Он приболел и поэтому взял работу на дом — куда от неё денешься, если ты редактор и вечером крайний срок сдачи номера?! Но и дома, в его холостяцком логове, было неспокойно: телефон звонил не умолкая, да и самому приходилось помногу раз накручивать диск и отдавать указания. Лишь когда все материалы были согласованы и по электронке отправлены в типографию, наступило некоторое затишье. Он откинулся на спинку кресла, потянулся, потёр ладонями глаза, уже собрался было подняться и пойти прилечь, как вдруг аппарат вновь напомнил о себе.
«Чего у них ещё?»
Не сразу сообразил, что звонят не из редакции.
— Здравствуйте, — уныло отозвался он на приветствие.
Взамен приятный девичий голосок, в котором чувствовалось волнение, вывел:
— Скажите, пожалуйста, да или нет?
— …Чего?
— Просто скажите, «да» или «нет».
Трудно было отвлечься от дел.
— Ну… пусть тогда… «да», — произнёс он в конце концов.
— Спасибо! — раздалось в трубке, теперь значительно увереннее.
Мгновения спустя он радовался, что именно так ответил на вопрос незнакомой девчушки, вероятно, наугад набравшей его номер. И если б не этот терпкий аромат скошенной травы, что принесло ветром в распахнутое окно, если б не внезапная, беспричинная боль в руке, если б…
1
Они встретились жарким июньским вечером в автобусе Москва — Рига: он собрался-таки навестить друга, обосновавшегося в Прибалтике ещё до распада Союза.
Конечно, можно было бы взять билеты на поезд или самолёт — тогда бы путь оказался короче и комфортнее. Но ему захотелось посмотреть по сторонам, а потом написать очерк или даже путевые заметки. Было бы больше времени, вообще отправился бы на перекладных. А так лишь об одном сожалел: поскольку переезд через границу ночью, не доведётся узнать, действительно ли «на нейтральной полосе цветы необычайной красоты».
…И вот автобус втягивает в себя входную дверь. Смолкает шум улицы, потом начинается плавное убаюкивающее покачивание, потом и оно прекращается. Но нет, наступивший покой ненастоящий: автобус движется. Быстрее, быстрее, разогнался, пошёл.
Следует один поворот, другой. Работают кондиционеры — и как будто бы становится не так жарко, как при посадке. Минералка отложена в сторону — вода теперь ни к чему, пить не хочется.
Слева — симпатичная блондинка с короткой, почти мальчишеской стрижкой. Он заметил её ещё на привокзальной площади; поразился блеском озорства в очень живых глазах, такие редко можно встретить. А вот она до сих пор как будто бы ни разу не взглянула на него. И теперь отвернулась, уставилась в окно и молчит. Наверное, никак не успокоится после конфликта.
Она заранее пришла к автобусу, расположилась и, не желая томиться в духоте, решила прогуляться, когда же вернулась, место оказалось занятым. Не успела понять, что к чему, а семейка пенсионеров уже взывает к стюардессе: «Мы хотели вместе, а нас разлучили!» Девушка волнуется, не ожидала такого, она-то в чём виновата? Говорит, заказывала билет через турагентство, специально просила место у окна — иначе готова была ехать другим рейсом, — говорит, оставляла здесь сумку и журнал.
Стюардесса просит занять свои места, обещая потом всё уладить. Пенсионеры ворчат, но зашевелились, встают. То одно им мешает, то другое; нужно надевать скинутые ботинки, собирать в пакеты уже разложенное съестное.
И тут вмешался он, уступив девушке место.
Пенсионеры праздновали победу, щедро сдабривая её поглощением пищи. Впрочем, процесс пережёвывания они вполне совмещали с укорами девушке и похвалами в адрес своего и, оказывается, её спасителя: вот, мол, какой замечательный молодой человек. Предрекали, что они за дорогу ещё подружатся, а потом — и поженятся. Он заметил, девушка еле сдерживалась, чтобы не ответить или, может быть, чтобы не расплакаться, — и ответил за неё: «Ещё в пути и поженимся, и разведёмся».
Она всё ещё жмётся к окну, а его боится коснуться локтем или коленкой. Он исподволь разглядывает её. Бежевые брючки из тонкого льна, лёгкая льняная кофточка, податливо отзывающаяся на учащённое дыхание, совсем не привыкшие к строгости милые черты как будто бы очень знакомого лица — до чего же хороша она в своём незатейливом наряде! И даже в том, что сидит рядом эдакая недотрога и злится на всех сразу, и вместе со всеми на него, есть особая прелесть. Вот и ресницы подрагивают, и верхняя губка вопросительно приподнялась. Или ему это только кажется?
Она ещё не загорала: кожа светлая, нежная. Так и хочется прикоснуться губами к руке, щеке…
2
Автобус выбрался за пределы Садового кольца и завяз в пробке, на солнцепёке. Оказывается, кондиционеры не со всякой жарой справляются.
То и дело слышится шум откупориваемых бутылок. И он вспомнил про свою.
Он всегда посмеивался над сегодняшним временем и сегодняшними людьми: вот, мол, успело вырасти поколение, какое-то особенное, «пузырьковое» — в прямом и переносном смысле. Словно из пузырька или пробирки появившееся на свет, клонированное, и способное лишь пузыри пускать, и ещё всюду с пузырьками и бутылочками странствующее. А теперь вот, пусть ненадолго, и сам стал таким. Но это из-за жары.
Шумная компания впереди с азартом принялась за пиво.
Стюардесса в микрофон представилась пассажирам. Наташа, низенькая, ловкая, улыбчивая, — казалось, она успевала всюду, где только ни возникала нужда в её помощи и советах, всё у неё ладилось. Она назвала водителей; судя по фамилиям и именам, первый из них русский, второй — латыш. Познакомила с маршрутом следования, пожелала счастливого пути и попросила приготовить для проверки билеты и паспорта.
У него при себе были два паспорта: российский и заграничный. Который и когда может понадобиться, понятия не имел, вот и взял оба.
Опять поехали быстро, опять повеяло прохладой. Наступил долгожданный покой, лишь солнце, находя щели в занавесках, продолжало слепить глаза.
Он приготовил документы и в ожидании стюардессы перелистывал паспорт. Девушка слева зашевелилась: её что-то заинтересовало в его данных. И он поспешил обратиться к ней:
— Какой здесь нужен: заграничный или наш?
— Наверное, не этот, а заграничный, — немного помедлив, ответила она.
Вступая в разговор, незнакомые люди обычно вслушиваются в голоса друг друга, пытаясь с первых слов определить характер человека, и будто бы эти первые слова дают им разрешение открыто взглянуть на собеседника и только потом внимательнее, чем прежде, рассмотреть его. Так у взрослых. Детям же можно позавидовать: у них всё начинается именно с пристального изучающего взгляда. Слова для них — не главное. Не потому ли дети реже ошибаются в людях?
Он всё ещё стеснялся взглянуть в глаза девушки. Особенно когда она смотрела на него — он чувствовал это.
— А наш-то нужен?
— …Не знаю.
3
У компании впереди закончилось пиво — шустрые ребята. Наташа пообещала принести, как только разберётся с билетами. Автобус тем временем выехал за МКАД.
Ну вот, документы проверены и возвращены пассажирам; некоторые взялись за декларации — у кого валюта или дорогие вещи.
Он медлил с тем, чтобы убрать паспорт. Догадывался, что-то должно произойти, и девушка будто бы тоже пребывала в каком-то ожидании.
Пожалуй, это самые прекрасные мгновения в отношениях между мужчиной и женщиной — мгновения неопределённости, неведения, предчувствия чего-то. Мгновения, от которых зависит не то рождение нового мира, не то соединение миров. Мгновения, когда всё привычно-человеческое становится вдруг небесным, божественным — то, что было до этого, и то, что будет потом, незначительно, никчемно, буднично. Мгновения эти застают нас врасплох. Первое неловкое движение, неосторожный жест, неуместная фраза способны разрушить состояние вольного странствия души, душ, когда не ощущаешь ни хода времени, ни пространства с его условностями, препятствиями и пределами, ни света, ни тьмы, ни тепла, ни холода, ни чьего бы то ни было присутствия, взгляда, дыхания, прикосновения, — совсем ничего.
— Как вас зовут? — вдруг спросил он.
Слова вырвались сами собой, он не думал, что скажет хоть что-то. Он не слышал того, что говорит, скорее, догадался о том.
— Ирина, — ответила девушка.
Он тоже назвал имя.
Как только познакомились, волнение исчезло, и завязался вполне непринуждённый разговор.
Ирина всё извинялась. Ведь это из-за неё ему пришлось уступить место. Он же уверял, что безразлично, у окна ли сидеть или у прохода. А сам думал, что если бы не тот случай...
Она рассказала, что родилась в Риге, но последние годы живёт в Воронеже; не так давно и мать с отцом перебрались в Россию. Рассказала, что едет на встречу с однокурсниками, что зиму и весну переписывались и перезванивались, что в гостях пробудет недолго — не хочет обременять друзей. Да и домой пора: поездка и без того затянулась из-за необходимости получать визу в Москве, в Воронеже ведь нет латвийского консульского отдела.
Ирина говорила и ещё про какие-то документы, которые пришлось оформлять, — он же не мог взять в толк, зачем это понадобилось.
У него проблем с визой не возникло, если, конечно, не считать, что в посольстве попросили указать десятидневный срок пребывания. Он и не рассчитывал задерживаться дольше, однако само ограничение подпортило настроение; так, что чуть было в графе «цель визита» не написал «освободительная миссия».
Тут ещё и случай с парнем, собравшимся побывать на могиле матери, — он стоял к соседнему окошку. Трёх дней вместо привычных семи ему было недостаточно, чтобы установить памятник и поправить ограду. Для продления же визы требовались дополнительные справки, о которых ничего не говорилось в правилах. Парень сгрёб в сумку документы и, понурив голову, направился прочь — люди виновато расступались, пропуская его.
Он тоже рассказал Ирине о себе: откуда родом, где учился, кем работает.
Стюардесса поставила кассету с голливудским боевиком — и он, и она, мельком взглянув на экран, больше не интересовались фильмом.
4
Миновали Волоколамск, дорога стала узкой и пустынной. Ничто не напоминало, что в прошлом окрестные места были весьма оживлёнными: здесь сходились торговые пути, а за право владеть городом велись войны.
Изредка он нагибался к проходу, чтобы посмотреть вперёд, через лобовое стекло. Ему почему-то вспоминались кинокадры охоты на волков в степи с вертолёта. Наверное, из-за своеобразной конструкции автобуса, в котором салон с пассажирами находится практически во втором ярусе, а водительские места — внизу, у самой дороги. Вот и получается, смотришь сверху вниз на колею, которая одновременно стремительно убегает от тебя и проносится под тобой, и расступающиеся по сторонам обочины, и кажется, лопасти вертолётного винта воздушным потоком гнут к земле скудную степную растительность, среди которой мечется, выбиваясь из сил, затравленный зверь.
Ирина прислушивалась к разговору пенсионеров и продолжала злиться, некоторые фразы выводили её из себя. Она предположила, что старик в прошлом был не то важным профсоюзным деятелем, не то военным из госприёмки или штабных работников и занимался перекладыванием с места на место всяческих бумаг. Должность развратила его, а заискивающее отношение
