26. 10. 2016
Я огорчён событиями сегодняшнего вечера.
Мы договорились с Энни, что я встречу её после репетиции, и мы сходим с ней в концертный зал филармонии на гастролирующий в городе Симфонический оркестр Берлинского Радио и Телевидения. В афише значилось "Соната для фортепиано № 14 до-диез минор, ор. 27, №2" под руководством известнейшего дирижёра Марека Яновского. Это моё самое любимое, ещё со времен учёбы в музыкальном училище, произведение Людвига ван Бетховена.
Я прождал её до окончания репетиции, пока последние участницы кордебалета не покинули здание театра. Набравшись смелости, я подошёл к трём девицам из труппы, стоящим на автобусной остановке, и спросил об Энни. Они, почему-то хихикая, злорадно сообщили мне, что её ещё утром балетмейстер выгнал с репетиции за вчерашний прогул.
Странно, почему же она мне не позвонила, чтобы предупредить меня об этом. Я бы напрасно не мёрз под порывами холодного осеннего ветра у театрального подъезда.
Подошёл мой автобус. Я протиснулся в его глубину, и всю дорогу пытался найти объяснение этому поступку. Значит, у неё возникли какие-то неотложные дела. Но ведь позвонить-то она могла?
С этими мыслями я и поднялся в свою квартиру.
Её окна были темны, как ночь, неслышно подкравшаяся к городу на мягких лапах хищного зверя. Хмурые прохожие спешили по каким-то своим делам. В квартире надо мной залаяла Динка, глупая, беспокойная такса, которую обожает её хозяйка - пожилая дама лет семидесяти пяти. Я стою с потухшей сигаретой в руках и, молча, смотрю на телефонный аппарат, не рискуя набрать её номер. Может она спит, или уехала на дачу, или решила заночевать у какой-нибудь подружки. Зачем беспокоить её попусту?
Налил себе стопку коньяка, оставшегося после встречи с приятелем, на днях зашедшим ко мне, и залпом выпил. Разобрал постель. Разделся. И нырнул в её тёплые объятия, чтобы провалиться в тревожный сон.
Утро вечера мудренее!
