длинноволосый немец Людвиг тоже пару раз переспал с ней, чисто по-дружески, да и остальные вожделенно облизывались, глядя на его девушку.
В их тусовке на свободные связи смотрели сквозь пальцы, никто не заморачивался на ханжеской морали, кто с кем хотел, тот с тем и уединялся в любой палатке. Мужчины, женщины — всё равно.
А вот он, Денис, так и не смог вписаться в их компанию, оказался замшелым гомофобом, что абсолютно не приветствовалось, и ревнивым собственником, что резко порицалось и едко высмеивалось.
Как не старался он ради Маргоши сломать в себе устаревшие стереотипы в отношениях — так и не смог. Или ты со мной, или нет — третьего не дано! Только, как же муторно было на душе после того их разговора!..
При воспоминании о бывшей подруге змея, державшая в зубах его сердце, с готовностью ужалила и залила холодным ядом внутренности.
Из горла непроизвольно вырвался тягостный стон, девушка, на которой он по ужасной ошибке женился, показалась бледной невзрачной молью, по сравнению с яркой тропической бабочкой Маргошей, ему невыносимо стало смотреть на её приоткрытый рот, на дрожащие ресницы, чувствовать напряжение её рук на своей спине.
Как он мог с ней связаться?! Ради чего?! Можно подумать, что он не состоянии прожить двух дней без секса! Всё! Сегодня же этому фарсу он положит конец!
Едва не чертыхнувшись от нахлынувшего чувства неприязни, Денис прекратил дурацкий процесс, не доставивший в этот раз никакого удовольствия, проигнорировал удивлённо распахнувшиеся глаза, закрылся в ванной и, бодая лбом стену, тихо матерился там под холодным душем.
* * *
Ира вынула из микроволновки высокий многослойный бутерброд, которые её мужу так понравилось есть на завтрак, налила в большую чашку кофе: две чайные ложки с верхом, два кусочка сахара, сливки.
Вот и пригодились нравоучения матери, от которых она перед свадьбой только отмахивалась и переводила в шутку:
«Мужиков надо сытно кормить в любое время суток, так же, как у диких зверей, их организмы стремятся впрок обеспечить себя запасом питательных веществ, они не откажутся от мяса, даже, если только что пообедали. Задвинь подальше свои обиды, огорчения, усталость и болезни, жалуйся только подушке, и только тогда, когда твой сытый и довольный муж крепко заснет. Не вздумай плакать при нём, они терпеть не могут наших слёз. Вы сколько угодно можете выяснять отношения, но обед должен стоять на плите — будет лучше, если ты уяснишь это сейчас, а не потом, когда он выскажет тебе в лицо свои претензии. Не думай, что впереди у тебя сплошные розы и песни, над счастьем нужно кропотливо работать.»
Наверное, мама была права.
— Дэник, ну что случилось? — скрывая свою обиду, допытывалась Иришка. — Я что-то не так делаю?
— Не называй меня этой дебильной кличкой, я же просил, — раздраженно ответил Денис и вдруг ни с того, ни с сего рявкнул на неё: — И больше не смей приставать ко мне с утра, когда я спешу на службу!
От неожиданности Иришка вздрогнула, быстро опустила голову и усиленно заморгала, пытаясь удержать слёзы внутри.
Что такого она спросила? Чем разозлила?
Денис не любит обсуждать занятия любовью, но как же тогда узнать, чем он недоволен: не у матери же спрашивать и не узнавать у знакомых девчонок в ВКонтакте? Надо справиться со слезами, не хватало только расплакаться!
Она бросила быстрый взгляд на мужа и поняла, что он уже пожалел о своём всплеске, и уже набрал в грудь воздуха, чтобы извиниться за свой тон — Иришка была уверена, что он хотел извиниться — иначе и быть не могло.
Она проглотила комок в горле и приготовилась простить великодушно своего любимого: у него такая трудная работа, с тех пор, как два дня назад закончился их короткий медовый месяц (всего-то две недели) муж пропадает на службе, приходит поздно и удивляется, что она не спит, ждет его, подогревает ужин.
Бедный, привык к холостяцкой холодной и неуютной квартире, к тому, что заботиться о нём некому, привык обедать в столовке в своём Управлении, ужинать какой-нибудь вредной сухомяткой, а от завтраков поначалу вообще отказывался, но разок попробовал её трехслойный горячий бутерброд и заценил, даже попросил добавки.
А что?
С утра можно есть сколько угодно углеводной пищи. Денису завтрак напоминает его любимый фастфуд из Макдональдса, но здесь мамина домашняя буженинка со слезой, сыр не пережарен, помидорчики и салатные листья с рынка, кетчупа и горчицы самую малость для остроты вкуса, хлеб запечён в тостере до золотистого цвета — всё мягкое, тает во рту — как можно отказаться от такого завтрака? Денис и не отказывался, завтракал с удовольствием.
А сегодня не притронулся…
Иришка вскочила со стула, чтобы кинуться к нему, обнять, заверить, что она вовсе не обиделась, пусть он не переживает по этому поводу, работает спокойно, но в кармане у мужа грянул марш «Прощание Славянки» и она отступила, замерла, понимая, что сейчас не к месту обнимашки.
— Да, Леха! Да, еду, а пробке стою. Прикрой перед Михалычем, с меня пиво!
Телефонный звонок всё испортил, Ира поняла, что желание мужа попросить прощения за грубость бесследно исчезло, ей показалось, он даже забыл, что женат.
Она наблюдала, как он обувается, как натягивает куртку, проверяет документы и карточки в барсетке. С полочки под зеркалом в прихожей Денис схватил ключи от машины и, звякнув ими, захлопнул дверь.
Ира покачнулась, как от пощечины, тяжело опустилась на стул, вздохнула, усмехнулась горько.
После всего лишь двух недель брака она его стала раздражать — это так очевидно. И чего она только нафантазировала себе? Где были её мозги?! Зачем она без раздумий согласилась выйти за него, ведь знала же: все мысли Дениса занимает другая женщина, но почему-то решила, что сможет окружить его такой заботой, подарить такую любовь, что он и думать забудет о прошлом.
Ничего не вышло.
Он впустил Иру в свой дом, но душа по-прежнему осталась для неё закрытой, ей не удалось отыскать туда ни одной лазейки. Две недели медового месяца сблизили их настолько, насколько может сблизить общая постель двух абсолютно чужих людей. Денис нехотя уступал ей, но и только, она чувствовала.
Наверное, самым правильным было бы разойтись, пока не поздно, пока они окончательно не испортили жизнь друг другу, пока она не успела забеременеть, пока оба не погрязли во лжи.
Ах, если бы она смогла найти в себе столько сил, чтобы уйти из его дома, вернуться обратно к родителям — не пришлось бы глотать слёзы, искать под плинтусами свою самооценку и постоянно придумывать, что соврать сегодня матери.
У Иры не было таких сил.
В соседского мальчика, старше её на целых шесть лет, Варламова Дениса, она влюбилась в возрасте семи или восьми лет. Отчаянная фантазёрка, она рисовала в своей детской головке подробные детали их совместной жизни и считала своим долгом посвятить в них родителей и бабушку с дедом: где они с Дениской будут жить, сколько у них будет детей, как они их будут воспитывать, куда поедут в отпуск, на каком самолёте полетят в Африку и всё в том же духе.
Родители и дедушка с бабушкой посмеивались над её детской влюблённостью и поддразнивали:
«Ну и когда свадьба-то, мы уже ждать устали? Ты, хоть скажи нам заранее!».
«Ничего, пройдёт», — говорила маме бабушка.
Но ничего не прошло, восторженное обожание плавно перетекло в безответную любовь.
После смерти своих родителей, Денис по-прежнему поддерживал с семьей Харитоновых дружеские отношения, но почему-то совершенно не замечал, как Иришка повзрослела и похорошела, продолжал относиться к ней, как к младшей сестрёнке.
С возрастом она перестала фантазировать.
Приезжая на дачу, ловила взглядом Дениса и молча страдала, глядя на меняющихся, время от времени, длинноногих ярких брюнеток за соседским забором, — все они казались ей недосягаемо красивыми, но недостойными его мизинца.
Иринка пропалывала грядки, ревниво наблюдала через высоко натянутую сетку-рабицу за девицами, душила в себе неприязнь и терпеливо ждала начала учебного года — в городе возможностей встретиться с Денисом и даже перекинуться парой словечек было гораздо больше.
Их дачи не случайно оказались по соседству: садовое товарищество принадлежало МВД, и так же, как его отец когда-то, и отец Ирины, Денис Варламов служил в муниципальном Управлении МВД по городскому округу, занимался оперативно-розыскной деятельностью, а Харитонов Максим Геннадиевич приводил в стройную систему ряды коробок и пакетов с вещественными доказательствами в специальной камере хранения, оборудованной обособленно в подвале здания Управления.
Дочь, как студентка юрфака, а также продолжатель династии, приходила помогать заполнять реестры в компьютерной базе и иногда сталкивалась в широких коридорах с Денисом. Всегда спешащим.
— Привет, Денис!
— Салют! Как там у вас в подвале?
— Скучно.
— Скучно? Это ты у нас в отделе не была. Елене Семёновне привет передавай.
Он скрывался за поворотом длинного коридора, а Ира ещё несколько секунд смотрела
