вырастает на чужом труде. Нет все происходит потому, что он, в самом деле, свято верит, что возмужал сам по себе. Проходит время, и недавний ученик сам превращается в учителя и только тогда понимает, кому он обязан своим знанием, как в зеркале видя себя в своем ученике. Но поздно – учителя уже не стало. Время свело с ним счеты, унесло его надежду на благодарность своего ученика, в которого он вкладывал душу. Еще не поздно?! Так сорвитесь же с места, разыщите своего учителя и скажите ему спасибо! Доставьте друг другу ни с чем несравнимую радость, цена которой - одно единственное слово.
-Ну, так что же дальше?- взволновано, сказал Дмитрий Сергеевич. Неужели Матильда в Ростове, раз вы о ней упомянули?
-Да, мой господин. От моих надежных осведомителей я узнал, что она уже много лет проживает в этом городе.
-Это удивительно, само провидение на вашей стороне. Сколько же вы не виделись?
-Двести лет, мой господин.
-Этого не может быть!- воскликнул Дмитрий Сергеевич и от волнения встал на ноги, словно он сам, а не его ученик не виделся двести лет с возлюбленной Матильдой. - Может меньше?
-Нет, в этом году ровно двести лет, как случай разлучил меня с Матильдой. Я каждый день отмечал!
-Я представляю, какой сейчас пожар пылает у вас в груди. Но что же послужило причиной разрыва? Скажите, мы с Егором Игоревичем сгораем от нетерпения узнать об этом. Да, Егор Игоревич?
Рублев кивнул.
-Рассказывайте, почему вы молчите?
-Это тяжело для меня. Я собираюсь с мыслями.
-Какая тонкая натура. Обязательно выйдет толк! Непременно выйдет!
-Как сейчас помню,- начал Иван Иванович,- 26 мая 1805 года, Милан. Корсиканец Наполеон Бонапарт короновался на итальянский престол, возложив на себя корону ломбардских королей,- сказал Иван Иванович и замолчал, закрыв глаза.
-Что случилось, Иван Иванович, какая роковая случайность разлучила вас с Матильдой?- взволновано сказал Дмитрий Сергеевич, и представляете, даже взялся за плечо Рублева.
-Страшная случайность, мой господин!
-Мы поняли, что она страшная, назовите ее?
-Нас разлучили солдаты, приветствующие своего короля!
-Что значит солдаты?- всплеснул руками Дмитрий Сергеевич.- Они открыли по вам огонь, и вы несли на руках Матильду, израненную смертоносными пулями, девушка задыхалась и в предсмертной агонии шептала, что она вас любит?!
-Нет, мы просто потерялись.
-Что значит, просто? Не было даже пушек, из которых вы палили картечью?
-Нет,- грустно сказал Иван Иванович.
Дмитрий Сергеевич, расстроенный, сел в коляску, и, широко раскрыв свои зеленные глаза, сказал:
-Реальная жизнь бывает настолько серой, что имя ей - страшная вещь!
-Да, мой господин.
Дмитрий Сергеевич встал на ноги, кони заржали.
-Я все равно счастлив за вас и за Матильду. Вы встретитесь, и вам поможет в нашем деле!
-Это циничный расчет, мой господин, я так не могу, - решительно сказал Иван Иванович.
-Мне приятно слышать такие слова от своего ученика, но, Иван Иванович, это не циничный расчет, а дело, которое совмещает в себе как полезные, так и приятные вещи. Вы - счастливчик! Работа, которая доставляет пользу и радость душе, самая лучшая работа на свете! Так что вперед, за радостью и пользой во благо общего дела. И прошу вас, не затягивайте встречу с Матильдой надолго, помните о деле, а то я знаю, что с мужчиной могут сделать двести лет тягостного и волнительного ожидания волшебного мига, имя которому близость. И, конечно, не спешите. Слова Цезаря: пришел, увидел, победил здесь не уместны. Двести лет- это прилично! Любая женщина обидится, если вы мало уделите ей внимания после такого длительного разрыва, не говоря уже о Матильде. Она ведьма, а значит, тонкая ранимая натура. Такая может и отомстить.
-Дмитрий Сергеевич, они еще не встретились, а вы уже стращаете,- вмешался Рублев.
-Вы знакомы хоть с одной ведьмой?- возмутился Дмитрий Сергеевич недовольный, что его перебили.
Рублев приготовился что-то ответить, но ему не дали сказать, опередив на миг.
-Предупреждаю заранее, директор вашей школы Изольда Гильотинова - не ведьма, хотя и неоднократно к нам просилась.
Не подходит?- удивился Рублев, вспомнив жгучую брюнетку, которая наряду с неземной красотой обладала просто жутким характером. Вечно на всех вопила и на каждом педсовете устраивала действо, которое по напряжению и накалу страстей затыкало за пояс Варфоломеевскую ночь. Разумеется без жертв.
-Ну, отчего же - подходит.
-Тогда почему не взяли?
-Вот сведет в могилу еще с десяток учителей и обязательно возьмем!
Рублев раскрыл рот.
-А что вы хотели?! Всех подряд в ведьмы не берут, ими становятся, а не рождаются, и только так, и ни как иначе. Иван Иванович, за дело и не обижайте Матильду. Если солнце поддерживает жизнь на земле, то женщины, и только женщины ее дают и продляют!
-Слушаюсь, мой господин,- сказал Иван Иванович и растворился в воздухе.
-А мы, Егор Игоревич, наведаемся к Александру Александровичу Боброву и Борису Борисовичу Аистову, которые в показаниях Лёни проходят под именами Лелек и Болек.
-Я их знаю, могу показать, где искать.
-Егор Игоревич, вы опять не возьмете в толк элементарные вещи. Их не нужно искать, они вон, как ни в чем не бывало, сидят на своих рабочих местах и наживаются на невежестве граждан.
Рублев завертел головой. Мрачный серый переулок и ни одной живой души.
-Да не вертите вы головой! Просто будьте внимательней.
Рублев замер, изо всех сил напрягая слух.
-И не напрягайтесь так сильно, расслабьтесь!
Рублев сделал глубокий вдох, выдохнул, успокоился и стал прислушиваться к каждому шороху.
Десятки голосов закружились вокруг Рублева.
-Так почем ложки?- спрашивал мужчина.
-Двадцать рублей за пару,- отвечала женщина,- берите недорого.
Разговор двух мужчин.
-Сколько книги?
-А сколько не жалко?
-Десять рублей!
-Мало! Книги хорошие.
-Пятьдесят, больше не дам!
-Забирай бог с тобой!
Разговор двух женщин.
-Сколько платье?
-Двести рублей.
Так оно ведь старое и к тому же нестиранное!
-Уступлю пятьдесят, возьмешь?
-Еще червонец скинь, мне на порошок тратиться!
-Ладно, бери уже.
Разговор молодого парня и взрослого мужчины.
-Почем?
-По двадцать!
-А из новинок что-нибудь есть?
-Все что перед глазами, то и есть!
-А есть,- сказал молодой человек и замялся.
-Что же сразу не сказал?
-Я сказал!
-Сказал он, вот смотри: пятьдесят рублей за штуку, обмен - десять!
Голос, не нуждающийся в особом представлении:
-Ваши документы, пожалуйста!
-Нету, дома оставил!
-А что же вы их дома оставляете?
-А где им еще быть?!
-А вдруг с вами что-нибудь случится, а документов нет!
-Я за хлебом вышел, что со мной может случиться?!
-Да все, что угодно! Время, сами знаете, какое.
-Какое?
-Теракты! Вот вы, кто такой будете?
-А вы?
-Вы что, служебную форму от гражданской не отличаете?!
-Я отличаю, но вы не представились.
-Что грамотный?
-Вы же сами знаете, время какое!
-Какое?
-Теракты!
-А ну пройдемте!
-Куда?
-Куда надо!
-Я только за хлебом вышел!
-А у вас на лице не написано и хлеба с собой нет!
Голоса черт знает кого:
-Принес?
-Да!
-Да не показывай, увидят!
-А не все ли равно? У нас на лице написано, что почем.
-Хорошо давай!
-По триста?
-По триста пятьдесят.
-Ни стыда, не совести!
-Я говорил сдать его надо! Будем месяц жить, как люди!
-Ладно, пошли в аптеку.
-Зачем? У меня с прошлого раза остался, в кармане лежит.
-Ну тогда, давай скорей!
-Пряма здесь?!
-А где же еще?!
-То - не показывай, то - прямо на месте!
-Вот поэтому и просил не показывать!
Постепенно голосов становилось все больше и больше.
Рублев на пару с Дмитрием Сергеевичем не сидели как раньше в коляске. Слуга и тройка вороных вместе с коляской испарились бесследно. Учитель истории стоял вместе с вершителем справедливости на тротуаре. Вокруг происходили невероятные вещи. В глазах Рублева все плыло.
Улица словно качалась на волнах и перед глазами стояли мутные искаженные очертания, как в кривом зеркале, или когда на жаре смотришь вдаль и вещи, которые по природе своей неподвижны, оживают и куда-то плывут. Голоса становились все громче и громче. Теплый ветер, сбивающий с ног, ворвался в переулок и как огромная волна понесся по улице между зданий прямо навстречу Рублеву. Он замер, и, вжав в себя плечи, приготовился встретить удар. Ветер летел, как запущенная кем-то стрела, и там, где он проносился, прямо на глазах из воздуха появлялись десятки людей, какие-то тряпки, расстеленные прямо на тротуаре, горы непонятных безделушек, старые платья и костюмы на вешалках, обувь, книги, видеокассеты и еще черт знает что. Ветер все ближе и ближе подбирался к Рублеву, и он закрыл глаза.
-Трамвай, Егор Игоревич, трамвай!- раздался над ухом Рублева голос Дмитрия Сергеевича, и его крепкая рука потянула учителя истории на себя.
-Спасибо, вы спасли мне жизнь!- задыхаясь от волнения, сказал Рублев, приходя в себя.
-Да с чего вы взяли! Мне что, больше делать нечего?
Рублев опешил.
-Водитель трамвая - славная женщина, мать троих детей. По секрету, у нее еще двое будет. А вот если бы она вас сбила, то так и осталось бы трое. У вас в России с демографическим фондом туго. Вот я и решил и - рождаемость повысить, и смертность понизить. Двух зайцев одним выстрелом убил и все - благодаря вам.
-А вот если?
-Если - не бывает, бывает только судьба! Смотрите, вон ваши знакомые,- сказал Дмитрий Сергеевич, указывая тростью в сторону Аистова и Боброва, которые сидели на стульях около стены обветшавшего трехэтажного здания постройки начало прошлого века.
Борис Борисович Аистов был пожилым сухоньким мужчиной с белыми как снег усами и жиденькими волосами на некрупной голове. Одет он был в светлую синтетическую куртку и вареные джинсы. Аистов просматривал газету «Аргументы и факты», дотошно перечитывая одно и то же по многу раз с очень серьезным и вдумчивым видом. Накрахмаленные носки выглядывали из-под штанов и бросались в глаза прохожим.
Александр Александрович Бобров, напротив, был молодым крепким мужчиной - кровь с молоком. Он обладал густой черной шевелюрой и резкими чертами лица. На нем довольно плотно сидели черный джинсовый пиджак и черные брюки из какого-то толстого и очень крепкого на вид материала. Брюки были так умело выглажены, что идеально ровная стрелка, которая имелась на каждой штанине, строго делила ее пополам, отчего можно было предположить, что над ними поработала заботливая женская рука, или приложил уменее настоящий русский офицер, у которого одежда каждый день сверкает, как на параде.
Бобров держал руки в карманах пиджака и выдумывал себе черт знает что, отчего, как вы сами понимаете, о военной закалке не может быть и речи, так что остается жена.
«Рублев!»- подумал Аистов, приметив учителя истории.
«Настоящий нумизмат!» - подумал Бобров.
«Бедный!»- подумал Аистов и переглянулся с Бобровым.
«Но настоящий!»- усмехнулся про себя Бобров.
-А кто это с ним?- сказал Аистов, отложил в сторону газету и поднялся с низенького раскладного алюминиевого стульчика.
-Может, что заработаем?- оживился Бобров и последовал примеру коллеги, встав с деревянного стула с высокой спинкой.
-На Рублеве - исключено, а у того, что в цилиндре слишком лицо умное.
-Да с чего ты взял?- удивился Бобров. – Клоун в цилиндре, где он его только взял?!
-И я про то!- сказал Аистов, не спуская глаз с головного убора Дмитрия
