государевой осталась, как и остались казённые слуги для розыска тайного.
На расстоянии нескольких дней пути от града стольного, жил в дремучем лесу безвестный чернокнижник, ютился в землянке на склоне оврага глыбокого. Долгие годы провёл он в поисках магических формул и законов, дающих возможность раскрытия тайн природы. Ни что мирское не затрагивало его существование, не волновало его душу погружённую в мистические учения. Но случилось так, что повстречавшийся в лесу путник поведал о горе-злосчастье постигшем страну — об иссушении жизненных сил в телесах царственных. Вспыхнули глаза у чародея, полыхнули гневом затаённым. Почувствовал, будто кто подсказал, что настало время применить свои знания в деле.
Заутра*, зорька алая проснулась и, расчесав рыжие волоса, умылась из родника. Умывая лицо своё и тело, расплескала вокруг капли влаги, что скатившись с её прекрасного стана, превратились в жемчуга и притаились средь росистых капель украсивших шелковые травы. Учёный отшельник за долгие годы своего затворничества постиг многие тайны мира, от чего мог увидеть застывшие капли юности и девства наступающего дня. Собрал их вместе с редкими цветами и травами пригодными для плодоношения и отправился ко двору царскому.
Обрадовался батюшка царь всея земли приходу гостя, гостя дорогого, долгожданного. Взвеселилось сердце стылое, высохли слёзы горькие, огонёк вспыхнул надеждой зажжённой. С нетерпением выслушал он слова знахаря, поясняющие действие трав и отваров, приготовленных заранее, да и бросился к царице в опочивальню, страсть как хотелось испробовать зелие от чародейника. А самого велел попридержать до поры до времени, пока не воздействуют силы волшебные. Слуги с присущим им рвением исполнили приказание и стащили отшельника в подвал, где на цепь посадили — так вернее, не убежит.
Старый царь сделал всё как оговорено: вначале сам выпил приготовленный для него отвар, напоил царицу и, уложив её в постель, стал окуривать спальню ароматными травами. Наполнилась опочивальня сладковатым запахом медоносных растений, от которого с каждым вздохом всё больше кружилась голова. Ноги ослабели и не найдя опоры, царственное тело осело на ковёр. Тут же из тяжелого гобелена, висевшего на стене, выступил добрый молодец. Дивной красоты было его тело крепкое, источающее молодость и здоровье. А за ним следом вышла волчица, что оскалившись бросилась было на царя, но молодец удержал её и подвёл к постели высокой, на коей возлежала царица. Сделал молодец в воздухе магические знаки и тут же обернулась волчица обнаженной девушкой. Розовое полупрозрачное тело её вошло в телеса царицы и вот уже на ложе лежит Настасия, обретя облик юности и девственной чистоты. Восторженно приняла она молодца Елизара в свои объятия и стала отвечать на ласки любовные. Смутившись, волшебная ночь укрыла ложе влюблённых своей шалью и встала на страже их покоя.
Поутру проснулись царственные супруги и от сознания чего-то необычного, не поймут; толи во сне всё пригрезилось, толи взаправду к ним молодость на одну ночь возверталась, да и они ли это были. Сидят, друг на дружку смотрят, вспоминают, слезы вытирают. Растревожила ноченька царскую душеньку, всколыхнулось сердечко, и узрел он: царица-то в телесах дородность обрела, и дородность её всё растёт, ширится. А к исходу второго дня разродилась матушка дитятею мужеского пола. Тотчас разнесли гонцы по всей стране счастливую весть о рождении наследника престола. Пир закатили на весь мир, сидят, пируют, гостей потчуют. В честь новорожденного вино рекой льётся, а в этих бурных реках корабли разума тонут.
Царь от радости великой в награду жалует отшельнику высокий чин подле себя, отворяет казну, осыпая золотом, но тот отказывается ото всех благ и желает удалиться в свои чертоги. Ни кто не чинит ему в том препятствия.
Проходит год. Малыш первыми шагами радует батюшку с матушкой. Незаметно пролетело для них время. Все глаза да заботы отданы наследнику. Лелеют, пестуют свою кровиночку.
Случилось как-то летним, солнечным днём в послеобеденный час вынести его в люльке в сад. Оставили под яблонькой в прохладе почивать на свежем воздухе. Нянькам строго настрого наказали следить за наследником, а сами в беседку удалились, где по обычаю уснули. Старая нянька враз сомлела на солнышке, прилегла в тенёчке и захрапела. Молодая хоробрилась-хоробрилась, да тоже не выдержала — задремала рядом с люлькой.
Набежала тучка на солнышко, скользнула тёмная тень по траве, ветерок пробежался по листве. Очнулись няньки — глядь, а младенца в люльке нет. Шелковая ленточка соскользнула с чулочка и на травинке змейкой повисла. Бабочки белянки над пустой колыбелью разыгрались, порхают, в танце кружатся, дню светлому радуются. Им невдомек, что горе свершилось, — огромный волк, схватив малыша как щенка, перескочил каменную ограду и исчез, будто и не было. Дитё и пискнуть не успело.
Ахнули няньки, визг подняли,— Караул!!! — кричат. Стрельцы сбежались, бросились в погоню, да поздно — ищи ветра в поле. Волка и след простыл. Царица без памяти лежит, царь речи лишился, токмо губами шевелит да пузыри пускает. На силу откачали чету благородную заморские лекари, возвернули к жизни. Да только бессчастно их теперешнее бытие без любимого Егорушки, померк свет, закатилось красно солнышко. Плачут, молятся, в грехах каются. И не ведомо по чьей воле не осталась молитва без ответа.
На сороковой день, как пропал царевич Егорушка, велено отслужить во храме панихиду по убиенной душе невинного младенца. Обрядился государь в одежды траурные и, cтоя одной ногой на крыльце, готовясь выйти из сеней, как доложили, что некий странник слёзно просит принять его, раба не достойного, с великой вестью, и остановить панихиду, понеже усладит он речью своей и возрадует сердце государево. А там только ему одному ведомо как поступить. Тут же было велено поставить раба многошумного пред его суровые очи.
Привели стрельцы человека одетого в ферязь из черного бархата с застёжками серебренными, подшитую золотым кружевом, не всяк благородный чин имел достаток обряжаться в такие одежды.
Назвался пришлец коротким именем Рох, не обременённый каким либо отчеством або званием и поведал повесть: ...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
