Я заглянула в записку. Она оказалась предельно лаконичной: «Постирать!»
— Что постирать? — не поняла я.
И Раечка втащила с лестничной клетки объемный узел.
— Левка едва его допёр из школы: друзья помогли.
— Хорошие дети, — буркнула я, развязывая узлы большого платка, — настоящие «тимуровцы».
В свертке оказался женский трикотажный костюм: юбка на подкладке и тяжелый пиджак, а также две шерстяные изрядно замусоленные кофты.
— М-да, — фыркнула за спиной довольная Алка ,— не пойму только, почему она ещё грязных трусов не доложила до кучи? Побоялась, что дети резинки на рогатки пустят?
Раечка отчаянно разревелась. Вот тебе и русский вариант «Богатые тоже плачут!»
— Всё, — решительно натянула я пальто.— Хватит рыдать. Пойдем.
— Куда?
— К Луизе.
Слёзы у моей соседки мгновенно высохли, и она опасливо втянула голову в плечи.
— А вдруг она потом всё на Лёвушке выместит? Знаешь, как меня первая учительница изводила: била по голове линейкой, выгоняла из класса, заставляла часами стоять в углу.
Так вот откуда у её страха ноги растут!
— Если ты и это спустишь с рук, то увидишь Луизу в собственном доме в домашних тапочках. А Лёвочку завтра же переведешь в другой класс.
— А так можно? — опасливо осведомилась глупышка.
— Рая, очнись, у тебя муж — прокурор. И пусть от него в этой истории нет толка, посторонним об этом знать не надо. Завтра же и директору пригрозишь, что иначе она будет иметь дело с твоим супругом.
Раечка сбегала домой, чтобы переодеться и мы, волоча за собой узел, отправились домой к наглой бабе. Кручинина жила в доме барачного типа в окружении кучи соседей и покосившихся сараюшек, среди которых мы с большим трудом смогли найти её крылечко.
На наш стук долго никто не открывал, хотя окна светились.
— Может, поставим узел на порог и уйдем? — предложила трясущаяся от страха Раечка.
— Ни в коем случае, — сразу же отмела я подобный вариант развития событий, — иначе она потом обвинит нас в воровстве и заставит оплатить тройную стоимость этих никчемных тряпок.
И мы вновь изо всех сил забарабанили в дверь. Наконец, она скрипнула, и Луиза Карповна высунула нос на улицу. На её увешанной бигуди голове красовался объемный пестрый платок, из-за которого она выглядела карликом с головой великана.
— Раиса Георгиевна? — брюзгливо поджала она губы.— Почему вы мешаете мне отдыхать? Неужели ваши дела не могут подождать до завтра?
Рая так и обмерла, что-то беззвучно шепча губами - бедная жертва системы образования! Но у меня таких комплексов не было и, смело выступив из темноты, я бросила под ноги хамке её узел.
— Возьмите.
— А, — закряхтела та в болезненной улыбке, — постирали? А то у меня, знаете ли, радикулит разыгрался.
— А у Раисы Георгиевны троё детей и муж, который был очень возмущен, увидев этот сверток! — рявкнула я. — И мы доводим до вашего сведения, что господин Дружинин желает перевести своего сына в параллельный класс. Иначе всем этим запискам будет дан ход, и на радикулит вы будете жаловаться тюремному врачу. Может, он вам заодно и постирает, и полы помоет, и дырки заштопает.
— И соломы купит! — это уже набралась духу Раечка. — Зачем вам солома?
Луиза Карповна озадаченно крутила головой из стороны в сторону, видимо, отказываясь верить собственным глазам.
— Для кружка «Умелые руки».
Рая была выходцем из крестьянской среды и прекрасно ориентировалась в ценах на сено и солому.
— В классе 24 человека. Это сколько же соломы можно купить на такие деньги? Вы решили открыть ферму и учить детей доить коров?
— Я попросила спонсорскую помощь, — нервно огрызнулась Луиза Карповна, — что для вас 200 рублей?
— Столько же, сколько для всех. Мы деньги не печатаем.
Предвидя, что разговор может вылиться в безобразную свару, я поторопилась пропихнуть узел через порог и попрощаться:
— Не будем вам мешать лечить радикулит.
Но не тут-то было: Раечка не захотела так быстро расставаться со своим заклятым врагом, опасаясь, что наутро пропадет кураж, и она уже ничего не сможет высказать своей кровопийце.
— Вы хотите сказать, что на деньги моей семьи оплачивались шторы, зимние сапоги вашей дочери, магнитофон, раздаточный материал, линолеум?
— У вас мания величия!
— А вы — нахальная воровка!
И разозлившаяся Раечка вцепилась мерзкой бабе в сооружение на голове, несколькими ударами отомстив всему педагогическому корпусу и за «двойку» по чтению в третьем классе, и за так и неусвоенную систему координат, и за испытываемый ужас на уроках физики и химии. В общем, у так и не научившейся в свое время грамоте Раечки было много претензий к учителям, даже мало похожим на Луизу Карповну.
Прокурорша таскала визжащую госпожу Кручинину за бигуди до тех пор, пока за нами не приехал вызванный всполошившимися соседями наряд милиции.
Забирал нас из кутузки злой как черт господин Дружинин. Было уже около полуночи, и я сильно волновалась за Алку. Бедный ребенок, что она думает по поводу отсутствия матери? Наверное, боится, что нас живьем сожрала Луиза Карповна.
Усаживая меня и жену в служебную «Волгу», мрачный прокурор почему-то обратился с обвинительной речью именно ко мне, хотя я в драке не участвовала.
— Я считал вас здравомыслящей женщиной, а вы устроили дебош.
Я покосилась на съежившуюся от страха Раечку и не смогла её подвести:
— Госпожа Кручинина мне нахамила.
— Чего вы вообще к ней попёрлись?
— Она пыталась заставить вашу жену стирать свои личные вещи. Левушка сегодня из школы притащил целый узел её грязного барахла.
Прокурор зло хмыкнул и больше вопросов задавать не стал. Но как мне рассказала потом Раечка, лично ездил к директору школы, чтобы перевести сына в параллельный класс.
Дамы нашего клуба дружно осудили моё вмешательство в дела прокурорской жены.
— Вот уж от тебя, Людмила, мы такого не ожидали после того, как муж оставил вас с дочерью ради такой же Раечки. Она сама виновата, что не смогла внушить уважения учительнице.
— Ей всего двадцать два года. Девочка совсем, — оправдывалась я.
— А когда Полину из квартиры выбросила, была взрослой? Пришла на все готовенькое и кинулась рожать. Нахалка!
Я так не думала: не нужно было и самого прокурора со счетов сбрасывать. Он-то зачем пятнадцатилетней девчонке голову морочил? Все-таки был старше её на целых двадцать с гаком лет. Но самого Дружинина почему-то никто и ни в чём не обвинял, считая чуть ли не безвинной жертвой юной авантюристки.
И опять на фоне этого скандала потерялась Алкина информация о каком-то странном мальчике в окружении Розы Сергеевны. Оправдываясь от обвинений в излишней лояльности к прокурорской жене, я напрочь забыла о пожилой женщине.
Но скоро она сама напомнила о себе.
ДИМОЧКА.
Я хорошо запомнила тот ветреный денек в середине апреля.
У нас загулял кот. Всю ночь он выводил рулады со своими соперниками на крыше дома, выматывая нервы всем соседям, а под утро Алке при помощи куска колбасы с большим трудом удалось его залучить домой. Она боялась, что местный алкоголик и по совместительству живодёр Вован, мучающийся с утра головными болями, пришибет поющего о любви котика.
Проводив дочь в школу, я озабоченно выглянула в окно. Вроде бы солнце ярко светило. Но когда я выскочила на улицу в одной кофте, оказалось, что зверски холодно. Пришлось вернуться домой. Пока натягивала плащ, Мурзик иезуитски хитро выбрался на улицу к даме сердца, и мне пришлось с большими трудами и остатками колбасы отлавливать его на помойке.
И из-за шкодливого кота в тот день я опоздала на работу. А там меня уже читатели дожидались, негодующе пялясь то на часы, то на замок.
Есть и такие! Раньше, когда мы отдыхали только на Новый год, эти люди уже 2 января стояли спозаранку у дверей, наплевав на похмелье, чтобы завести себе формуляр под №1. Тогда мы с начала года переоформляли читателей, и им почему-то было очень важно стать первыми. Одним из таких зануд являлся покойный ныне энтузиаст библиотечного дела Петр Гаврилович Широкопляс. Он зачитывался общественно-политической литературой и, будучи главой местных коммунистов, писал гражданственные стихи о долге и чести. И если уж этот тип собирался в библиотеку, ему нужно было ворваться в помещение ровно в 10.00. Может, считал, что если переступить порог хотя бы пятью минутами позже, книги станут «второй свежести», а то и вообще протухнут?
В тот роковой день я опоздала на пятнадцать минут, и хотя сорок раз извинилась и объяснила причину опоздания, помогло мне это мало. Господин, пардон, товарищ Широкопляс подозрительно смотрел на меня со знаменитым ленинским прищуром и, покинув стены здания со стопкой книг из серии «ЖЗЛ», моментально настучал на меня в отдел культуры.
Даже не подозревая, какие тучи сгущаются у меня над головой, я в тот день получила возможность поговорить с Розой Сергеевной. Она, наконец-то, вернула «Унесенных ветром», которых продляла два раза. Я грешным делом даже заподозрила, что женщина потеряла книги.
— Как вам роман?
Обычно Роза Сергеевна долго и обстоятельно анализировала прочитанное, радуясь, что появился повод поговорить, но тут её ответ поразил лаконизмом.
— Увлекательный сюжет.
Она немного помолчала, проследив, как я вычеркиваю книги из формуляра, а потом неожиданно задала странный вопрос:
— Скажите, Людмила, а Аллочкины вещи может мальчик носить?
Я тяжело вздохнула. Сама того не подозревая, Роза Сергеевна наступила мне на больную мозоль.
Алка одевалась немыслимым образом: спортивный костюм, казалось, был её второй кожей. Я упорно пыталась доказать, что женственные юбочки красят девочек гораздо больше «треников». Но даже если она и шла мне навстречу, натягивая юбку и дико модные в ту пору разноцветные лосины, её ноги всё равно оказывались упакованными в кроссовки.
— Одежду Алки могут носить все — от пенсионеров до дошкольников, если вы, конечно, видели детсадовцев ростом в 185 см.
Роза Сергеевна немного помялась, а потом смущенно попросила:
— Не могли бы вы мне одолжить какие-нибудь её свитера или куртку, а то на улице стало холодно.
У меня недоуменно вытянулось лицо. Роза была сухонькой и маленькой, если не старушкой, то пожилой женщиной. Зачем ей предметы гардероба моей крупногабаритной девочки?
— Это не мне, — правильно истолковала она мое удивление, — а племяннику.
Я точно знала, что никаких родственников у моей собеседницы нет. Розочка была единственной дочерью своих родителей. У её матери действительно, когда-то была сестра, но она погибла под бомбежкой в годы войны, так и не успев выйти замуж. Так откуда племянник?
— Димочка, — торжественно пояснила она, — потомок древнего рода князей Долмацких, и приходится мне племянником по отцу. Я ведь то же принадлежу к этой фамилии.
Я так и ахнула. Какие князья Долмацкие? Баба Нюра рассказывала, что дед Розы Сергеевны работал извозчиком на городской бирже. Да, Бог с ней, пусть бы плела, что угодно, хоть к царскому роду причисляя честных извозчиков города Емска, но мальчик? Мальчик-то откуда взялся?
— Откуда же прибыл ваш племянник? Где его родители?
— Ах, — легкомысленно отмахнулась Роза Сергеевна, — Димочка приехал из Москвы, прознав, что здесь у него родственники. А родители… умерли.
У меня голова пошла кругом.
