Вопреки всему. Роман о Суини Тодде

снаружи в навесном замке с лязгом повернулся ключ. Протяжно заскрипели несмазанные петли – и сноп красноватого света проник в проем распахнутой двери. Бен разглядел сутуловатую, широкую фигуру Бейса, за спиной которого блеснуло несколько штыков.
Солдаты – их было четверо – с ружьями наготове переступили порог барака. Эта немногочисленная группа походила на охотников, которые отважно забрели в самое логово волков… если не считать, что там, снаружи, храбрецов ожидало подкрепление. Заключенные настороженно зашевелились. Те, что лежали ближе к выходу, инстинктивно заслоняли руками глаза, потревоженные резким светом фонаря. Но в глубине барака, под покровом тьмы, угадывалось тайное движение, таившее ответную угрозу.
– Джереми Блейд, Джим Траверс и Генри Роуд! – выкрикнул Бейс, перекрывая недовольный ропот. – На выход!
Бенджамин вздрогнул. Когда ты постоянно под прицелом или под замком, достаточно короткого намека, чтобы распознать опасность. В сознании молниеносно выстраивается прямая связь событий, исключая случайность совпадений. Сомнений не было: заговор был раскрыт. Бен порывисто вскочил на ноги вслед за Томом, пораженным не меньше него.
– Это они! – непроизвольно, точно выдох, слетело с его губ. – Но почему он не назвал четвертого?..
– Четвертый?!.. Откуда ты узнал? – прорычал кто-то над самым его ухом. Обернувшись, Бен столкнулся с Людоедом, на лице которого застыли изумление и ярость. Как он вдруг оказался рядом, словно вырос из-под земли? Как он расслышал?..
– Значит, это ты настучал им, Баркер? – оглушительно рявкнул Джим, сделав резкое движение рукой в сторону солдат.
– НЕТ! – что есть силы крикнул Бенджамин. – Я не доносчик!
– А кто донес?!
– Спроси об этом у четвертого! Но я уверен, что его здесь уже нет!
Вывод напрашивался сам собой: пока три волка дожидались утра, чтобы вырваться из клетки, шакал успел предать их и трусливо скрыться. Среди затравленных,  озлобленных и прóклятых притаился тот, кто подло обманул их последние надежды. Гари Кент колебался неспроста: он выбирал между рискованным побегом и гарантированной платой за донос. Выслужившись перед законом, заключенный мог заработать себе помилование или хотя бы сокращение срока ссылки.
– Кто – Гарри?.. – Траверс ошеломленно уставился на Бена, но тут же вскинул опустившиеся было руки. – Врешь! Я придушу тебя!
Еще немного, и потасовка затянула бы всех, кто мог добраться до дерущихся, если бы не грянул выстрел.
– Прекратить! – раздался властный окрик офицера. – Роуд, Блейд и Траверс, выходите! В третий раз я повторять не стану!
Сухо щелкнули ружейные затворы, и в бараке воцарилась тишина.
– Арестант Баркер, – прибавил офицер, – выходите вместе с ними!
Кольцо, сомкнувшееся вокруг Бена и его противника, распалось. Две темные фигуры медленно отделились от толпы и двинулись навстречу ожидавшей их охране – то были Блейд и Роуд. Нащупав у себя под курткой самодельный нож, Траверс переглянулся с заговорщиками. Если их замысел раскрыт, им нечего терять! Так или иначе, их осудят и повесят, как бунтовщиков. Быстрые взгляды, значение которых пленные и каторжники схватывают на лету, грозно, воинственно, отчаянно кричали одно: «Сейчас!». Такие взгляды, бегло брошенные исподлобья по сторонам, подобно кремню, высекают искры, от которых может вспыхнуть настоящий всепожирающий пожар. Следуя за Траверсом и его сообщниками, Баркер с каждым шагом ощущал, как в рядах притихших арестантов нарастает угрожающее напряжение, точно огонь бежал по фитилю к бочонку пороха.
– Заковать! – распорядился офицер, когда все четверо остановились у дверей.
– Давай же! – отозвался Людоед, с готовностью протягивая руки. В воздухе мелькнуло острие ножа, и офицер со сдавленным предсмертным хрипом повалился на пол. Но раньше Траверс вырвал у него ружье и, размахнувшись, увесистым ударом деревянного приклада оглушил солдата, готового прицелиться.
– Эй, ко мне! – бешено взревел он, обернувшись к арестантам. – Перебьем этих собак в красных мундирах! Нас больше! Вырвемся наружу и зададим им жару!
Когда ты слишком долго терпишь издевательства и муки, внутри однажды происходит перелом, и неожиданно ты сознаешь, что не было смысла терпеть, даже ради того, чтобы выжить. И в тот момент, когда ты обнаружил, что больше не боишься ни своих врагов, ни смерти, тебя уже ничто не остановит.
Вызов был брошен – с ответ раздался дружный отклик, похожий на громовой раскат. Заключенные так тесно сгрудились у дверей, что солдатам не хватало места, чтобы выставить штыки. Толпа зажала их, лишив возможности стрелять и оттеснив от выхода. Десятки рук железной хваткой вцепились в стволы их ружей и рукоятки сабель.
– На помощь! – что есть мочи заорал придавленный к стенке надзиратель.
– А, Бейс! Прости, я о тебе забыл! – хищно усмехнулся Роуд и от души впечатал его голову в широкое бревно.
– Во двор! – скомандовал Джереми Блейд, охваченный азартом битвы, и каторжники мощным, бушующим потоком хлынули наружу. Вооруженные неудержимой яростью, сжигающей их изнутри, сейчас они готовы были смести с пути целую армию тюремщиков.
Среди хаоса логика и осторожность не имеют голоса, мы не способны трезво оценить положение вещей. Это как опьянение: страх исчезает, разум теряет власть над телом, а тело повинуется течению, которое захлестывает нас с головой. Бенджамин Баркер, даже рассуждая здраво, не отступил бы перед лицом опасности. Эта живая бурлящая река несомненно увлекла бы его в самый центр беспощадной схватки, где в ярких вспышках выстрелов кроваво-красные мундиры смешались с пыльной от угля желто-серой массой… Но вдруг одна единственная, стремительная мысль пронзила его, как шальная пуля: если сейчас он присоединится к мятежу, то никогда уже не увидит жену и дочь! И в этот самый миг, как будто подтверждая предостережение, дверь взвизгнула на петлях и с грохотом захлопнулась: те, кто остался во дворе, были отрезаны от своих товарищей. Арестанты оказались в двух ловушках: одни в горячей, душной темноте барака, другие – под открытым небом.
Но это еще не было исходом. Снаружи сквозь отрывистые беспорядочные выстрелы долетало бряцанье клинков, цепей… неистовые крики, сдавленные стоны. Часть охраны  и бунтовщики уже боролись врукопашную. Двери барака сотрясались под глухими толчками изнутри; трещали доски: заключенные ломали нары, чтобы воспользоваться ими, как тараном.
– Что вы делаете? Двери же под прицелом! – в ужасе воскликнул кто-то. Баркер узнал по-юношески звонкий голос Кэрола. Как в этой бурной суматохе он сохранил еще способность соображать? Он словно видел поверх смятения и мрака. Но грубый окрик тут же оборвал его:
– Заткнись и не мешай, сопляк!
Толпа, хрипя подобно раненому зверю, замерла, напряглась и с громогласным рыком налегла на свой таран. Дверные створки заскрипели под сокрушительным ударом. Казалось, еще немного, и они слетят с петель. Но что если все эти охваченные неуправляемым воинственным порывом люди вслепую рвались навстречу гибели? Что если там, снаружи, они споткнутся о мертвые тела своих товарищей?
Стрельба внезапно прекратилась, и наступило странное, зловещее затишье, как будто передышка перед решающим броском. Запертым в бараке арестантам оставалось лишь догадываться, что последует за этим…
Вырвавшись из всеобщей давки, Бен подобрался к узкому красноватому просвету между вертикально вбитых бревен, чтобы посмотреть во двор. На нарах под его коленом зашевелилось чье-то твердое, худое тело.
– Куда ты лезешь, олух! Ты же меня раздавишь! – застонал Мэттью.
– Пропусти, это я, – отозвался Баркер, припав щекой к стене.
Зрелище, открывшееся перед ним сквозь щель, подтвердило его самые худшие предчувствия: выстроившись в шеренгу, два десятка пехотинцев, двинулись к бараку с ружьями наперевес. Бен понял их намерения раньше, чем прозвучали резкие короткие команды:
– Готовься! Целься!..
Ружейный ствол коснулся узкого просвета…
– Ложись! – что есть мочи крикнул Баркер и, отпрянув от стены, стащил на землю Гроу.
Раздалась команда, которой он не разобрал. Воздух содрогнулся от мощного, оглушительного залпа, и пули градом застучали под потолком.
Толчки тарана мгновенно прекратились, оцепенение сковало даже самых смелых и отчаянных бунтовщиков.
– Сдавайтесь! Или следующий залп уже не будет предупреждением! – прогремел за дверью голос командира.
Томительную тишину, повисшую во тьме барака, нарушали лишь приглушенные проклятья заключенных – это в мучительной агонии умирала их последняя надежда. Хоть и сознавая, что все рухнуло, они не отвечали, теряясь в слепых догадках, что стало с Траверсом и остальными, успевшими выскочить во двор.
Офицер не счел необходимым дожидаться, пока мятежники соберутся с мыслями.
– Готовьсь! – последовала новая команда.
– Нет! Не стреляйте, мы сдаемся! – вскричали несколько несчастных.
– Держите ружья наготове! – послышалось снаружи. – Принесите кандалы!
Вскоре стук молотков за стеной возвестил, что не все из восставших перебиты в схватке с охраной. Только что предстояло им впереди? Тюрьма, откуда они прямиком оправятся на виселицу? Они поставили на карту свои жизни, которые уже не стоили ни гроша – и проиграли… Что ж, так или иначе, эта дерзкая попытка обрести свободу, привела к тому, что каторга закончится для них до срока! Пара дней заключения, и тюремщики сами снимут с них кандалы, которые с таким усердием заколачивают сейчас.
Несколько человек, израненных, озлобленных и укрощенных, ожидали своей очереди.
– Ну же! – прикрикнул пехотинец, исполнявший обязанности кузнеца, вытолкнув Траверса вперед. – Став ногу на наковальню, паршивый пес!
Людоед повернул к нему лицо, искаженное отчаянием и ненавистью. В разодранной рубахе, залитой кровью убитых им солдат, с горящим взглядом, стоя под прицелом десятка ружей, он походил на древнего циклопа, жаждущего впиться зубами в человеческую плоть. Сомкнувшись плотным строем, охрана настороженно смотрела на него, словно на зверя, которого стоило огромного труда загнать в ловушку, но никогда не приручить. Чопорным, надменным судьям и бесчувственным тюремщикам не понять, что это дикое чудовище – творение их собственной жестокости! Но было еще нечто, не видимое невооруженным оком, не постижимое уму: он был рожден таким же человеком, как они. Различны оказались только судьбы.
У Джима оставался еще козырь в рукаве – та самая заточка, с которой начался мятеж. Короткий бесполезный кусок железа. Ему он уже не поможет, но это неважно… Семь бед – один ответ!
– Пошел ты! – задыхаясь от ярости, выкрикнул Траверс и с ненавистью плюнул в лицо солдату. Тот вскинул руки и с проклятьем замахнулся молотком. В ту же секунду острие ножа точно змеиным жалом вонзилось ему в грудь. Кандалы упали наземь.
Стиснув зубы, Людоед испустил свирепое рычание – это был его последний смех. Ружейный выстрел оборвал его, как ржавую струну. Выставив штыки, солдаты подступили ближе. Траверс лежал навзничь рядом с трупом одного из своих мучителей. На лице его застыло отвращение: смерть просто омерзительна, но широко-раскрытыми глазами он с вызовом смотрел на нее в упор…
Когда закованные в цепи мятежники под