«неслыханно!» Тогда вот и случился тот самый «другой» разговор.
Пришел однажды – говорю как на духу, – не Севринт Попран к Лифопу Камушкину, а Выдор-Тудор Чирипский к Риспотон Мникину. Выдор-Тудор Чирипский знаете кто такой? Он привел с собой другие дурацкие вопросы: «Почему от простого выпиливания случаются связи, противоречащие простой ходьбе?» «Потому, что все взаимосвязано». Вместе с этим вопросом, он привел другой пример и задал его Риспотону Мникину. Возникло слово другое тогда – «мус». Видор не долго говорил, потому, что боялся не успеть к разъяснению, и захотел понять, что « мус» происходит от слов «хоть» и, собственно говоря, – «чирипский». Видор-Тудор сам этому конечно удивился, да и было – чему. Не в нем дело. А Распотон Мникин, как раз, в то время уезжал на семинар, долго его не было, и только недавно вернулся. «Насмотрелся» – сказал он. Не долго они поговорили в тот случай, но после этого, почти сразу, образовалась целая пойма разговоров о самом Роту.
– Да ну!
– Ну да! Что, мол, не много мыслей в голову дает уже давно. Сначала, то так, то сяк, начали, было, говорить о «пелене», о «посередине», затем о «полимерах», и сразу стало понятно, что говорят то именно ни о чем другом, как о «полене». О полене то тогда как бы забыли. Дорога и – дорога. Собиралось оно, как обычно собирается – ветки, потом росло, потом и т.д., и только затем пришел Шаровман и взял. «Так размеживаются на единицы суммы» – сказал, уходя, Выдор-Тудор Чирипский. Был ли он прав?
– Ну, вы скажите еще, что Сарасторана Дугана не любила его за такие вещи!? Помнится, на берегу, только и делала, что пела.
– Так-то, оно – так. Но, знаете ли, что? Как вы думаете, сказал ли Сервинт Попран о всяческих колпаках и неправильных подошвах не нашего времени, которые могут войти, таким образом, через подражание турецким завихрением мыска и прочими новшествами, в обиход и продаваться из-под прилавка, а затем (вероятнее всего) могут вытеснить привычное «моно» и «посередине» (Машмотита была в гостях у дочери и говорила, что слышала)? То есть, мог ли сказать об этом Сервинт Попран Лифопу Камушкину уже тогда, когда тот вздумал перемениться?
– Не знаю. Может быть, и сказал… Как – переменится? В кого?
– Держитесь за разум, любезнейший! Сначала в «тихий час», а после в «ночную солому». Понимаете – куда клонит?
– Не совсем.
– Ну, проведите параллель: Сметанный день – поезд – дятлы – Маципуцу исчез – посторонние… Ну?!
– Точно! Понял! Потрясающе! К полену!
– Вот именно! Как о своем визави – а!? Каково! «Я переменился» – сказал Лифоп Камушкин – железный болт вылетел, будто. Я, еще помню, на сенокосе был, в поездке за границу для следующих праздников, а вернулся и обомлел. Вот так – любишь Широмоту, как брата, а он уже по ту сторону 2-ой Фарваторной. «Одни высмеивания» – как скажет Нанимик Мимикий. Тогда у стороны с названием «мус» появился новый смысл – левая, как выяснилось, сторона 44 Старой улицы (где куча лежит) ушла, но появился указатель – маленькая нечеткая стрелка, какую вытащил из-под старого дивана Роту и сказал «куда» ее надо. Отсюда – недоумения. Потом пришла Машмотита и села; дятел (как связующее звено) постучал и пришел Пиатоцу Цимуцу и сел. Все, как вы видите, – возвращается. Во-первых, если мы правильно понимаем зиму, в которую был рожден Шаровман, то, следовательно, во-вторых, должны были понимать жизнь его истинной смелости. Но вопрос – вопросом. Отсюда и явились возражение, и телеграф сказал верно – «пересмотреть». И Роту – бессилен. Я догадывался сразу о том, что ведь не просто так дело коснулось Видора-Тудора Чирипского потому, как именно он запросил по телеграфу уточнения на счет правильного значения «мус». Кто бы еще дерзнул?! А Лифоп оказался умней, и только что сказал – «переменюсь» «из тины в сольдо» – потому, что перестал жить на 2-ой Фарваторной. Знаете в чем дело?
– В чем?
– В то время затеяли в одном доме тишину – мышь было слышно. С зубами то исключительно «грызть», и опасна сама по себе, она только испытывала неудобства, но скоро привыкла. Машмотита тогда еще не знала о том, что Роту в нее влюблен. Но в доме тишины не вынесли, и мышь исчезла сама собой. Вроде не стало опасности. А теперь представьте – связи. Первое, как задумывался Лифоп, еще во время первого разговора, это – связи! Второе – привычка…
– Постойте, постойте! Я, кажется, понимаю – о чем вы! Но, это же невероятно и очень опасно! Пойдут казни, грязи, и пойдут опасные привилегии!
– Поняли, до чего может привести обыкновенное «бревно»?! Ладно бы был простой армейский сапог – черт бы с ним! Но, представьте, что будет с маленькой Машмотитой, когда заведется мышь?! Она уже вчера стояла, дрожала, плакала только при мысли об этом. И третье, и самое основное – материя. Материя эта, как вы должны понять, – из простого волокна. Нанимик Мимикий. и Видор-Тудор Чирипский, и даже сам Роту, об этом знали давно. И ничего! Ничего не знала только жена Шаровмана – где, и в каком виде может быть для ее мужа «название», а где – «спасение»? Чувствуете связи? Припомните. Зачем ушел Цимуцу?
– Известно зачем – за разговорами в четвертый день от Халама Тусама в четвертую долю Хвита Хавота, и дошел почти до обратной стороны «Па» с изнанки времени.
– Так-то оно так. А зачем он брал за плечо брата Цуцинаки? По правилам, если заходишь с изнанки времени, откладываются на чешуе разного рода «размеры», «сомнительные линии», «прозаические выводы». Все это следует одевать и тащить с собой. Салазки едут плохо. Паната Жо дает пробоину в области кормы обязательно (или может дать), и сверху почти ничего не видно, не то, чтобы снизу. Мичман Шаровман об этом тоже должен был знать. И, с другой стороны, преобладания всяческих связей Роту над формой старой материи найти почти нельзя – четверть ответного хода дать может целую треть, и в проекции 7+ SGD дробь от пятого числа выйдет в угол отражения иначе, чем всегда выходила, и картина, вместе с Машмотитой, если та идет в это время по улице, сузится. Выбирайте, что лучше. И мы еще не упомянули о том, что при таком сечении нити, которая бывает у Чускупу Сисмиланки, и вплоть до того, какой может быть у Машукиваты Кинкиного временного провала, может произойти чувство ответственности и потеряться сама суть ходьбы! «Синий цвет» или «спящий слон» – не совсем понимаемые связи в наше время вещей, но это не значит, что таких связей не бывает.
Или другими словами – все, что выходит за границу 2-ой Фарватерной улицы, уже будет 3-я Фарватерная. А такой улицы у нас еще нет. И получается, что этот принцип уже за углом – «другой плюс». Вам нужен – «другой плюс»?
– Вы прямо целые баталии выводите из простого, в сущности, стремления Цуцинаки быть ближе к брату. Шуливана это или не Шуливана была или не была в нижнем белье у Видора в гостях – какая нам здесь будет разница, и какое «другое расписание»?
– Именно. Лифоп о них даже не упоминал! Здесь дело не в самой мысли. Но когда бы пришел Титус Нычкин с женой – как думаете – разрешилось бы? Здесь может быть были серединные убеждения – уйти и создать. И, наверное, тогда подумали о «бревне». Пусть так – нужны на прилавке нововведения. Но извините меня – думайте и о маленькой Машмотите, черт возьми!
– Вы умно рассуждаете. Если квадрат в руках Лифопа течет, то это совсем не значит, что Роту выйдет из дома и принесет нам что-нибудь другое.
– Совершенно верно. Не в одном, как оказалось, Роту дело. Всем надо просто понять: еще один Сметанный день – не все наши заботы. Но один Сметанный и второй – подряд не идут. Какой смысл Машмотите, Пиатоцу Цимуцу и Маципуцу Цуцинаки вместе ходить? Роту – сказано – влюблен в Машмотиту – и сделайте из этого себе, пожалуйста, убеждение. Все проще на много. Цимуцу просто видел зерно мысли, когда уходил и многое предвидел. Здесь – поезда и вокзал – только причина. Его зерно мысли это – «вокзал». И если б не понимал дела в зерне, то не понял бы мысли в сути дела, – а не то, чтобы ему «не построили». Ведь и без него, кто-нибудь да приедет.
– Вы правы. Приедет только то, что уже «едет», а не то, чего нельзя найти даже у Роту.
– Об этом и хочу сказать вам. И что из того, что, вот, Роту замолчал как-то, и пошел снег?! И всем стало скучно.
– Но, ведь это комедия – с древесиной то!
– Конечно – комедия и будто говорят: «что вам до великолепия таких связей?!» Но кто после этого развеселит Машмотиту?! Не тот ли замшевый туфель, на который все мыши зарятся потому, что – материя по зубам?! Как говорил земский врач – «просто не новость». Все мы скоро обретем вместе с прочностью такую форму, о какой не слыхивали. Да с такими бляхами куда пойдешь?! Объявится ли после всего этого за своими наградами Титус Нынчик?
–Это тот самый, что веселил на третьем пароходе всех, кого довелось веселить танцем, и который не упустил бы случая посмотреть на «бревно»? Умру сейчас со смеху! Это тот самый?!
– Да – тот самый! Он продырявился, но был удачно сшит, и был, хотя, не так счастлив, как остальные галоши (проговоримся), но виду не показал. Он даже потерял Сулискуму Пятачную в дороге. С нею и Евкатубу Тучкину – тещу, с Митрофаном в руке. И со всем этим истинную цену происходящего! Картина маслом. Ну, а если уж Титус Нынчик так обманулся, что говорить об остальных?!
Видор-Тудор Чирипский, чтобы, в принципе, ни говорили, ничего не сказал такого. Но, вы то, небось, не знаете – что сказал Роту?
– Не знаю.
– «На 44 Старой уже никто не ходит и не появляется, как обычно в день 44 Старой улицы по ней ходят и появляются. Сбилась очередь в наш прилавок». А вы говорите!.. Я просто хорошо знаю, что когда появился день влечения к Машмотите после Кацуской у самого Роту, именно тогда сам Лифоп и сказал – «переменюсь». Роту увидел важность перемен, а Видор-Тудор только подхватил. И все – вся проблема. Затем увидали в новом виде и самого Шаровмана – шел по причалу, встретил баркас, улыбнулся. Из бедер у него уже росли две грот мачты, причем самого нового образца, а на плече завязанные на большой узел такие вещи, как у того – из «бревна». Мачты новые и полированные, чистые и складные. Люди меняются и нам меняться. А в шляпах знаете «что» происходит? Там скоро тоже заведется когда-нибудь такая блажь, и пойдут носить солому. Что оставалось делать Роту? Тогда придумал новое слово – «сольдо» потому, что старое уже забыли. И сложилось оно из двух связей: «кончитта» и «не помню». Только гораздо позднее прибавили «полено». После чего последнее утвердилось и стало поглядывать в рощу. Там много таких «полен».
Обратите еще ваше внимание на то, что сам Шаровман, да вместе с Лифопом никогда не ходил рядом – не было у него таких связей, чтобы заподозрить в чем старика. Будет ли он секретничать с Шестикосом Валундром или нет еще раз? Никто никогда не скажет. Внизу текла река, у реки бывал берег, и Видор-Тудор, в силу сложившихся обстоятельств, мог вполне узнать то, о чем говорил Лифоп Камушкин с Сервинтом Попраном, и уличить, и повторить, и перевернуть. Ведь могло быть все, что хотите!
– Но вы забыли! Ведь, на том, на первом празднике в Сметанный день, не было известно о том, что Шаровман принесет бревно и затеет свару.
– Так-то, оно так. Но еще неизвестнее было и то, что скажет об этом Роту! Вот в чем дело. А коль так – где надежда на умное
