Легенда о лодочнике

завоевать любимую женщину? – спросил лодочник.
- Мне кажется, это мой смысл жизни. Ведь если мечта слишком далёкая, она становится смыслом всей жизни.
      Это тоже была хорошая мысль.
      Баркас выплыл из полосы лесов и уходил в другие края.
      В маленьком городке, примыкавшем к реке, на баркас подсела одна художница. В лёгком ситцевом платье, миловидная девушка прохаживалась в задумчивости по берегу, когда лодочник, купив целый узел продуктов, возвращался к своему баркасу.
      Приветливо улыбнувшись, она подошла к перевозчику и поинтересовалась, куда он направляется.
- К морю, - махнул рукой хозяин баркаса.
      Пообещав хорошо заплатить, девушка попросила довезти её до морского побережья.
      Лодочник внимательно взглянул на неё. Ему не по душе было, что в баркасе, который он привык считать домом, будет кто-то посторонний. Однако миниатюрная девушка понравилась ему. Наверное, причина была в её солнечной улыбке. Быть может, и он понравился этой молодой особе.
- Ладно, - ответил лодочник. Деньги ему были не нужны, но ведь художница точно так же хотела увидеть море. Как можно отказать человеку, с которым по пути к одной мечте. Особенно такой красивой девушке.
      Он подвесил ей в каюте ещё один гамак. Половину суммы девушка заплатила сразу, вторую часть пообещала по прибытии.
      Впервые они откровенно побеседовали после выпитой на закате бутылки хорошего вина. Лодочник рассказывал попутчице о своей нелёгкой жизни и о том, как ему неслыханно повезло после стольких лет нищеты. А девушка поведала о себе. Оказалось, что она на пять лет старше перевозчика, хоть и выглядела ещё очень молодо. Родители умерли, оставив бедняжку на попечение строгой тётки, у которой и без того хлопот хватало. И девочка стала рисовать, с каждым годом всё лучше. Она стремилась быть не хуже сверстниц, у которых были родители.
      Лодочник подивился её красоте, когда она говорила. Ему стало жаль, что нет возможности взглянуть на холсты художницы, ведь она уходила из дома навсегда, оставляя всё в подарок своей родственнице. Серые глаза девушки горели – наконец-то она сможет добраться до далёкого моря. Туда не ходило ни одно судно по реке.
- Я всегда рисовала всё, что было вокруг меня, - говорила художница. – Лучше всего, по словам других, выходили у меня тенистые аллеи и пруды, а ещё озёро, что у нас за городом. Однажды я сидела там и началась гроза. Поднялся жуткий ветер, по поверхности заходили волны. Били молнии, а я сидела и смотрела на это великолепие, жалея, что не взяла с собой кисти и краски. Впрочем, потом начался ливень, и я всё равно не смогла бы ничего изобразить. Но с тех пор я хотела увидеть настоящие волны, шторм и море, нарисовать всё это. Это стало моей мечтой.
- Что ж, - произнёс перевозчик. – Наступит день, и мы доберёмся до моря. Но тогда мечты будут достигнуты. Что же дальше. В чём смысл нашей жизни, который будет нас вести до самой смерти.
- Смысл, я думаю, нечто другое. Для меня смысл жизни – рисовать такие картины, чтобы весь мир ценил их, чтобы не было другого такого художника. Я хотела бы стать лучшей. А может, я и есть лучшая…
      Лодочник нахмурился.
      «Тщеславие, - подумал он. – Смысл жизни её в тщеславии. А это не лучшее. Она хочет, чтобы её носили на руках за то, что она просто изображает то, что видит. А ведь какой-нибудь граф, чтобы купить её баснословную картину, обложит своих крестьян дополнительными налогами. Нет, это не по мне».
      Вслух он этого не сказал, не желая обижать попутчицу. Кто знает, почему девушкой так двигало тщеславие. Вероятно, этому были свои причины. Быть может, то, что она осталась сиротой. Как же он может судить её за то, что она просто движима иными мыслями и целями. К тому же одна общая цель у них есть.
      Однако их приязнь, возникшая после искреннего разговора, так и осталась приязнью. Наутро каждого из них немного смутил тот факт, что в первый же день знакомства они так разоткровенничались.
      В месте, где река неожиданно сужалась, становясь очень глубокой, через неё была переброшена странная запруда из толстых бревён, для крепости скованная толстой цепью. На одном конце стоял дом. Едва баркас приблизился, из хибарки выскочил человечек в алом костюме и с истрёпанной грамотой в руке. За ним вышли ещё четверо – дюжие молодцы с кремневыми ружьями.
      Перевозчик быстро выбросил якорь, чтобы не угодить в запруду. Человечек резво прошёлся по запруде и встав у носа баркаса, прокричал:
- Милостью лорда, владетеля сей земли, объявлено, что каждый проходящий транспорт, будь то плот или корабль, должен выплатить сто три золотых в казну светлейшего лорда.
- Грабеж! – крикнул ему лодочник. – Разве река собственность лорда, а не короля? Все суда, плывущие под флагом страны, вольны плавать где угодно в пределах королевства.
- В других землях, - довольным тоном сообщил глава запруды. – Здесь же владения королевского зятя.
      Делать нечего. Пришлось выплатить невозможную сумму, и это была добрая четверть всех сбережений перевозчика.
- Не дешёвый, оказывается, путь к морю, - заметил перевозчик.
- Деньги, это всегда деньги, - пожала плечами художница.
- Особенно, если не твои деньги, - съязвил лодочник. – Эдак лорд скупит все реки и земли страны. Что же тогда будет? Жажда власти – худшая из всех целей.
- Чего доброго, ещё отравит наследного принца и сам займёт трон, - закончила попутчица.
- Всё может быть.
      Спустя неделю баркас подошёл к большому городу, не меньше того, в котором родился и вырос лодочник. Ветер посвежел, затем задул изо всех сил. Большие волны неслись по реке. Качка подействовала на художницу плохо. Она была бледнее прежнего и шумно дышала, чтобы унять тошноту.
- Я переночую в ближайшей таверне, - сказала девушка. – Завтра утром приду, и если погода наладится, поплывём дальше.
      Лодочник кивнул.
      Вечером он разжёг огонь в маленькой печи и сытно поужинал. Затем выпил вина и лёг в свой гамак. Баркас сильно качало, убаюканный этим, перевозчик быстро уснул.
      Проснулся он глухой ночью. Слишком уж сильной стала качка. Лодочник выглянул в окошко каюты.
      «Что-то не так, - подумалось ему».
      С некоторым запозданием он догадался, что случилось.
      Огней причала, к которому пришвартовался баркас, видно не было. Лишь очень далеко россыпями искр выделялись на фоне окружающего мрака холмы города.
      Судёнышко сорвало с якоря и вынесло на самую стремнину.
      Перевозчик выскочил наружу. Его судёнышко стремительно уносило куда-то по тёмным волнам. А затем вдруг раздался ужасающий треск, точно днище баркаса сдавило гигантскими тисками. И в тот же миг лодочника подняло с досок, на которых он стоял. Пролетев по воздуху немалое расстояние, человек угодил в холодную воду. Едва успел сделать вдох, и его накрыло волной. Нога его больно ударилась о камень. Но какие камни на середине реки? И тот перевозчик всё понял.
      Баркас наскочил на речной порог.
      Несчастного лодочника швыряло из стороны в сторону. Его со страшной скоростью перебрасывало волнами среди порогов.
      «Как глупо! Как же нелепо умирать так!»
      Слёзы выступали на глазах, растворяющиеся во мраке воды. Волна за волной накатывала сверху, не давая сделать новый вдох.
      И снова треск, но теперь уже раздробленного острыми камнями позвоночника. Обездвиженный лодочник только и мог, что кричать.
- Будь проклят тот день, когда я нашёл этот самородок! Он только погубил меня! Будь проклят…
      Через миг перевозчик почувствовал сильнейший удар о затылок, и это было последнее, что он помнил в этой жизни.


      Непроницаемая темнота. Лишь после среди тьмы стали посверкивать огненные сполохи. Они преображались, жили собственной жизнью, превращая тишину в странный шипящий шум, почти осязаемый. И живой.
- Ты пришёл! – голос был безлик, словно не звучал вовсе.
- Кто ты?
- Вопрос в том, кем являешься ты.
- Я жив? Почему я не чувствую ничего. Только вижу и слышу.
- Тебе сейчас позволено только это.
- За что я здесь?
- У каждого из вас много добрых деяний и ещё большее множество грехов. Но всегда есть что-то одно, из жизни, что определяет вашу суть и дальнейший путь.
      Молчанье. Языки пламени оформились в единый шар, пульсирующий среди тьмы, прожилки слепящего огня струились по нему, точно алые реки по лику планеты.
      И снова голос.
- Ты не возблагодарил Судьбу, найдя золотой самородок, но нашёл в себе волю проклясть Её, когда умирал. Может быть, за это ты и был покаран.
      Голос не укорял, он просто говорил, и невозможно было возражать ему, ибо стократ был прав обладатель этого голоса.
- Да, это так. Я проклинал Судьбу. Я каюсь.
- В тебе говорит страх. Чтобы избавиться от этого чувства, вы делаете и гораздо большее. Но не боится тот, кому нечего терять. Взгляни на себя.
- Как?
- Со стороны.
      Ничего не осталось от некогда светлой жизни во тьме мрачного подземного зала. Только лёгкая трепещущая душа.
- Ничего не осталось. Но я боюсь потерять и это. Разум.
- Это иное. Мне не дана воля отнимать души, кроме самых избранных случаев.
      И липкий ужас исчез. И снова, точно приговор:
- Ты не возблагодарил Судьбу, но нашёл в себе волю проклясть Её.
      Страха больше не было. Точно склонив несуществующую голову, внимал слушатель своему хозяину, Повелителю Душ.
- Ты меня покараешь? – был задан вопрос.
- Я лишь наказываю тех, кто послан ко мне. А карает тот, кто выше нас всех. Наказание тебе уже уготовлено. Ты будешь служить другим наказанным до скончания веков.
      Но радуйся, лодочник, если услышишь «спасибо» из уст хотя бы одного из тех, кому ты послужишь - ибо я в тот же миг верну тебя к жизни и возвращу в мир людей...


      Хлипкая лодочка бесшумно плыла по чёрным волнам подземной реки. Тусклый фонарь освещал её серые борта и неясную призрачную тень на носу. Ни силы, ни достоинства не было в этой выцветшей фигуре. Один только страх. А на корме лодчонки мерно взмахивал чёрными вёслами согбенный перевозчик, закрыв лицо глухим капюшоном.
      Не сойти теперь ему ни на один из берегов, не быть в мире мёртвых или в мире живых. Некогда перевозчик встретил Её, и исполнилась его последняя мечта. Но не лучше бы ей было оставаться мечтой и дальше, давая волю существовать здесь, жить этой мёртвой жизнью. Не прекрасной молодой девушкой явилась Она к нему; нет, это была душа в облике горбатой старухи, которой она умерла. Той, которую он её помнил, давно уже не было. Как не было и радости узнавания в пустых глазах её слабой души.
      Вот дно лодки сухо проскрежетало о каменный берег. Неясная фигура соскользнула с носа и устремилась куда-то во тьму - туда, где бессилен был слабый свет фонаря.
      А старый лодочник долго глядел вслед исчезнувшей тени, а затем тихо вздохнул и оттолкнулся вёслами от берега. Маленькая лодочка вновь устремилась туда, где на прибрежные камни ещё падал отсвет мира живых. За новой душой. Что тоже не поблагодарит лодочника за перевоз в Царство Мёртвых. А до тех пор не сойти ему с чёрных вод Реки Смерти...