КОКОН ЕЁ ОДИНОЧЕСТВА. Рассказ.

выписывания рецепта и совета почаще гулять на свежем воздухе, шутливо говорю: а то Вы, наверное, слишком много читаете, занимаетесь резьбой. А он ответил: да, много, боюсь надолго разрывать «оболочку мира, столь долго творимого мною». Помню, что удивилась: «Но Ваш мир слишком тесен, в нём трудно дышать.» На что он усмехнулся, подошел к полке, взял небольшую книжку, раскрыл:
Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи,-
Внимай их пенью — и молчи!..
(Онаедленно пошла по алле, каждый раз рукой прикасаясь к дереву, мимо которого проходила, но останавилась.) Сейчас-то я знаю эти строки Тютчева*, а тогда чисто по-докторски ответила: «Может быть, Ваш поэт и прав, но за своим здоровьем надо следить и чаще покидать свою, как вы выразились, оболочку». И то была тоже встреча… да-да, подобных больше не припомню. (Развела руками, снова пошла.) А, впрочем… (И - радостная улыбка.) Помнишь, мы заезжали к твоему другу, который всё писал и писал свой роман? Кстати, жив ли он?.. Жаль. Интересный был человек… (Свет очередного фонаря в сгустившихся сумерках чётко обозначил её профиль.) Ведь он тоже жил в своём коконе, о котором говорил Алексей, жил, и, наверное, был счастлив, да?.. Вот, видишь! Поэтому с некоторых пор я и стала задумываться: а соткала ли и я свой кокон, в котором еще предстоит жить, когда моё одиночество станет более… когда… (Она останавливается, смотрит: понимаешь, мол, о чем я?) В общем, всё это не даёт мне покоя ни днём, ни ночью. А вчера, когда забежала племянница и я стала ей говорить нечто похожее, то она отвернулась и сразу плюхнулась на диван смотреть по телевизору какой-то паршивый сериал. Говорю ей: ну как ты можешь набивать себя такое ерундой? Скажи, чему может научить эта белиберда и что оставит в душе? Сидит, молчит. Тогда я – опять: да пустота в тебе останется, с которой надо будет жить, скучая, если ты… И начала – о душе… Да нет, не совсем то, что – тебе, а, чтобы понятней ей было… И что она? Да ничего. Не ответив, вытерпела мой монолог, потом оделась и ушла.
Кира зЗамолкает. Идёт вдоль ограды сквера, варежкой снова цепляет снег с его изгибов, слегка подбрасывает и он в свете проезжающих машин мелькает чуть заметным фейерверком».

Тогда на этом моя запись оборвалась, но теперь думаю, что те самые «лучшие времена», о которых писала выше, для меня и Мадам Энзим настали, - кажется, она наконец-то нашла ответ на вопрос, когда-то задаваемый самой себе: «А нужны ли такие коконы нам, человекам?» А я, по её просьбе съездив в Городец – её брат умер, осталась одна, - теперь знаю: «материал» для моего рассказа есть.

«Мы идём по тропке, которая бежит по древнем валу, оставшемуся после строительства крепости в двенадцатом веке. По сторонам – высокие березы и на фоне старых, изогнутых сосен и бирюзы неба их осенний окрас так манящ и радостно-ярок, что хочется просто молча любоваться ими. Но похоже, Кира не замечает этой лепоты и всё рассказывает, рассказывает о Городце, а я уже стараюсь не перебивать её монолога вопросами.
- Конечно, городок этот по сравнению с нашим небольшой, всего около тридцати тысяч жителей, но в нём такая насыщенная концентрация!.. (Взглянула, вроде как извиняясь.) Ты уж прости, что говорю своими терминами, но как их позабудешь, если всю жизнь – с ними… Так вот, до революции в Городце жило много старообрядцев, а они – народ трудолюбивый и, значит, не только умели зарабатывать деньги, но и жертвовать городу. Представляешь, в таком маленьком селении построили две гимназии, богадельню, храмы. (Вдруг останавливается напротив старой изогнутой сосны.) Смотри, какая красавица! Вроде бы уже старая, даже крона склонилась на одну сторону, но как изящно смотрится, да?.. (Снова пошла.) И здесь когда-то строили суда, а на чугунолитейном заводе отливали великолепные решетки, навесы для крылец, которыми ты уже любовалась. Но прославился Городец своими пряниками, и даже есть Музей, в который мы обязательно… хотя бы в него, ведь здесь еще шесть музеев и даже есть Музейный квартал с домишками, похожими… Во Франции почему-то выпекали пряники, похожие на дома, а в Музейном квартале сами домики на них похожи (Живо улыбнулась.), и мы обязательно туда сходим. А еще есть в городе три красивых храма и великолепный Феодоровский* монастырь. А еще… (Вопросительно взглянула.) Наверное, ждешь, когда заговорю не о городе, а о себе?.. Да ладно, не отказывайся, знаю, что так и сесть.
Потом был и тот самый пятиглавый величественный монастырь, перед которым широкой гладью стелилась Волга с двумя застывшими, словно нарисованными судёнышками, и музей «Городецкий пряник», здание которого хотя и из камня, но своими удлиненными узкими окнами, украшенными искусно выложенными наличниками, тоже смотрелось пряником, а там, внутри него, не нужен был и экскурсовод, ибо Кира водила меня от стенда к стенду, показывая разные доски для выпечки тех самых лакомств, расшивы, старинные расписные сундуки, игрушки, а потом подвела и к шкафу-поставцу с резьбой из сцен священного писания, истории смутных времен… И обо всём рассказывала с такой взволнованностью, будто признавалась в любви и к этому городку, и к резным поделкам. Может, так оно и было? Ведь пока не хочет возвращаться в город, в котором прожила большую часть жизни и в котором - дети, внуки».

Самое трудное при написании рассказа – последний аккорд, финал. Какие подобрать слова, чтобы в нём читатель отчётливо увидел ту самую изюминку, ради которой он и замышлялся?
В тот наш вечер, уже изрядно уставшие, мы пришли к домику Киры, потом сидели на веранде за чаем с городецкими пряниками, и именно в те минуты услышала я тот самый монолог, который и помог закончить рассказ.

«- Знаешь, не могу сказать, что мне было не интересно жить, работать. И с мужем мы понимали друг друга, и детей любила, свою профессию, но, когда попала сюда… (Опустила глаза. Помолчала. Смущенно взглянула.) Нет, не о том я… Для меня всё, чем жила раньше, уже в прошлом, в прошлом. (Смущенно улыбнулась.) Конечно, кроме детей, внуков. (Махнула рукой.) Нет, что-то опять я – не о том. Вот уж прав Тютчев: «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймёт ли он, чем ты живёшь? Мысль изречённая есть ложь.» (Ложечкой помешала чай, положила её на край блюдца.) И всё же попытаюсь, чтобы ты поняла и… (Как же искренне и доброжелательно улыбнулась!) Поняла и приняла. Ведь примешь?.. Конечно, ты права: зачем спрашиваю?.. Итак, когда приехала сюда, то с трудом привыкала к этой провинциальной тишине, неспешности и даже было скучно, а потом… Ведь с братом никогда не понимали друг друга, а когда умер… Так вот, от одиночества и сплина начала ходить по музеям, узнавать историю этого малого уголка России, а как-то забрела в Феодоровский монастырь, в котором как раз шла служба, пел хор. И понимаешь… (Снова замолчала и на лице пронеслась целая вереница чувств, словно в сию минуту снова слышала тот самый хор.) В общем с той самой минуты в душе моей что-то ожило и в ней начал наматываться тот самый кокон, о котором я тебе уже… когда-то… (Тепло улыбнулась.) И о котором слышала от своего пациента Алексея. Помнишь рассказывала о нём?.. Да-да, хорошо, что помнишь. И нити этого кокона вдруг стали тянуться из того, что видела, слышала в этом маленьком, но таком духовно насыщенном городке. Ведь здесь в простом зелёном домике с тем самым старинным чугунным навесом над крыльцом даже Музей добра есть с утварью и предметами прошлых веков! И сколько ж там намоленых предметов! (В глазах мелькнула опаска: пойму ли?) Да нет, не в обычном понимании, а… (Пошевелила пальцами, словно нащупывая что-то.) А просто от всего того, что там вижу, исходит что-то тихое, молчаливое. То самое, что так долго хранят в себе эти предметы, а теперь делятся со мной. (Смущенно улыбнулась.) Не знаю, со всеми ли так бывает или только со мной? (Не у меня спросила, у себя.) Кстати, я же не довела тебя до памятника Александру Невскому*… Да нет, тот, который ты у монастыря видела, совсем не то... завтра отведу к тому, который стоит прямо на берегу Волги... (Смущенно улыбнулась.) Ладно, больше не буду о Невском, о Городце, знаю, хочешь, чтобы я - о себе… (И снова на лице промелькнула вереница чуть уловимых чувствований.) А знаешь, собственно о себе и нечего сказать. (Встала, слегка расправила плечи.) Ведь я словно растворилась во всём, о чем тебе пела, поэтому собирай анамнез о состоянии моего здоровья сама. (Почти рассмеялась.) А, впрочем, подскажу еще… При Феодоровском монастыре есть народный университет… Да нет, бесплатный, и открытый для всех, вот и я туда… А многое там можно узнать: и об истории края, о местном земледелии, природе, здоровье и оказании первой помощи, современных технологиях… можно и церковно-славянский язык учить… Нет, не учу, но университет этот столько мне дал!.. да и даёт. (Присела, оперлась локтями о стол, склонила голову на руки.) Вот теперь и думаю: ну, как уезжать, как покинуть то, что наконец-то открыло, соткало вокруг меня мою ауру, мой кокон, в котором стало так интересно жить и благодаря которому не только не боюсь одиночества, но лелею его, охраняю. (Каким прекрасным стало её лицо!.. Не «спугну» ли своим вопросом?) Нет, не скучно мне с собой. И даже думаю, что эта моя зона отчуждения, одиночества сделала меня сильнее и что мой мир, всю жизнь разбросанный, распылённый среди тех, кого лечила и кто оказывался рядом, теперь стал только моим. (Взглянула отчуждённо, но увидев вопрос в моих глазах, улыбнулась.) Да нет, не думай, что это опасно. Мой замкнутый мир одновременно и расширился до невидимых пределов... Когда возвращусь в наш город? Не знаю. Не знаю и надеюсь, что дети тоже переберутся сюда».

*Фёдор Тютчев (1803-1873) - русский лирик, поэт-мыслитель, дипломат.
*Феодоровский монастырь - мужской монастырь в Городце, с которым связано обретение одноимённой иконы Богоматери. Соборный храм воссоздан в первоначальном виде в 2009 году.
*Александр Невский (1221-1263) - Князь новгородский, великий князь киевский, великий князь владимирский, полководец, святой Русской православной церкви.