиль мятежники вышли на площадь и окружили здание мэрии. Мы очень на Вас рассчитываем, капитан Ривера.
- Я сделаю всё, что велит мне честь и долг перед Родиной, Ваше Величество, - отвечал ему Освальдо.
В тот же день он, не мешкая, двинулся со своим отрядом в Сьюдад-Итиль. Лето в этом году выдалось засушливым. Особенно пострадали регионы на юге страны, куда немилосердное небо не уронило ни одной дождинки. Неурожай привёл к массовому голоду. Чего только Освальдо там не насмотрелися: и валяющиеся посреди улиц полусгнившие трупы, и опухших детей, умирающих на руках своих матерей, в чьих грудях давно не осталось на капли молока. Смрад от разлагающихся тел стоял на площади Сьюдад-Итиля, где доведённые до отчаяния горожане просили у властей хлеба. Многие падали прямо под дверями здания мэрии…
- Ваше Величество, я отказываюсь стрелять в этих людей. Я готов защищать отечество от сильного врага, но честь никогда не позволит мне защищать равнодушие властей Сьюдад-Итиля от голодных и безоружных людей. В городских закромах запасов зерна хватит лет на десять, и долг мэра – позаботиться о собственных горожанах.
- Что я слышу? – негодованию монарха не было предела. – И у Вас, капитан Ривера, хватает наглости говорить об отечестве, о чести? После того, как Вы предали и то, и другое!
- Ваше Величество…
- Довольно! Не желаю ничего слушать! Взять изменника под стражу и бросить в темницу!
Приказ короля был немедленно исполнен. Память о проведённых в темнице днях, пожалуй, останется у Освальдо на всю жизнь – в том числе и в виде шрамов от пыток, которым его подвергли, желая узнать, сколько золота он получил от врага. Но даже не это было самым страшным. Когда его вели к позорному столбу, и собравшаяся на площади толпа бросала в него чем придётся, громко крича: «Позор изменнику!», он видел презрение на лицах своих вчерашних друзей. Те люди, что ещё недавно клялись ему в братской дружбе, теперь закидывали его гнилыми помидорами и жаждали услышать его крики. Однако Освальдо не доставил им такого удовольствия – вынес публичную порку молча, стиснув зубы. Там же на площади глашатай и зачитал приговор: в течение трех дней Освальдо Ривера должен покинуть королевство. Навсегда.
Всё произошедшее казалось тяжёлым сном, от которого опальный капитан никак не мог очнуться.
«Помни, сын мой, ты поступил справедливо, и я тобой горжусь», - сказал ему на прощание отец.
Старик всегда считал, что лучше незаслуженно пострадать, чем поступить не по совести.
Тем временем сумеречная темнота всё больше опускалась на поля, на леса, небо становилось всё синее, пока не почернело вовсе. Полная луна заглядывала в окно кареты – как единственная подруга изгнанника. Россыпи звёзд блестели на небосклоне чужой земли.
Неожиданно карета остановилась.
- В чём дело? – поинтересовался Освальдо, приоткрыв дверцу.
- Бревно упало поперёк дороги, сеньор, - кучер виновато развёл руками. – Придётся звать мужиков, чтоб убрали.
- Хорошо, я тогда прогуляюсь до того замка, - Освальдо указал кивком головы на видневшуюся вдалеке башню.
- На Вашем месте, сеньор, я бы не сунулся туда ни за какие деньги! Во всех городских тавернах говорят: место нехорошее – никто оттуда живым не возвращался. Мёртвым, впрочем, тоже. Никто в здравом уме и не пошёл бы туда искать пропавших. Говорят, там бродят призраки, если не сам дьявол.
Освальдо расстегнул кошель и отсыпал кучеру несколько монет:
- Искать меня не надо – просто подождите. Если с рассветом не вернусь – разворачивайтесь и уезжайте.
- За такую щедрую плату, сеньор, я готов стоять здесь до вечера завтрашнего дня.
- Этого не стоит. Если меня к утру не будет, считайте, что одним безумцем на свете стало меньше. Счастливо!
Приближаясь к замку, Освальдо всё больше убеждался в правоте слов кучера – очень немногие решаются туда ходить. Высокая трава без малейших признаков тропинки, густые заросли кустарника, деревья с бьющими в лицо ветвями. Похоже, замок давно был заброшен, и если кто в нём и жил, то дикие звери и птицы. А может, его и вправду облюбовали души давних обитателей, которые не могут найти покоя? И всякого, кто посмеет прийти к ним в гости, убивают, обрекая не вечное скитание в окрестностях замка?
«Допустим, меня на вечное скитание уже обрекли, - ответил Освальдо собственным мыслям. – И не призраки и духи, а указы короля. Так что мне, кроме бренного тела, терять уже нечего».
Он шёл всё дальше – вглубь сада, когда-то, очевидно, роскошного, но сейчас запущенного до невозможности. Вымощенные дорожки поросли бурьяном, кладка увитой плющом высокой стены местами развалилась полностью. Через огромный разлом Освальдо и проник в сад, когда услышал издалека женский плач, стоны. Быстрым шагом он направился к поросшему тиной пруду, откуда эти звуки доносились. Но кругом не было ни души.
- Кто здесь? – крикнул Освальдо.
Обернулся и вздрогнул от неожиданности. В двух шагах от него стояла девушка. В свете луны она смотрелась ужасно бледной. Белое платье и рассыпанные по плечам золотые волосы были запачканы кровью.
- Кристофер! Мой Кристофер! Он там! – тонкая рука указала на башню замка.
Когда Освальдо вновь перевёл взгляд на девушку, та исчезла, словно её и не было.
Кровь бешенно застучала в висках, а сердце забилось так часто, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
«Клянусь, я не уйду отсюда, пока не узнаю, что здесь происходит, и кто такой Кристофер! – подумал Освальдо. – И кто эта странная сеньорита».
Вблизи замок выглядел ещё более зловещим. В оконных проёмах гулял ветер, насвистывая жуткие мелодии. А вот и массивные дубовые ворота. Около них в лунном свете белели, сверкая пустыми глазницами черепов, два скелета.
Освальдо снял шляпу, отдавая мёртвым дань почтения, затем обошёл замок в поисках места, откуда можно было бы залезть вовнутрь. Самое удобное оказалось неподалёку – настоящая находка для воров. Только кто-то уже попытался воспользоваться, на свою беду – его скелет свисал с подоконника, болтая на ветру костяшками ног. Тогда Освальдо направился прямиком к башне, на которую указала девушка.
«Если я сорвусь с высоты, о, Боже, прими мою душу».
Проговорив мысленно эти слова, он сбросил плащ и шляпу, и, цепляясь за выступы, стал карабкаться вверх – туда, где зияло единственное окно.
Когда руки упёрлись в подоконник, он, подтянувшись, оказался в небольшой комнате. Посередине возвышалось широкое ложе. На нём неподвижно лежал богато одетый юноша.
- О, случайный гость, не к добру Вы здесь оказались! – воскликнул тот, даже не повернув головы в сторону пришельца. – Путник Вы, ищущий приюта, или вор, пожелавший чем-нибудь поживиться, уходите поскорее, если жизнь дорога! Здесь Вам ждёт смерть!
- О, нет, не для того я сюда карабкался, - возразил Освальдо, - чтобы так просто уйти! Пока я не узнаю, что здесь происходит, клянусь, не сдвинусь с места!
- Если так, то я расскажу. Только если попадётесь на глаза графине, на том свете на меня не жалуйтесь.
- Графиня? Это, часом, не та самая дама в белом платье, с золотыми волосами, которая стонала и звала Кристофера?
- Нет, это её дочь Эльфрида – любовь всей моей жизни! Ей одной всегда принадлежало моё сердце! Все подвиги, все стихи я, бедный рыцарь, посвящал ей. Можете представить, как я был счастлив, когда в ответ на мои пылкие признания услышал: «Я люблю Вас, Кристофер!»?
Я немедленно отправился к её матери, вдовствующей графине, хозяйке этого замка, и стал просить руки Эльфриды. Но графиня холодно заметила, что я не ровня её дочери, и отказала. Сама же с этого дня стала оказывать мне знаки внимания. Оказывается, мать моей возлюбленной полюбила меня с первого взгляда. Но я оставался равнодушен к её чарам, хотя графиня, справедливости ради, была тогда очень красивой, и многие мужчины сочли бы за счастье взять её в жёны.
Но я любил Эльфриду и с отказом мириться не собирался. Я уже думал, как выкраду свою возлюбленную, когда графиня неожиданно изменила своё решение. «Конечно, Вы Эльфриде не ровня, - писала она в письме, которое я от неё получил. – Но счастье дочери для меня важнее сословных предрассудков. Жду Вас вечером завтрашнего дня в своём замке, чтобы объявить о вашей помолвке».
Я думал: вот оно – счастье! – уже почитал Эльфриду своей супругой. Я был уверен, что графиня смирилась с моей холодностью и, убедившись в чистоте и искренности моих чувств к её дочери, не намерена более нам препятствовать. Но как жестоко я ошибался!
За наше счастье хозяйка предложила выпить вино. Лишь только я его пригубил, как упал без чувств. Очнулся в этой самой злосчастной комнате, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Надо мной стояла графиня, целовала в губы, гладила по волосам, обнимала моё неподвижное тело и говорила, что отныне я навсегда буду принадлежать только ей. Она
