Дин уже почти уснул, когда дверь в его комнату распахнулась, запуская внутрь клубы едкого дыма. Папа держал на руках малыша Сэмми, а позади него были видны оранжевые отблески и короткие вспышки огня.
— Бери брата! — отец торопливо положил в руки Дину пищащего братика. — Неси его вниз на лужайку! Да не стой столбом, Дин! Делай что говорю! — кричал на него папа, прогоняя из дома. Сам он оставался, чтобы спасти маму.
Дин машинально взял братишку, повернулся, спустился по лестнице, прижимая к себе Сэмми, стараясь не дышать дымом, который был уже повсюду, и вышел на улицу. Огромные пожарные машины, несколько штук, воя пронзительной сиреной, остановились на лужайке, проехав прямо по заборчику, совсем недавно выкрашенному в веселый желтый цвет. В другое время Дин с интересом разглядел бы их во всех подробностях, но сейчас ему было не до машин: в горящем доме оставались отец и мама.
Он обернулся назад, ожидая появления своих родителей, но они все не выходили и не выходили. Из проема двери тянулся серый шлейф дыма, самой двери не было, она стояла рядом, прислоненная к стене и было слышно, как сверху, на втором этаже гудит пламя и трещат под огнем доски.
Мальчик остановился посреди лужайки, напряженно всматриваясь в дверной проем, но там ничего не было видно, только рассыпались искры веером. Одному стоять на улице, посреди ночи, да еще с маленьким братом на руках было неуютно и страшно, скорей бы уж папа с мамой выходили. Почему они так долго? Может, собирают какие-нибудь вещи?
Высокие пожарные в ярких форменных куртках, с целым арсеналом мудреных приборов на поясе, в блестящих касках с фонариками тянули длинные рукава от машин, заливая из них огонь специальной жидкой пеной. Дин смотрел, как его дом покрывается белой массой, как нехотя гаснет пламя, и внутри все заволакивает черным дымом, даже стоя на лужайке, чувствовалась гарь и хотелось кашлять, а внутри, наверное, уже дышать нечем, но папа все не выходил и не выводил маму.
Соседи завороженно наблюдали, как рассыпаются в ночном небе снопы ярких огоньков, как вырываются из окон длинные оранжевые языки пламени, как бушует пламя внутри дома за окнами, из которых вылетели все стекла. Взрослым людям почему-то не было страшно смотреть на этот ужас, они столпились у поломанного заборчика и тихонько переговаривались между собой, сетуя, как все беззащитны перед огнем, как неправильно в наше время строят дома и как нерасторопно приезжают пожарные расчеты! Вот когда их вызвали?! А они только соизволили приехать! Им-то что, а люди без дома остались!
Мальчик их не слушал, время шло, а родители все еще были внутри, малыш Сэмми оттянул ему все руки и крутился, не желая сидеть спокойно. Дин устал держать братика, к тому же тот разорался, как резанный, может, почувствовал, что мамы нет, а может, ему было неудобно на руках старшего брата, он выворачивался и отпихивал Дина. Он перехватил братишку покрепче и сделал несколько шагов к дому.
— Папа!!! — закричал он в огонь что было сил, и от этого малыш Сэмми вздрогнул и зашелся в плаче. Он прямо задыхался, ножки и ручки его трепыхались, а лицо стало малиновым, Дин почувствовал, что сейчас он его уронит.
— Дин, давай его сюда! — к мальчику подошла Холли, их соседка, и забрала маленького Сэмми себе. — Ну, ну, малыш, не надо так плакать! — она покачала его на руках, и он немного успокоился, но все равно время от времени снова всхлипывал и принимался поскуливать.
Дин вывернулся от назойливой соседки и побежал к дому. Родители все никак не выходили, и он беспокоился за них.
— Папа! Папа! — кричал он в распахнутую дверь так громко, как только мог.
Шуршащий несгораемой тяжелой формой пожарный подтаскивал поближе к дому длинный рукав с пеной и заругался на Дина:
— А ну, уйди подальше отсюда, пацан! Уйди, сказал!
Мальчик видел перед собой только широкие оранжевые штаны, голова пожарного в каске с фонарем маячила высоко наверху. Дядька рукой в перчатке отодвинул Дина назад, не давая ему подходить, рука была очень большой и заставляла невольно отступить назад. Наверное, все пожарные такие — огромные, сильные и ничего не боятся, у них необыкновенная яркая форма, большие фонарики на касках, на поясе закреплены всякие интересные штуки, на их машинах высокие лестницы, все их слушаются и уважают, попробуй, поспорь с таким высоченным дядькой, да Дин перед ним, как муравей! В другое время можно было бы рассмотреть пожарного во всех деталях и, может, даже потрогать, но сегодня он только мешал, стоял огромным брезентовым препятствием на пути. Разве мог он понять, что там внутри дома мама и папа ждут, чтобы их сын пришел за ними и вывел из огня, что им нужна его помощь и поддержка!
Холли за руку оттаскивала Дина от горящего дома, но он упирался.
— Там папа и мама! — плакал мальчик.
Ревущее пламя взметнулось от крыши в черное звездное небо. Внутри, где-то на втором этаже затрещали и обрушились какие-то доски и, наконец, в огненном вихре, весь покрытый копотью, в тлеющей одежде в дверном проеме показался отец.
— Папа! Папа! — Дин изо всех сил вырывал руку у Холли, но она крепко держала его, не отпуская от себя.
Спотыкаясь, словно пьяный, Джон сделал несколько шагов и рухнул на колени посреди лужайки, он смотрел прямо перед собой бессмысленным взглядом, невидящим никого вокруг себя, не замечая даже своих сыновей. И вдруг закрыл лицо руками и глухо заревел, словно медведь, который только что выбрался из берлоги, заставляя всех попятиться. Он раскачивался из стороны в сторону, ревел по-медвежьи и пугал Дина. Мальчик перестал вырываться из рук соседки, а наоборот, прижался к ней и смотрел со страхом на непонятного отца, который не поднимался с колен и выл. Холли одной рукой прижимала перепуганного Дина, на другой руке у нее беспокойно спал малыш Сэмми, он всхлипывал во сне, вздрагивал и снова засыпал.
Какие-то люди подняли Джона и повели неизвестно куда, а он покорно шел за ними, не отрывая рук от лица и задевая ногами за все бугорки на лужайке. Его поддерживали за локти.
— А мама? — хрипло спросил Дин у Холли, подняв на нее лицо, все в грязных разводах. От громких криков он сорвал себе голос и даже эти слова дались ему с большим трудом.
Она странно посмотрела на мальчика, судорожно всхлипнула и тогда Дин страшно закричал, до смерти испугавшись плача чужой женщины и поняв своим детским умом, что случилось непоправимое, и его мама не выйдет из вихря огня и дыма. Кто-то гладил его по голове, еще кто-то обнимал и уговаривал:
— Ну что ты! Что ты! Тише! Не надо кричать так! Разбудишь братишку! Напугаешь его!
Соседи столпились вокруг и Дин метался среди них, рвался побежать вслед за отцом, хотел кинуться в раскрытую двери и самому найти свою маму, раз папе не удалось, но его удерживали. Завыли сирены полицейских машин и несколько человек в форме о чем-то спрашивали Дина, но он молча плакал, в конце концов они отстали от него.
Холли увела его к себе домой.
Малыша Сэмми она уложила в кровать, а Дина хотела накормить, но он отказался. Сорванное горло болело, и там стоял огромный комок, такой большой, что даже говорить Дин больше не мог, а при попытках что-нибудь проглотить его рвало прямо на пол. Уснуть он смог только под утро.
Во сне он вбегал в горящий дом: под теплым и ласковым огнем, который ничего не жег, а только горел красивыми, совсем не страшными всполохами, его ждали отец и мама, они улыбались и протягивали ему руки. Он выводил их на улицу, а соседку прогонял, потом Дин возвращался, выносил ужасно тяжелого малыша Сэмми, и все радовались, и все они снова были вместе.
Сквозь сон мальчик слышал папин голос и улыбался от счастья, потому что ему всего лишь приснился страшный сон про пожар. Сейчас он проснется в своей комнате с ярко-синими облаками на стенах и побежит на кухню, где мама уже испекла для него большущий яблочный пирог. Потом они с папой пойдут играть в бейсбол на спортивной площадке, а мама будет за них болеть и качать в коляске маленького Сэмми.
Дин открыл глаза: над ним был чужой потолок в чужом доме. Сам он лежал в чужой кровати, в окно светило чужое солнце. Папа сидел рядом, смотрел на него серьезно и даже сердито, без улыбки. По всей правой половине лица: на щеке, на виске, и на руках у него вздулись желтые волдыри, какие бывают при ожогах.
Значит, все правда и пожар был на самом деле, а Дин не смог, не успел вывести из огня маму, потому что он выносил братишку, а огромный брезентовый пожарный больше не подпустил его к дому. Из-за него обгорел отец, а где теперь мама мальчик представлял себе очень смутно. Наверное, на небе.
Это он один виноват во всем, поэтому папа так смотрит на него! Теперь он никогда ему не улыбнется, потому что не простит его никогда!
Дин хотел сказать, что он очень хотел всех вывести: и папу, и маму, но тот дядька крикнул на него и не пустил в горящий дом, а Холли так крепко держала его за руку, что до сих пор больно. Да, он виноват, он и сам знает об этом! Но как же быть-то теперь?! Он согласен на все, чтобы искупить свою вину! Что ему сделать, чтобы папа простил его? Из глаз мальчика текли слезы, впитываясь в подушку, а тело тряслось от горьких рыданий.
— Вставай, Дин, нам пора ехать, — тихо прошептал ему папа. — Теперь ты — мой помощник!
Папа о чем-то его спрашивал, но отвечать мальчик не мог, он кивал головой или мотал ею. Ужасный спазм не разжимал из своих тисков его горло, но Дин был даже рад этому: он бы еще и не так себя наказал!
Отец никогда не напоминал ему о пожаре, только просил присматривать за братишкой, и Дин старался, как мог. Он понимал: папа не может относиться к нему, как раньше, потому что простить такое нельзя, но отец все-таки старается его простить, а значит Дин должен расшибиться в лепешку и выполнять все просьбы и приказы отца без рассуждений, быстро и безукоризненно.
Права на ошибки у него больше нет!
В огне пожара гибнет мама, и маленький Дин, которому всего четыре года, считает себя виноватым в ее смерти
Это фанфик по сериалу "Сверхъестественное".
