когда пляшущее пламя красноватым светом озарило просторную, заставленную ящиками и инструментами мастерскую, – отец проводит день за днем день с утра до вечера, и не жалеет ни об одной минуте! Кузница – его храм: на этой наковальне, этим самым молотом ковался его дух. – Энтони поднял и поднес к лицу тяжелый молоток с отполированной до блеска ручкой, рассматривая каждую щербинку. Его познания в кузнечном деле исчерпывались несколькими фразами, но их значительно превосходило искреннее восхищение характером и трудолюбием отца.
Джоанна с интересом разглядывала кузницу: ни мусора, ни паутинки, казалось даже – ни единой лишней вещи.
– Он выбрал берег, дом, семью и никогда не сомневался в своем выборе, а мне… – Энтони запнулся на мгновение, но затем уже смелее продолжал: – Мне нужно было одолеть безумно долгий путь – от Гринвича до Дарданелл и дальше, чтобы понять его! И, наконец, я понял: корабли уходят в море, чтобы вернуться. Поскорее. Домой…
Юноша не умел красноречиво говорить, но непременно должен был закончить. Иначе эта встреча станет их прощанием. Он беспокойно теребил свой непривычно тесный воротник. В памяти не всплывало ни одной строки из рыцарских романов, прочитанных ему когда-то матерью. Джоанна представлялась Энтони настоящей леди – возвышенной, изящной, утонченной, почти принцессой. Он сознавал, что так и есть на самом деле.
– Домой, – задумчиво повторила девушка. В голосе ее прозвучала грусть.
Сердце Энтони учащенно забилось. О чем она жалеет на пороге новой жизни, еще не зная, где найдет очаг, которым назовет своим? Каким в своих фантазиях видит она будущее, влекущее и неизведанное, как путешествие через бескрайний океан?
Набравшись храбрости, Энтони глубоко вздохнул и, глядя в голубые, как безоблачное небо, спокойные и ясные глаза, внезапно ощутил, что ему вовсе не нужны чужие выражения. Он сам расскажет о своей любви. Да, именно любви! Прекрасное, всепобеждающее чувство рождается, как появляется на свет дитя, и нет причин стыдиться его, словно преступления!
– Я выбрал берег, – твердо произнес он, шагнув навстречу девушке. Собственный голос показался Энтони глубже и мужественнее, чем обычно. Исчезли звонкие мальчишеские нотки, как будто он в одну минуту повзрослел.
– Какой? – взволнованно спросила его Джоанна. Ее растерянная робкая полуулыбка согревала и торопила.
– Любой, какой бы ни был – север или юг – неважно! Я не хотел бы больше расставаться с вами. Вы очень дороги мне, потому что… Я полюбил вас, – коротко закончил Энтони и побледнел.
– Правда? – Джоанна, широко раскрыв глаза, смотрела на него. В ее вопросе не было ни тени недоверия – только искренняя радость, а ее лицо мгновенно просияло.
– Клянусь! – с жаром ответил Энтони, и вскоре к нему вернулся весь его задор. – Помнишь тот суп, что мы готовили у миссис Ловетт? – спросил он вдруг.
Джоанна удивленно подняла брови и кивнула головой.
– Да, ты его пересолил, – призналась она тихо. – Немножко.
И оба засмеялись. Им не терпелось о многом рассказать друг другу…
Когда, опомнившись от первых, неведомых им раньше впечатлений, через несколько минут они вдвоем вошли в столовую, Энтони, едва переступив порог, обратился к Бенджамину:
– Мистер Тодд! Я хочу сказать вам нечто важное. – И видя, что отец и мать, переглянувшись, подбадривают его взглядами, произнес: – Мистер Тодд, я люблю вашу дочь, и, возможно, еще слишком рано, но я уже сейчас прошу у вас ее руки!
Ошеломленный необычной новостью, Бенджамин привстал со стула. Лучистые глаза Джоанны в этот миг напомнили ему далекий, но такой счастливый день, когда он сам впервые признался Люси в своей любви. Воспоминание о радости внезапно пробудило в нем смутную тревогу: ведь, больше чем кому-либо другому, ему известно, как хрупко все прекрасное. Однако светлые, неповторимо-чудесные видения, ожившие перед его глазами, не разбередили старой раны, как бывало прежде. Почти. Бенджамин Баркер возвратился к своей семье.
– Ну что ты скажешь, папа? – взволнованно воскликнула Джоанна, подходя к нему.
– Мистер Тодд, вы в порядке? – спросил с беспокойством Энтони.
Бенджамин кивнул. Он оглянулся на супругов Хоуп и понял: все ждали только его согласия.
– Я очень рад за вас, – сказал он, дружески протягивая руку Энтони. – Ты доказал, что сможешь позаботиться о моей дочери и защитить ее. Джоанна! Ты прекрасно знаешь: мое желание полностью совпадает с твоим.
Неужели все бури и настораживающие затишья перед ними, наконец, остались позади?
– Спасибо, мистер Тодд! Спасибо! – В порыве благодарности Энтони восторженно пожал протянутую ему руку. И тут же, не переводя дыхания, продолжил: – Мне в голову пришла отличная идея: а не отправиться ли вам… нам в Брайтон? Там живут наши родственники, и они помогли бы устроиться – первое время, а потом все наладится…
– Вы поедете с нами, мистер Энтони? – растерянно переспросила его Джоанна. Последние события происходили для нее непостижимо быстро, увлекая за собой, как свежий ветер уносит парусник навстречу горизонту.
– Конечно!
Вряд ли можно было ответить тверже и увереннее.
За обедом еще долго с оживлением обсуждались планы на ближайшее и даже на далекое будущее, полное трудов. Истинное счастье, без прикрас, первозданно просто и возвышенно: крыша и очаг рядом с близкими тебе людьми. Как милосердие – не лишний хлеб, с презреньем брошенный голодным, а тот, что поровну поделен между равными. В горе и в радости, в богатстве и в бедности. Кто остается верен этой заповеди, богаче тех, кто правит миром.. Да, человеку, безусловно, многое под силу, если все зависит только от него. И счастье, не преподнесенное на драгоценном блюде, а построенное собственноручно, особо ценно. Хотя порою падает с небес…
Глава 22. ВОПРЕКИ ВСЕМУ
Из маленького низкого окошка Люси наблюдала, как за домами медленно садится солнце. Отблески заката чуть позолотили выцветшие, блеклые обои. Как необычно это ощущение легкого, нежного тепла сквозь тонкое стекло – последнего луча, что дарит уходящий день… Внизу, обычно людная, ремесленная улица постепенно затихает перед тем, как погрузиться в темноту, а красноватый диск над крышами домов становится все больше, чем ближе опускается к земле. Скоро весь мир вокруг утратит очертания и растворится, затерявшись в чернильной синеве. Не важно: нет ни страха, ни тоски. Люси больше не боится ночи. Или это всего лишь иллюзия? Люди по своей природе склонны верить в то, чего хотят – искренне, до последнего, как верят в Бога. Кто же поможет отличить мираж от яви? Ей вспомнилась однажды услышанная фраза: «Каждый, кто верит, что все будет хорошо, в лучшем случае наивен, в худшем – глуп». Так говорила девушка, еще совсем ребенок, что перепродавала на базаре поношенные вещи, а по воскресеньям просила милостыню возле хлебного ларька… Только беда виной тому, что дети так мудры! Но разве провидение не бывает благосклонно?
Сегодня вечером необычайное событие, подобно вспышке, озарило их маленький мирок. Едва вернувшись на круги своя, он снова закружился, точно подхваченный стремительным течением реки: Джоанна сообщила о своей помолвке.
– Я даже не могла себе представить, что Энтони так неожиданно заговорит об этом!.. Его стихией были море, ветер, паруса – и вдруг все изменилось! Ты знаешь, мама, если бы он не решился, мне очень трудно было бы расстаться с ним… навсегда.
Люси еще не видела Джоанну такой восторженной: она буквально излучала свет.
– Да, ты так много говорила мне о нем, что я как будто вижу его перед собой! Такого восхищения заслуживает лишь достойный человек. – Ласково удерживая руки дочери в своих, Люси с растерянной улыбкой пыталась побороть нахлынувшее на нее волнение. Присев на край кровати рядом с нею, Бенджамин заботливо подал ей стакан воды.
– Я взял на себя смелость сам благословить их: все произошло так быстро, – объяснил он. – Энтони Хоуп обещал зайти к нам завтра. Он обязательно понравится тебе…
Все складывалось просто и благополучно. Но что-то вдруг кольнуло сердце Люси, словно предчувствие, что за любое счастье надо заплатить.
– Ты будешь навещать нас… после свадьбы? – спросила она с трепетом, обернувшись к дочери.
– Ну что ты, мама, мы поселимся все вместе! – воскликнула Джоанна. – Разве я могу покинуть вас с отцом?
О большем невозможно было и мечтать. Сияющее радостью лицо Джоанны красноречиво подтвердило ее слова.
Этой ночью Люси долго не могла заснуть. Как прежде горечь и смятение, сегодня счастье не давало ей покоя. Надежда провести дарованную ей земную жизнь рядом с близкими, любимыми людьми со всей первоначальной силой поселилась в ее душе, как это было много лет назад, когда ничто не предвещало им угрозы. И вопреки тревогам и сомнениям, она поверила, что так и будет впредь. Уже глубокой ночью Люси заснула со слезами на глазах.
Наклонившись к изголовью, Бенджамин прислушался к ее тихому дыханию. Часто не сон, скорее настороженное забытье на несколько часов, давало ей передохнуть. Она давно привыкла бодрствовать, невзирая на усталость, как и он сам. Ночи были слишком длинными для них обоих. Даже под защитой Бенджамина, за преградой прочных стен Люси до сих преследовали призраки зловещих темных улиц. Незримые при свете дня, они, точно голодные ночные хищники, настигали ее во сне.
Сегодня ночь, непроницаемо-безлунная, была иной – во мраке ее теплилось какое-то неведомое умиротворение. Она укачивала ласковыми волнами покоя, неся вперед – навстречу будущему, желанному и долгожданному, которое ежесекундно становилось настоящим.
Бенджамин даже не заметил, как задремал. Безмолвие царило в маленькой уютной комнате и за ее пределами. Как долго это длилось, известно только Богу…
Внезапно тишину прорезал протяжный стон. Сначала, Бенджамину показалось, будто он вырвался из его груди. Но губы его были плотно сомкнуты. Негромкий, сдавленный, тягучий звук мгновенно разогнал туман, окутавший его сознание. Отбросив покрывало, Бенджамин привстал, тревожно вглядываясь перед собой в непроницаемую темноту. Его рука, ища свечу, невольно замерла на полпути.
– О, Боже, перстень! Отпустите!.. Лорд Ференс! Это были вы!.. – донесся до него дрожащий голос. – Нет... Нет! – И все затихло.
Тишина звенела натянутой струной.
– Люси… – Не зажигая света, наугад, Бен потянулся к ней всем телом, точно заслоняя собой ночной кошмар, и влажная холодная рука непроизвольно сжала его ладонь. Секунды напряженно пульсировали без ответа… Люси не просыпалась. Ее пальцы понемногу потеплели и разжались. Пошатываясь, Бенджамин опустился на свой матрац и крепко закрыл глаза.
Искры, вспышки – точно молнии без грома… И снова темнота – снаружи и внутри. Теперь он знает! Ференс… Люси не забыла роковое имя, просто не смогла его забыть! А если это лишь случайный бред – воображаемая связь событий?.. Нет! В ее голосе звучало столько боли и протеста – такие чувства не случайны! Мысли Бенджамина, устремившись в прошлое, стали вдруг поразительно ясны. Да, Ференс – член палаты лордов, широко известный в Лондоне. О нем довольно часто говорили, но мало лестного. Найти влиятельного человека, даже в огромном городе, не так уж трудно, если задаться целью. Бенджамин был уверен,
