ПЕТРОВЫ
Теперь немного поподробнее о семье Клары Федоровны.
Николай Викторович любил свою жену. Правда, она находилась в состоянии перманентного страха, что какая-нибудь ушлая медсестра его уведет, и часто мне рассказывала к каким уловкам прибегает, чтобы не ослаб интерес к её персоне. Уловки были так себе, но судя по результатам, успешно срабатывали. Николаю Викторовичу нравилось в Кларочке всё. И даже то, что жена была похожа на поставленный вертикально кабачок, вызывало в нём умиление.
Супруги часто ездили в гости, принимали у себя друзей и вообще вели светский образ жизни, имея полезных знакомых практически во всех учреждениях нашего городка. Им всегда кто-то доставал нечто дефицитное: лекарства, мебель, одежду. Петровы в свою очередь делились этим с друзьями, те же в благодарность волокли им рыбу, мясо, яйца, мед. И часто, придя к ним в гости, можно было обнаружить в прихожей фляги с маслом, банки с молоком и мешки с сахаром и мукой, подаренные в обмен за соответствующие услуги.
— Людочка, дорогая, поспрашивай: никому рис не нужен? А то у меня целый мешок простаивает. Куда нам столько? Я уступлю подешевле.
И я старательно расспрашивала знакомых и соседей и, в конце концов, находились желающие купить рис. За посредничество отсыпали килограмм, другой и мне.
Кладовые Петровых всегда были забиты под завязку деликатесами. Они первые в Емске приобрели морозильную камеру, потому что даже двух холодильников не хватало для всех припасов.
В ту пору имеющие дочерей женщины нашего городка начинали им складывать приданое, едва те начинали ходить. Каждая собирающаяся замуж девушка Емска должна была иметь в запасе сундук с постельным бельем, полотенцами, покрывалами и одеялами, а остальное прибавлялось по уровню доходов родителей. И часто к сундуку прикладывались и мебельные стенки, и холодильники, и даже дома с автомобилями. Богатое приданое указывало на социальный статус родителей невесты, точно определяя их место в довольно сложной иерархии захудалого городка.
Накануне свадьбы всё добро свозилось в дом жениха, и родственники последнего, а иногда и случайные люди имели право его разглядывать и оценивать.
Так вот, в доме Петровых была специальная комната, забитая приданым под завязку. Мало того, Клара Федоровна наполнила одинаковыми золотыми серьгами, колечками и цепочками две большие хрустальные вазы - по одной на каждую дочь.
Короче, именно про такой дом говорят: «полная чаша».
Теперь о девочках — Инне и Кате Петровых.
Между ними была разница в шесть лет, и Катю Клара Федоровна родила в тридцать восемь.
— Ох, как же я не хотела рожать Катьку, — как-то делилась она со мной, — все-таки почти сорок. Но Николай настоял: очень сына хотел. А теперь не надышимся на малышку. Звездочка наша, ягодка, такая светлая, такая нежная. Никогда не забудет поцеловать: всё время ластится - мамуля да мамуля. Вся в меня.
— А Инна?
Клара Федоровна тяжело вздыхала.
— Инка себе на уме: замкнутая растет, слова из неё не выжмешь, смотрит исподлобья. Вылитая моя свекровь. Бабка была ещё той грымзой — кержачка сибирская! Николай-то только к Инке погладить по голове или что-то спросить, а она разве что не кусается. Дикарка!
На мой взгляд, Инна была нормальным ребенком, но родителям виднее какие недостатки у их дочерей. Ничего не поделаешь, но именно Катюша безраздельно царствовала в их сердцах.
В ту пору любая мало-мальски уважающая себя и имеющая дочерей семья заставляла их ходить в музыкальную школу. Петровы отдали своих девочек в класс фортепьяно, и теперь все разговоры Клары Федоровны крутились вокруг успехов младшей дочери на музыкальной ниве. То девочка готовилась к концерту, то выступала, то нужно было ей купить новое платье для сцены. Зато о старшей, игравшей на том же инструменте в выпускном классе, мать упоминала редко и скупо. Что же, по-разному складываются отношения среди домочадцев.
Казалось, полная больших и малых забот обычная жизнь состоятельной на русский манер семьи. Муж любит, две дочери – что же ещё нужно женщине для счастья?
Оказалось, Кларе Федоровне очень не хватало Димы.
Что уж она сказала своему Петрову о парне, я не знаю, но только спустя две недели до меня донеслись слухи, что дамочка бегает по всем инстанциям, выправляя приблудышу документы.
— Да, — меланхолично подтвердила забредшая в библиотеку Роза Сергеевна, — Клара Федоровна любезно помогает Димочке получить паспорт. У него все документы сгорели.
— Наверное, ещё при пожаре Москвы?
Издевка не прошла, потому что Роза Сергеевна её не поняла.
— Не знаю. Димочка об этом не любит говорить: наверное, испытал потрясение, бедняга. Он такой чудный деликатный мальчик.
— Сколько же лет вашему Диме?
И опять размытый ответ.
— Он совсем ещё юный.
Да уж, понятно, что не старик! Хотя по всему видно молодой да ранний: вон как лихо обвел вокруг пальца даже отнюдь не глупую Клару Федоровну. Никакой симпатии или сочувствия Дима у меня не вызывал, наоборот, я испытывала глухое и опасливое раздражение.
Между тем время шло, и по тому, как старательно Петрова обходила мою библиотеку, я поняла, что она не простила отказа поселить у себя приблудного хвата. Честно говоря, мне было жалко терять её дружбу из-за какого-то юного мошенника.
Однако поведение Петровой казалось странным не только мне. Наши дамы на очередном сборище только недоуменно пожимали плечами:
— Что-то Кларочка блажит. Зачем ей этот парень?
— Возится с ним.
— Всюду ходят вместе.
— Да, что ходят: он даже на работе сидит возле Клары. Глаз не спускает!
Я удивилась. Как же это Фрида Марковна допускает подобное самоуправство? Такая снисходительность не свойственна нашей грозной старухе.
— Одела его во все импортное. Где только взяла такие модные вещи?
— На барахолке в области кучу денег отвалила.
— Это ещё что! Вот как ей удалось выправить ему паспорт взамен утерянного?
Возможный ответ на вопрос выходил за пределы моего разумения. Я не подозревала, что Петровы способны на подобное пренебрежение к закону.
Кто хоть раз сталкивался с работой паспортного стола, знает, что пришлому человеку без документов получить паспорт практически невозможно. Но зубы болят и у паспортисток, и рано или поздно все оказываются в руках дантиста. Видимо Клара Федоровна всё-таки втянула в операцию по спасению Димы своего мужа.
Но после того как в библиотеке побывала секретарша нашей средней школы Юля Скворцова, я перестала чему-либо удивляться.
Тридцатилетняя Юля — толстенькая и невзрачная разгильдяйка, вечно всё теряющая, путающая, медлительная и туповатая. Короче, хуже секретаршу ещё поискать. Но был у Юли один бесспорный талант — она виртуозно собирала самые невероятные сплетни и в кратчайший срок делилась ими со всем городом.
Юля заходила в библиотеку только в поисках каких-нибудь новостей. Читать она не любила, разве рассеянно листала журналы мод в читальном зале, но её нос картошкой, казалось, всё время шевелился, вынюхивая скандалы и неприятности.
Сплетницу несколько раз били сограждане из тех, кого она особо достала своим языком.
Как-то Скворцова шла по улице, и тут налетела незнакомая бабища, принявшаяся избивать её тяжеленой сумкой. Юля возмущенно завизжала, когда скандалистка стала что-то кричать о семи сдохших поросятах и требовать возврата денег. В конце концов, в дело вмешалась милиция, и выяснилось, что на Скворцову натравила буйную даму одна из ранее пострадавших от её языка женщин. Мол, именно Юля дала ей на продажу полудохлых хрюшек. Вот баба и наехала на секретаршу с требованиями то ли свинок оживить, то ли деньги вернуть.
Но сегодня толстушка целенаправленно пришла ко мне, чтобы разузнать что-нибудь скандальное о жене дантиста. Правда ей и самой было что рассказать.
— Вчера Петрова приходила в нашу школу по поводу выпускных экзаменов, — едва переступив порог, выпалила Юля.
— Инны? — меланхолично поинтересовалась я, готовя посвященную русской письменности выставку.
И что тут сенсационного? Инна заканчивала школу. Ну волнуется мать за свое чадо, так кто же из нас не волнуется? Правда, девушка всегда хорошо училась, и в этом отношении беспокойство Клары Федоровны показалось мне лишним.
Но к моему удивлению, Скворцова только едко хмыкнула:
— Она разговаривала с нашим директором по поводу аттестата для Дмитрия Долмацкого.
Дмитрий Долмацкий? Это Димуля, что ли?
— Аттестат? — удивилась я. — А… как это? Разве аттестаты так просто выписывают?
Юлечка высокомерно захихикала:
— Для Петровых закон не писан: не знаю, сколько они отвалили денег нашему алкашу (это она о своем работодателе!) или обошлись банкой самогона, но Долмацкий приказом по школе был зачислен в 11 класс 23 мая. Как раз накануне последнего звонка.
— А как же документы?
Вопрос не был праздным: меня как-то загоняла классная руководительница, требуя новой справки с места жительства, потому что, видите ли, я развелась с мужем. И её мало волновало, что тот был по-прежнему прописан в нашей квартире.
— Ваше положение изменилось, и семья теперь неполная. На основании каких документов мне это внести в личное дело ребенка?
— Свидетельство о разводе не подойдет?
— Так он же не с дочерью развелся, а с вами. Мы ведем обязательный учёт таких семей, как потенциально асоциальных и угрожающих физическому и психологическому здоровью ребенка.
А тут нужно было целиком предоставить «личное дело». Откуда же Клара Федоровна и недоросль его взяли? Может, не все документы Димы сгорели?
— Да чихали они на эти самые документы. Папку я завела и спросила: что в неё вложить? Так мой Лось (это всё о том же директоре!) пробурчал, что все справки Петрова после принесет, а пока нужно звонить в районо и вставлять ребенка в дополнительные списки сдающих выпускные экзамены.
Вот здесь моё мнение о Кларе Федоровне окончательно ухудшилось. Да это же это за наглая авантюристка, если ни во что не ставит простейшие правила существования? На что будет похож мир вокруг, если так легко можно обойти любой закон? И зачем горбатятся над учебниками наши дети, переводя нервы и здоровье, если любой пришлый проходимец может получить заветный аттестат всего лишь за банку самогона?
— Как же он сдаст экзамены? К ним ведь готовиться надо?
— Я тебя умоляю, — отмахнулась Скворцова, — папе (это опять-таки о директоре!) очередная банка с горючим, учителям по коробочке просроченных конфет, завалявшихся в холодильнике Петровых, и все будет чики-поки. Сдаст на одни пятерки.
— Неужели так можно? — отказывалась верить я.
— Смотря кому. Тебе и мне — нет, а наглым буржуям можно всё, что угодно. Для них закон не писан. Я вот только одного не пойму: откуда этот Дима взялся?
— Родственник Розы Сергеевны, — пояснила я, мрачно размышляя, что живу в окружении сплошных мошенников.
— Я тебя умоляю, — Юля посмотрела на меня, как на идиотку.— С чего бы это Петрова так хлопотала о Розе? Она разве ей хоть раз кусок хлеба дала или юбку старую швырнула? А тут пустилась во все тяжкие по поводу её племянника. Всё сплошное вранье!
Мне не хотелось рвать глотку, доказывая обратное. Наверняка, у собеседницы уже была своя захватывающая версия происходящего.
— А что
