— Ничего, — он отвёл глаза. — Ничего особенного.
Голос прозвучал угрюмо.
— Я ищу…
— У нас его нет, — коротко ответил Цыган.— Зачем он нам, подсвечник, как ты думаешь?
В этом месте катастрофически не удавалось ничего скрывать долго. Роман вздохнул и пошёл дальше. Он и спросил чисто формально, прекрасно зная, что ищет не там: в голове уже почти определился подозреваемый.
Мамочка. Конечно, это был он. Кто ещё любил собирать разнообразные вещи для своей невообразимой коллекции чего угодно? Роман знал, что, переселившись в комнату к Лёне-Кузнечику и слепому Яну, мальчишка перенёс туда кучу вещей, якобы бесхозных, от старого чайника до старой швейной машинки фирмы «Зингер». Говоря откровенно, он просто позаимствовал их у бывших соседей по комнате. Роман хотел было вмешаться, но, на удивление, никто не побежал к нему или Лосю жаловаться. И то сказать: теперь выносить нескончаемые песни, ненависть к часам и буйную энергию Мамочки пришлось совершенно другим людям, а прежние вздохнули с облегчением.
Проверить свою версию Роман отправился тотчас же, как только выдалось свободное время. В комнате был только Пантелеев, который на вопрос о подсвечнике пожал плечами. Роман увидел в углу отгороженное место, Оно грозило занять уже целый угол. Поношенные жилетки, галстук, бесконечные самодельные браслеты, сдувшиеся воздушные шарики, патефонная игла и сам патефон отдельно, две серебряные ложки (Роман призадумался), бронзовый медальон со стёршимся изображением кого-то, очень старая фетровая шляпа и куча всякого другого хлама…
— А почему вы роетесь в чужих вещах? — зелёные глаза смотрели на Романа строго. — Разве можно?
— Пропала ценная вещь, которая Виктору Николаевичу не принадлежит, а...
Договорить он не успел: сзади раздался визг Мамочки. Оскорблённого до глубины души.
— Вы не смеете! — он аж захлёбнулся от возмущения. — Не имеете права, я буду жаловаться! Я…
— Признайся честно, Мамочка: ты знаешь, где подсвечник, — устало произнёс Роман. — Вот и ложки…
— А что ложки, какие такие ложки? — перебил Мамочка, округляя и без того огромные глаза. Волосы на голове воинственно торчали в разные стороны. — Да что вы понимаете?! Обвиняете — меня — в воровстве? Меня, кристально честного человека, мечтающего сберечь эти сокровища для будущего человечества? Да я, можно сказать, сохраняю их для истории, ежедневно рискуя репутацией и здоровьем…
Когда Мамочка начинал говорить, Роману иногда казалось, что он бредит, но всегда — очень умно и складно.
— Не заговаривай мне зубы. Наверняка ведь спрятал где-нибудь ещё.
Воспитатель ожидал очередных криков и ругани, но Мамочка неожиданно замолчал, сильно покраснел, так, что Роману показалось, что от возмущения его сейчас хватит удар, и прошипел:
— Да знаете ли вы, что если бы я или кто-то другой захотели здесь, в доме, что-нибудь спрятать, то никто из вас ничего и никогда бы в жизни не нашёл? Знаете?
Слёзы буквально брызнули у него из глаз, он развернулся и выбежал из комнаты.
Кузнечик (Роман вдруг вспомнил о его присутствии) вздохнул и укоризненно посмотрел на воспитателя.
— Он обиделся, сильно. Теперь может уйти.
«А мне плевать», — хотел было сказать Роман, но передумал и, махнув рукой, быстро вышел из комнаты.
Мамочки уже нигде не было видно.
* * *
Настроение у Романа испортилось. Что-то подсказывало ему, что неугомонный воспитанник обиделся всерьёз. Воспитатель шёл, почти не замечая приветствий пробегающих мимо коллег, когда его окликнул Лось.
— Роман, зайди на минутку.
Прозвенел звонок на перемену, после которой у Викниксора был урок. Он вёл у старших историю.
— Ты был прав вчера. Запасной ключ действительно исчез, — проговорил Лось вполголоса, как будто их могли услышать в этом шуме.
— Да? Кто бы мог подумать! — Роман сделал удивлённое лицо.— Его нашли под ковриком у двери?
— Ну и язва всё же ты, Фёдоров. Давно уже так не делаю. Лежал на полке в шкафчике.
— А шкафчик, естественно, был не заперт? — мрачно предположил Роман.
— А как там… — Лось смущённо кашлянул, не ответив, — обстоят дела с канделябром?
— Ищу.
— А почему кислый такой? — Лось прищурился.
— Кажется, я обидел одного воспитанника, — уныло произнёс Роман. — А может, и нет. Пока не понимаю.
Он высказал свои подозрения.
— Может, ты и неправ. Знаешь, Рома, решил я тебе немного помочь, — неожиданно заявил Лось и показал на стол, где стояла внушительная стопка книг. Викниксор хлопнул по ней, вверх взвилось лёгкое облачко пыли. — Как там говорил бывший вождь? Надо «обогатить свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество»*. Не бог весть какая умная мысль, конечно, но правильная. В библиотеке книги взял, почитаешь.
Роман посмотрел на заголовки: «Детская психиатрия», «Поведение подростков…» и подобное. Он вздохнул.
— Конечно, никто не может сбросить свою индивидуальность, как говорил Шопенгауэр, но ты можешь попробовать измениться, хотя бы немного.
— А что не так с моей индивидуальностью? — хмуро спросил младший воспитатель.
Лось отрицательно покачал головой:
— Не обижайся. Ключевое слово здесь — "попробовать". Знания, Рома, знания… и меньше упрямства, хотя это и хорошее качество. Ты бываешь… э-э… немного бестактен, иногда груб и не очень доверяешь людям. Вот сирота и беспризорник, невыносимый, согласен, но может, не стоило сразу обвинять его?
«Побывали бы вы хоть раз на оперативном задании и посмотрели бы на некоторых», — чуть не вырвалось у Романа, но он промолчал.
Что-то слишком часто он стал следить за речью и одёргивать себя. Это не очень нравилось младшему воспитателю. Как будто он попадал в какую-то зависимость.
— …Но это поправимо, не обижайся, — Лось улыбнулся. Прозвенел звонок. — У тебя есть много хороших качеств. Договорим позже, извини, спешу, пока эти архаровцы класс не разнесли.
Возвращаясь к себе, Роман с тоской подумал, что всё оказывалось не так легко, как ему виделось вначале. Погрузившись в раздумья, он чуть не наткнулся на одного из братьев-близнецов, прибывших в школу недели две назад.
— Антон? Почему не на уроке?
Близнецы были хитроватыми, себе на уме. Поговаривали, что они, вслед за Мамочкой, тоже принесли в комнату несколько вещей. Не своих.
Тощий и хромоногий, узкое лицо, светло-карие, почти жёлтые глаза, длинный нос с горбинкой — мальчик неуловимо напоминал какую-то птицу. Сейчас грустную и задумчивую.
— Провожал Андрея в лазарет? — внезапно догадался Роман.
— Да, — мальчик отвёл птичьи глаза. — Ему там скучно.
— Всё будет хорошо, — пообещал младший воспитатель уверенным голосом. Что он мог сказать ещё?
— Да… — Роман замялся, почему-то ощущая неловкость. — Ты случайно нигде не видел бронзовый подсвечник?
— Видел, — подумав, кивнул Антон.
— Где? — встрепенулся Роман.
— Виктор Николаевич сам показывал. В подсобном помещении, — братья почти всегда выражались правильным, почти книжным языком.
Роман внимательно посмотрел на мальчишку — не издевается ли?
— Это я помню. Но его сейчас там нет! У кого подсвечник, неизвестно.
— Наверное, у того, кому он сейчас нужен, — печально протянул Антон.
— Это ты о Мамочке? — воскликнул Роман.
Собеседник искоса посмотрел на воспитателя и пожал плечами: мол, думай, как хочешь. У своей комнаты он вежливо попрощался, оставив Романа наедине со своими догадками.
После скромного обеда в столовой, когда дети отправились в свои комнаты, Роман решил продолжить поиски. Обследовать, например, до конца первый этаж. За четыре месяца пребывания в интернате он уже многое, если не всё, здесь знал и был уверен, что канделябр находится в доме. Прятать что-либо во дворе не имело смысла: связи с «улицей» и внешним миром у многих калек были разорваны. И к тому же продавать такую заметную вещь не имело смысла, это обязательно привлечёт внимание милиции, а значит — снова колония или другой детдом.
Поглощённый раздумьями, методично оглядывая полупустые кабинеты и учебные комнаты, Роман не заметил, как за окнами стемнело. Он, кажется, зашёл уже в самый дальний конец коридора. Пора было возвращаться, поиски ни к чему не привели. Твёрдо пообещав себе завтра ещё раз «прочесать» комнаты второго этажа, он повернул обратно. Как вдруг нечто странное задержало его внимание. Вернее, на первый взгляд ничего особенного не было: обычная деревянная дверь на огромном ржавом замке. Рядом с тёмным чуланом, в который Роман уже заглядывал раньше.
Странное было в том, что раньше этой двери не было.
Или Роман её не помнил. Но такого быть не могло.
«Заработался», — мелькнуло в голове у воспитателя. Он пожал плечами и с силой толкнул дверь, желая проверить крепость замка. Она распахнулась неожиданно легко.
Это был просто ещё один чулан, с дощатым полом, совершенно не убранный, заваленный хламом — мешками, досками. Роман шагнул вперёд, запнулся за что-то и чуть не упал, чертыхнулся по поводу местных рабочих и дворников, или Ящиков, как их тут прозвали. Ничего не убрано, пол не подметён, навален мусор… А если заглянут дети, которые, как известно, всюду суют свой нос? «Надо сказать Лосю», — подумал Роман, ругая ленивых рабочих последними словами.
Вот дурак, не взял даже фонарик-жучок, корил себя воспитатель. И пол земляной, надо же… Сюда небось лет сто никто не заглядывал. Мох на стенах… Холодно… Роман вздрогнул: под ногами оказалась какая-то слякоть. Вода, откуда она? Похоже, наглость Ящиков не лезла ни в какие ворота…
Что это?!
Постепенно стало светлее. Роман скорее почувствовал, чем увидел: там, высоко вверху, сияла полная луна, и свет её доходил даже сюда, в глубину чащи. Дырявая крыша?!
Сильно запахло прелой листвой, шишками, древесной корой — знакомый с детства запах северного леса защекотал Роману ноздри...
Он сделал шаг вперёд и запнулся о корень могучего дерева.
Ещё один шаг.
И ещё.
Нога увязла в чём-то вязком. Толстенный слой прошлогодних листьев, мох…
Прежде чем споткнуться и упасть, он вяло подумал: мох не на стенах. Он на деревьях. Да.
«Вот так и сходят с ума», — пронеслась в голове горькая, отчаянная мысль. Может быть, последняя. Сознание мутнело, голова начинала кружиться.
Стайка очень маленьких зверьков, которые, пискнув, стремглав бросились из-под ног в разные стороны... Где-то высоко вверху, почти над головой, дважды ухнула сова. Далеко впереди раздался волчий вой. Сердце сжалось от жути.
Неужели — всё? Так глупо... Не хочу.
Роман рванулся вперёд что было сил, и мир почти опрокинулся в глазах, но он всё-таки встал, покачиваясь, и сделал ещё несколько шагов. А может, шёл уже давно, только время здесь текло как-то по-особому, он не понимал как.
Стало совсем светло, словно лес расступился, могучие стволы раздвинулись. Серо-серебристый силуэт на опушке впереди шевельнулся. Волк.
Это сон, дурной сон. Нужно просто прогнать его и проснуться.
Рука сама собой потянулась к груди, но крестика не было. Ах да… Он же давно перестал его носить. Ещё когда высмеял отчим…
Роман споткнулся, глухо вскрикнув, и провалился в яму почти по колено, упав в густой слой подгнивших листьев. В глазах потемнело, и он словно