Рискуя быть затопленными, заживо погребенными в могиле глубиной в десятки метров, стать еще одним пластом среди угля, песчаника и глины, каторжники, в отличие от свободных тружеников, не могли ответить на вопрос: ради чего все это? Да разве подобный труд вообще может окупить какая-то цена?! Эта сырая, зыбкая, смешанная с кровью, омываемая грязными, мутными ручьями, земля вдали от солнечного света питала зерна гнетущей ненависти. Здесь ослепленные могильным мраком зорко видят внутри себя и ничего не забывают. Но разве мир там, наверху, меняется от этого? Жизнь арестантов была и остается дешевой безделушкой в чужих руках…
Добытый уголь дробили, просеивали и доставляли на склады, выстроенные неподалеку от башни; там же хранили бревна, из которых сооружались крепи подземных галерей.
Те, кто трудился под землей, поднимались на поверхность только на закате. Если бы день продлился дольше, яркое солнце непременно ослепило бы их после десяти часов сумеречной темноты. Немудрено, что после работ на руднике желтая роба «неисправимых преступников» также, как и серая, были одинаково черны, а сами арестанты походили на рабов-нигеров. Каждый из них получал ведро воды, чтобы кое-как смыть с себя угольную пыль. Вымыться по-настоящему им позволялось только в воскресенье – перед проповедью, которую неукоснительно полагалось посещать. Тогда же выдавали и чистую одежду. Так протекала, уходя сквозь пальцы, «жизнь» заключенных в каторжной колонии…
Захватив с собою лампу, Бенджамин вместе с группой углекопов вошел в одну из клетей, в которой помещалось одновременно по десять человек; вторая, на ярус ниже, была загружена досками и подпорочными бревнами. Барабаны спусковой машины, вращаясь, привели в движение два стальных каната, и клети, резко дрогнув, соскользнули в гулкую чернеющую пустоту. Эти, перемежающиеся толчками, головокружительные спуски напоминают странное падение в никуда – порою трудно разобрать, взлетаешь ты в беззвездное ночное небо или проваливаешься в колодец. Никто не вскрикнул, услыхав, как по железной крыше клети дробью хлещет настоящий ливень: то старая обшивка шахты кое-где пропускала воду, которую откачивали с помощью водоотливного насоса.
Канаты замерли, раздался грохот отворяемых задвижек, и каторжники разбрелись по узким коридорам штреков. Дойдя до поворота, за которым недавно начали долбить еще один проход, Бен собирался было войти в забой***, как вдруг, между ударами кирки по твердому угольному пласту, до него донесся приглушенный шепот. Быстро прикрыв ладонью лампу, он прижался спиной к сырой стене и затаил дыханье, напрягая слух. Слово, произнесенное арестантами вполголоса, нередко таило в себе угрозу – он должен был узнать, против кого.
– …А нечего больше откладывать, – решительно настаивал один из собеседников. – Разве тебе не хочется поскорей удрать отсюда? Роуд поправился и без труда уложит за раз не одного, а двух. Сегодня он сказал мне, что готов. Траверс уже неделю только и ждет сигнала. Этот верзила и вовсе сметет с пути кого угодно!
– Если противник не окажется умнее, – послышался в ответ иронический смешок. Каторжники до сих пор не могли забыть той злополучной драки, в которой «муравей» сразил гиганта.
– Притихни, Гарри! Если бы Джим тебя услышал – прихлопнул бы на месте!
Бенджамин в одно мгновение оценил положение вещей: четверо заключенных задумали побег, причем для этого им нужно будет расправиться с охраной. Те двое, что шептались за углом тоннеля, в прошлом были взломщиками из одной и той же шайки. Первый, – Баркер узнал его по визгливому, резкому голосу, – Джереми Блейд – являлся вожаком. Второго звали Гарри Кент, а Роуд, уличный воришка, был их общим приятелем по каторге. Чтобы исполнить свой опасный замысел, им не доставало лишь недюжинной силы Людоеда.
Все сразу встало на свои места: продуманная осторожность Траверса была коротким затишьем перед бурей. Но, как на самом деле оказалось, бороться с этой бурей предстояло не Бену, а солдатам, охранявшим заключенных.
– Не боишься бежать с Людоедом? – недоверчиво спросил у Блейда Кент, явно намекая на историю, связанную с этим грозным прозвищем.
– Может, и правда то, что о нем болтают. А я скажу одно: он моряк и умеет ориентироваться по солнцу и звездам. Кроме того – свирепый, как кабан, и во время побега поможет нам пробиться. С надзирателем особо возиться не придется: он не вооружен – разве что плеткой. Главное кокнуть в спину четырех солдат и отобрать у них оружие, порох и пули, потом свернем на узкую боковую тропку между скал и отстреляемся от остальных. В джунглях мы будем охотиться на дичь, а если Людоеду захочется отведать человечины, нас будет трое против него, – уверенно заявил Блейд и грохнул киркой по камню.
– Послушай, Джерри, – с опаской зашептал ему приятель, – а ты не думал, что когда мы побежим, другие каторжники могут увязаться вслед за нами?
– Я все продумал: они послужат нам прикрытием. Что еще тебя пугает?
– Любой побег опасен тем, что может привести в местечко более поганое, чем прежде, – мрачно усмехнулся Гарри Кент.
– Слушай, мне все время кажется, что ты колеблешься, – раздраженно бросил ему Блейд.
– Нет-нет! – поспешно, хоть и не очень убедительно, заверил его товарищ.
– Значит, завтра утром по дороге на рудник, возле той самой боковой тропинки, которую я показал тебе. И спрячь заточку**** понадежнее. Все наши пойдут в хвосте колонны, каждый поближе к «своему» солдату.
На этом разговор внезапно оборвался, и Бенджамин, боясь, как бы его не обнаружили, неслышно отступил обратно к выходу. В потемках штрека перед его глазами четко до мелочей предстала вся картина завтрашнего бегства. План был необычайно дерзкий, но, как ни странно, выполнимый. По дороге к руднику каторжников сопровождали пехотинцы, вооруженные ружьями и саблями, которые при быстром, заранее спланированном нападении можно было отобрать. В узком проходе между скалами, каждые двадцать заключенных окажутся, по сути, под охраной всего лишь четырех солдат и надзирателя, с которыми вполне по силам справиться таким как Роуд, Блейд и Кент, не говоря уже о Джиме Траверсе. Возможно, заговорщики приметили ту самую тропу, которая однажды ввела уже Бена в искушение. Но если он поддался спонтанному порыву, то эти четверо продумали все до конца. Беглецы укроются от пуль за каменной преградой скал и, если оторвавшись от погони, затеряются в труднопроходимых джунглях, будут спасены. Ценою жизни четырех людей. А может, даже больше…
Погруженный в размышления, Баркер простоял так около минуты, пока в колодец шахты, позади него, снова со скрежетом не опустилась клеть.
– Чего ты ждешь, забыл что делать? Иди в забой и кроши уголь! – возмущенно прикрикнул надзиратель, замахнувшись плеткой.
Ловко увернувшись от удара, Бен, не оборачиваясь, зашагал вглубь низкого тоннеля. За ним последовали еще несколько рабочих, катя перед собой пустую вагонетку.
Привычно беспросветный день закончился без новых происшествий: никто не пострадал от неожиданных обвалов, поток воды не хлынул в коридоры штреков, даже ни разу не заели механизмы спусковой машины.
Облачный вечер промелькнул подобно слабой вспышке пламени над затухающим костром. Часовые, как обычно, заперли барак и заняли свои посты. Казалось, кроме посвященных и Баркера, случайно раскрывшего их тайну, никто и не подозревал о том, что будет завтра, рано утром…
* Фунт = 0,453592 кг.
** Штрек – горизонтальная горная выработка, не имеющая непосредственного выхода на земную поверхность.
***Забой – В шахте: постепенно продвигающийся в ходе работ конец горной выработки, являющийся рабочим местом горняка.
****Зато́чка — самодельное колющее, колюще-режущее или режущее холодное оружие, изготовленное по типу шила или стилета (чаще) или по типу ножа. Распространённое по всему миру оружие заключённых исправительных учреждений, тюремный нож.
Глава 5. ШАКАЛ СРЕДИ ВОЛКОВ
– Том… – Бенджамин осторожно приподнялся и наощупь отыскал плечо товарища.
Оба лежали на земле, собрав как можно больше соломы для подстилки. На нарах спать намного тверже, одно неловкое движение в тревожном сне – и можно скатиться на пол, так они узки. Предоставив свои три скрипучих доски захватившему их арестанту, Бен каждый раз устраивал себе постель на новом месте. Это давало особое преимущество: врагам непросто было бы найти его.
Том недовольно заворочался в полусне.
– Эй, что случилось? – промычал он, еле шевеля губами.
Не тратя лишних слов и времени, Бенджамин сразу сообщил ему все, что хотел сказать:
– Завтра по дороге на рудник трое заключенных вместе с Траверсом обезоружат четырех солдат и бросятся бежать. Начнется перестрелка. Возможно, вспыхнет настоящий бунт.
Черный Том встрепенулся и дернулся вверх, точно и впрямь услышал выстрелы. Сон его мгновенно улетучился, а усталость уступила место бурному волнению. Он словно воспарил как птица над непроглядно-вязким туманом душной темноты, наполненной тяжелым, хриплым дыханием спящих арестантов. Но незримые крылья ослабели так же быстро, как угасает вспышка молнии в грозу. Это было лишь коротким, хоть и неистовым, порывом… Том подавил его в себе и медленно прилег обратно. Бен угадал бы его внутреннюю борьбу даже при свете дня. Как часто его собственное сердце трепетало при словах «свобода» и «побег», когда их неожиданно произносили вслух! Теперь, для человека, в пятый раз обманутого призрачной надеждой, он стал уже достаточно сдержан и осторожен.
– Откуда ты узнал? – как можно тише спросил Том. В голосе его звучало лишь недоумение, все остальные чувства исчерпали себя за несколько секунд.
– Я случайно слышал разговор, спрятавшись за поворотом штрека.
– Даже если предположить, что их план удастся, я ни за что не побежал бы с этими четырьмя, – помолчав немного, отозвался Том и задумчиво прибавил: – Если беглецов поймают, их ждут самые ужасные последствия…
– Ужасно то, что завтра четыре человека будут убиты ударом в спину! – сурово заметил Баркер.
– Солдаты, – не скрывая отвращения, поправил Том.
– Это люди подневольные. – В тоне Бена явственно звучал внутренний протест.
– Ты что же – остановишь Людоеда и его дружков? – Насторожившись, Том с тревогой ожидал его ответа.
Бенджамин долго лежал без движения, глядя в чернильную темноту. Разум его загнан был в тупик, но совесть упорно требовала от него решения.
– Завтра на перекличке я затею драку хотя бы с двумя из них, – сказал он вдруг. – За это обычно сажают в карцер. Их побег оттянется на неделю-две, а потом, возможно, что-нибудь изменится. На каторге ежеминутно происходят перемены: никто даже не знает, доживет ли до утра!
– Ты с ума сошел: в карцере они тебя убьют! – зашипел на него Том.
– А что мне делать, скажи?.. Разве я могу подло донести на них?! – почти беззвучно воскликнул Бенджамин.
Старый Том был поражен до глубины души.
– Безумец! – повторил он с горечью.
– Постой… Ты слышал? – Бен привстал и напряженно замер:
