Боюсь, что и ты обретешь лицо

1.
Мою кошку звали Муркой, она прожила больше десяти лет, но и теперь не оставила меня.
Когда я вернулся в квартиру, разулся, отмыл в ванной лопату и вошел в комнату, Мурка сидела на подоконнике, обернув свои лапы хвостом, смотрела вниз на дерево, под которым несколько минут назад я зарыл ее тело, завернутое в полиэтиленовый пакет с логотипом магазина «Пятерочка».
- Удивительное все же создание – твоя кошка, Вадик.
Я обернулся, мама сидела за столом и смотрела на Мурку.
- Да, - согласился я, - хотя все говорили, что кошка – это животное, которое гуляет само по себе. Говорили, вот собака – другое дело. Она все делает ради хозяина, а кошка ради себя. Но Мурка была удивительным существом. Мне казалось, что она чувствовала мое настроение и поддерживала. Сколько от нее тепла было во всех смыслах.
Кошка, будто почувствовав, что говорят о ней, беззвучно спрыгнула на пол, подошла ко мне, потерлась о ноги. Я это видел, но не чувствовал, я же себе полностью отдавал отчет в том, что происходит.
- Она останется навсегда, ты к ней привязался,  - сказала мама, поманила Мурку, протянув руку. – Тебе никогда не придется разговаривать самому с собой.
Легко оттолкнувшись от пола, кошка вспрыгнула на мамины колени.
- Конечно, я же не этот…,  - ответил я.
Мама прекрасно знала всю мою историю, она не сомневалась, что я не сумасшедший, который может разговаривать сам с собой, как дворник Миша в том далеком теперь детстве.

2.
Все детские воспоминания связаны с детским домом, в который я попал из Дома малютки, куда меня передали из роддома после отказа от меня моей мамы.
Про этот отказ я узнал намного позже, когда уже подрос.
Тогда же у меня был единственный закадычный друг – Сашка, мы были неразлучны с малолетства, сколько себя помню. Он так и остался на всю жизнь единственным моим другом, других не появилось, не нашлись.
Но разлучили нас очень рано, нам было лет по девять-десять, сейчас уже точно и не вспомнить.
А началось все с фильма «Достояние Республики», который мы в тот год впервые увидели по телевизору.
Как нас вдохновил герой этой истории – Кешка. Мы просто бредили мечтой стать беспризорниками, отправиться в путь, чтобы встретить таких же интересных людей, пройти такие же испытания и приключения, чтобы попасть туда где тепло, где яблоки.
Сбежали мы летом.
Отошли от детдома, наверное, на пару километров и попали на территорию какого-то заброшенного завода. Там и наткнулись на жуткого вида мужика:
- Ну-ка что там у вас в котомках? – его огромная ужасающая фигура неумолимо надвигалась.
Мы бросились врассыпную.
Я мчался по каким-то огромным ангарам, перебирался через насыпи и железнодорожные пути, потом залетел в кирпичное здание, где, поскользнувшись на мокрой доске, сорвался в люк. Не разбился чудом, упал на гору картонных коробок.
Замер.
Прислушался.
Вокруг тишина.
Выждал.
Погони нет.
Встал и начал в полной темноте ощупывать стены. Никакой лестницы, никаких выступов, только где-то очень высоко маленькое светлое пятно открытого люка.
Я крикнул.
Эхо, отразившись от стен, заметалось по подземелью, еще больше напугав меня.
Я сел на коробки и расплакался.
Вскоре стемнело и за отверстием люка.
Я уже не плакал, я сидел и боялся. Я боялся одиночества и неизвестности. Мне хотелось с кем-нибудь поговорить, неважно с кем, пусть даже с тем страшным мужиком, что хотел напасть на нас. Но никого не было.
Потом раздались шорохи чьих-то лапок у противоположенной стены.
- Эй, кто там? – крикнул я, как мне казалось, грозным голосом.
Шорохи стихли.
- Эй! – повторил я, голос сорвался, выдав мой страх.
Тишина.
Тогда я и вспомнил нашего дворника Мишу – старика, который работал в детском доме. Мы частенько подкрадывались по вечерам к дворницкой каморке и слушали, как Миша разговаривает сам с собой. Он не просто говорил, он спорил, он ругался, было ощущение, что он не один, но мы видели в окно, что никого, кроме Миши, в каморке нет.
Наблюдать это было жутко.
Тогда, под окном каморки, я и услышал впервые от мальчишек слово – «сумасшедший».
Сейчас, в подземелье, мне очень хотелось нарушить тишину своего заточения, было острое желание слышать хотя бы свой голос.
Но, все же, больше окружающей тишины я боялся, что стану сумасшедшим, то есть человеком, который разговаривает сам с собой.
И тогда случилось чудо.
Я не знаю, как я об этом догадался, откуда пришла эта идея, но я отчетливо в одно мгновение понял - что надо делать. Я напряг воображение и уже через пару секунд видел сидевших передо мной двух мальчишек.
- Привет, -  тихо прошептал я.
- Привет, - ответил один из них. – Давно здесь?
- Не знаю.
- У меня есть спички, - вмешался второй, порылся в куче картонных коробок, извлек оттуда скомканный лист упаковочной бумаги и поджег его.
Стало светлее, стали понятны размеры нашего узилища, я увидел, что сидим мы на горе старых смятых коробок из-под обуви.
Страх ушел, растворился в звуке голосов моих собеседников.
Мы много и долго разговаривали.
Я придумывал им их жизни, а они мне их рассказывали.
Я очень отчетливо понимал, что никаких мальчишек нет, что они плод моей фантазии, но я теперь был абсолютно уверен, что разговариваю не сам с собой, чтобы просто нарушать пугающую тишину и стать сумасшедшим, а веду беседу с двумя людьми.
Иногда я проваливался в сон. Надолго? Я не знаю.
В какой-то момент мне привиделось, не знаю, во сне или бреду, который порой накрывал меня, что я сижу в каморке у дворника Миши, он меня спрашивает, где я, я что-то отвечаю, объясняю.
Нашли меня через три дня.
Два месяца я провел в больнице, когда выписали, то поместили в другой детдом.
Нас с Сашкой разлучили.
Он нашел меня лет через десять, когда вернулся из армии, а я уже учился в институте. Наша дружба продолжается по сей день, хотя живет теперь Сашка далеко, где-то на Байкале.
Я ни с кем из новых знакомых в новом детдоме не сходился. Когда становилось одиноко, уходил в какое-нибудь пустое помещение или на улицу и придумывал себе собеседников. Многие из придуманных мной приятелей становились постоянными, мне нравились их образы, я оставлял их надолго, некоторые быстро исчезали и больше не приходили. Но я помнил про каждого из них, какую я им придумал судьбу. Мне было интересно с ними.
Когда я учился в восьмом классе, появилась мама.
Это случилось неожиданно. Я был в физкультурном зале, сидел в полумраке и разговаривал с двумя мальчишками, которых придумал еще там, в подвале заброшенного завода. Мы были увлечены спором о новом фильме, но вдруг за моей спиной раздался шорох, который услышал только я.
Обернулся.
Фигура стояла ко мне спиной и была бесформенной, как будто, накрытая одеялом или широкой накидкой, нельзя было определить очертания фигуры, волосы тоже были скрыты. Но я сразу понял, что это моя мама.
Я повернулся к приятелям и понял, что они фигуру не видят, ее вижу только я.
- Ты же знаешь, кто я? – спросила мама.
- Да.
Приятели вышли, подчинившись команде моего воображения, оставив нас наедине.
- Я долго не решалась прийти.
- Мама, я рад, что ты пришла. Я не сомневался, что ты придешь, - эта мысль мне тогда впервые пришла в голову, но я почему-то сразу поверил в то, что был в этом уверен всегда.
В первый раз она пробыла недолго. Я успел рассказать про Сашку и наш побег.
Мама ни разу не повернулась ко мне.
Потому она стала появляться регулярно, всегда в накидке, всегда спиной ко мне.
Однажды я попытался, резко встав, обойти ее, но она отвернулась, мне только показалось, что вместо лица мелькнуло какое-то белесое пятно, видимо, это были отсветы фонарей за окном.
- Никогда не делай так, это недопустимо, - попросила она.
Я не стал спорить и никогда больше не пытался увидеть ее лицо.
Через несколько месяцев ко мне пришел еще один человек в накидке, лица которого я не мог увидеть. Потом еще и еще.
Эти люди знакомились со мной, что-то спрашивали, что-то от меня про меня узнавали и исчезали, но некоторые приходили по несколько раз. Но они всегда приходили по одному, не было ни разу, чтобы время их визитов пересеклось, даже при маме они не являлись.
Анализируя это, я пришел к выводу, что они отличаются от тех, кого я придумывал, У меня была уверенность, что они не плод моей фантазии, что они существуют в реальной жизни. Я их в ней никогда не видел, как, например, маму, поэтому я не могу представить их лица или фигуры, но они появляются зачем-то рядом со мной.
Зачем? Я не знал.
Я точно знал, зачем появляется мама.
Она часто мне помогала советом или просто сочувствием и пониманием. Это было очень важно для меня.

Учился я хорошо, легко поступил после десятого класса в институт.
Потом появился Сашка, который долго меня разыскивал. Как я был рад! Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Мы чуть не сутки просидели в моей маленькой квартире, которую мне предоставило государство на совершеннолетие. Мы говорили без умолка, мы рассказывали друг другу наши жизни. Та детская дружба, то единение наших душ, казалось, вспыхнули с новой силой.
А через несколько месяцев Сашка завербовался в какую-то экспедицию, чтобы подзаработать, уехал, как говорил, на несколько месяцев, а оказалось – навсегда.
В институте я влюбился, да так, что даже забросил общение с придуманными товарищами. Теперь приходили только люди без лиц и, кончено, мама, потому что их появлением я так и не научился управлять.
Мое счастье длилось два года, а потом семья моей любви эмигрировала в Израиль, и моя жизнь погрузилась во мрак, будто соскользнула с доски в люк.
В тот период меня спасала мама, она даже позволила мне несколько раз припасть к ее спине. В эти моменты боль моя душевная отступала.
А потом я научился представлять образ Сашки и общаться с ним.
К тому времени круг моего вечернего общения распадался на три уровня: выдуманные мной образы, люди без лиц и Сашка. Я думаю, если бы у меня еще были друзья, то я бы научился и их вызывать для общения. Но тех знакомых, которые были у меня в реальном мире, я не хотел вызывать по вечерам, мне хватало с ними дневных разговоров.
Я понимал, что это совсем разные уровни, потому что они никогда не реагировали на появление друг друга, они существовали, как будто, в разных измерениях, пространствах, мирах. Только я мог видеть одновременно выдуманные образы и фигуру без лица или Сашку они же вели себя так, что было ясно – они не знают о присутствии друг друга.

Вскоре Сашка начал появляться вместе с женщиной без лица.
Я позвонил ему, он похвастался, что женился, жену зовут Зоя, и ждут они пополнения семейства. Я был очень рад за него, за них.
И вот через четыре месяца я впервые увидел, как бесформенный силуэт обретает лицо.
Это было вечером у меня дома. Я сидел на диване, напротив меня у стола Сашка и его жена в накидке спиной ко мне. Мы о чем-то увлеченно разговаривали, сейчас и не вспомнить, о чем, вдруг, уронив накидку, ко мне повернулась Зоя.
Мне она сразу понравилась, молодец Сашка – отличный вкус.
На следующий день я позвонил другу, находясь под впечатлением очарования его супруги.
- Вадик, Зоя вчера умерла при родах.
Я онемел. Я был в шоке, я не находил слов, чтобы поддержать друга, да и какие слова тут могут помочь.
Но выводы я стал пытаться делать после того, как еще одна фигура в накидке обрела лицо.
Эта фигура