МАМА

шпал, пропитанных креозотом. Мы были молодыми, и нам хотелось жить в красивом и светлом городе. Куда только нас не заносило. Однажды с невесткой мы нашли разбитую машину, переполненную деньгами, а из сейфа ручьем потекли серебряные монетки. Мы их не взяли, потому что знали, отец нас в дом не пустить с чужими деньгам. Просто огромные пачки крупных купюр бросали вверх и бегали, радуясь, что деньги как дождь падают на нас. На нашем пути встречались бывшие немецкие блиндажи, заполненные барахлом: шубами, бусами, носками… Все это мы сжигали, такая была установка.
  Как-то пошли мы на Дон к казакам обменять последние из драгоценностей, которые мама  чудом сохранила - бриллиантовые серьги, так те за них дали мешочек картофеля и с килограмма два муки, а следом спустили на нас собак. Мы возвратились дома без всего, да вдобавок в изодранной одежде.
  Война закончилась, но ее отголоски оставались надолго. На глазах у меня, уже после войны погиб сын моей сестры Лены (мамина сестра)  - Валентин, наступив на мину. Сына, погибшего мамина брата Степана, отец отдал на усыновление, военным Дьяконовым, мужу и жене. Мальчика звали Виктор, накануне я, его вытащила с горящего дома. На его ручках остались шрамы. Его лечила военный врач Валентина Дьяконова, которая привязалась к нему, а через несколько дней увезла. До сих пор я чувствует вину, за то, что позволила малыша увезти чужим людям.
  Похоронки на братьев и близких. Мучительный труд по расчистке. Все превратило жизнь в один сплошной ужас, казалось, что ты идешь по туннели мрака и смерти. Но жизнь постепенно налаживалась, хотя мне 17 летней уже не приходилось таскать, а стирать белье в солдатской прачечной, погруженной по пояс в чаны с грязным бельем.
  Однажды в прачечную забежал офицер и, увидев меня, пожалел и перевел работать в офицерскую столовую. Здесь я уже не работала за котелок супа, а ела более вкусную пищу, причем два раза, получая при этом еще и небольшие деньги.
С детства  моя мама мечтала стать врачом или художником, она прекрасно рисовала. Учителя вызывали родителей и просили, что бы Лида больше не рисовала деньги, которые были очень похожи на настоящие. А ковры с нарисованными картинами на клеенке мигом расходились по Ельшанке. Но жизнь приготовила ей другой урок.