ПРОШЛО ПЯТЬ ЛЕТ…
За эти годы произошло много и мало одновременно. В моем положении, по крайней мере, особых сдвигов не было. Я работала в той же самой библиотеке, и мне катастрофически не хватало денег, потому что Алка училась в губернском институте физкультуры.
Нужно было платить за общежитие, давать ей деньги с собой, да и чем-то набивать сумки. Мне пришлось продать всё, что было ценного: и золотое колечко, и хрустальную вазу, и чайный сервиз под Гжель. Я мыла полы в подъезде, собирала лекарственные травы для аптеки, но зачастую мы с Мурзиком сидели на одной овсянке, что моему коту страшно не нравилось. Однако я очень хотела дать дочери высшее образование и тянулась ради этого из последних сил.
Сама Алка тоже после занятий работала ходячей рекламой, подрабатывала официанткой в пиццерии, но это был слишком скудный и непостоянный заработок.
Зато мне наконец-то удалось договориться с моим благоверным: я отказываюсь от алиментов, а он выписывается из квартиры. Так что закончился многолетний ужас с разделом нашей «двушки» всё-таки в мою пользу.
В ту пору я редко разговаривала с Розой Сергеевной: пожилая женщина наконец-то дожила до социальной пенсии и уже не нуждалась в моей помощи. Хотя потеряв Димочку, она никогда не отказывалась от предложенных баночек с вареньем.
Тихо скользя между стеллажами, Роза Сергеевна листала приглянувшиеся книги, проводя таким образом целые часы. Она мне никогда не мешала, и я подчас забывала, что старушка где-то рядом.
Тогда ко мне за книгами часто приходила Лена Незванова — юная мать-одиночка. Лена поехала после «девятилетки» учиться в техникум, но уже после первого курса вернулась домой с округлившимся животиком. Кем был отец её ребенка, так никто и не узнал. Лена рассказывала то о каком-то таксисте, то о летчике, а то и вовсе чуть ли не об инопланетянине.
Дома ей, понятно, не обрадовались.
Семья жила скудно, балансируя на грани нищеты из-за постоянно запивавшего главы семейства. Мать ворчала, отец по пьянке обзывал обидными словами, подружки сторонились, беспокойный ребенок постоянно болел и плакал — жизнь Лены никто бы не назвал счастливой. Но она любила читать, просто тонула в сюжетах, проглатывая толстенные тома за предельно краткий срок.
И вот эта девушка, каждый раз приходя в библиотеку (а ходила она ко мне чуть ли не через день), оставляла ребенка в коляске перед входом и шла к моему столу.
— Не могли бы вы мне посоветовать, Людмила Павловна, какую книжку почитать, чтобы и он её любил, и она его любила, и всё было хорошо, но в конце они все-таки расстались?
— Боюсь, ничего не могу предложить. Может, почитаешь «Сагу о Форсайтах»?
И так всё время. Может по рассеянности или из-за непреходящей усталости девушка просто забывала, что уже задавала этот вопрос?
А у меня каждый раз крутилось на языке: «Да-да, дорогая, бросив все дела, я за ночь написала роман специально для тебя, как раз сегодня могу его предложить!»
Как-то я не выдержала, и когда Леночка, забрав «Американскую трагедию» Драйзера, удалилась восвояси, раздраженно высказалась:
— Если она так хорошо знает, о чём хотела бы прочитать, пусть напишет книгу сама!
Я была уверена, что одна в зале открытого доступа, но раздался тихий предупреждающий кашель, и из-за стеллажей показалась смущенная Роза Сергеевна:
— Людочка, страшно, когда одинокий человек начинает сочинять себе новую судьбу. Его фантазии могут сбыться, и вряд ли от этого кому-нибудь станет лучше, а могут и не сбыться… тогда совсем плохо.
Бедная старушка опять молола невесть что!
— Роза Сергеевна, — виновато покраснела я, — извините, я не знала, что вы здесь. Выбрали книгу?
— Не извиняйся, Людочка. Зачем мне книги? Я уже и вижу плохо. Скорее по старой памяти листаю. Мне приятен сам шелест страниц, запах переплетов, и вид людей, копающихся в книгах: последняя радость.
Я заволновалась. Признаться, настолько привыкла к Розе, что не могла себе представить Емск без её сутулой фигурки с неизменной авоськой с книгами в руке. И почему-то она представлялась мне вечной словно Горец, не подверженной болезням чудаковатой дамой.
— Вы больны?
Роза Сергеевна слабо улыбнулась, протерев замусоленным платком обмотанные синей изолентой очки.
— Сахарный диабет. Не зря мои мужчины запрещали мне сладкое.
Какие мужчины? Димочка что ли?
— Чем вы лечитесь?
— Да…
Всё понятно.
— А что думает на эту тему ваш племянник?
Старушка тихо вздохнула.
— У Димы своя жизнь. Не хочу быть ему в тягость.
Это я хорошо знала. У Димы действительно была своя жизнь, но неразрывно связанная с Кларой Федоровной.
Госпожа Петрова по-прежнему работала в музее, но уже заведующей, вытеснив с этой должности местную достопримечательность — заслуженного краеведа СССР Зою Романовну Дзюбу.
Зою Романовну обвинили в пропаже двух ящиков с чучелами рыб местной фауны и попросили на заслуженный отдых. После чего жизнь в музее забила ключом. Клара Федоровна налегла на работу со всей, нерастраченной на ветеранов хора энергией. Несмотря на излишний вес, она шустро бегала по всем инстанциям, звонко и задорно стуча каблучками по коридорам власти, сумев даже по таинственным каналам выйти на саму мадам губернаторшу. Вскоре наш музей возгордился двумя новыми экспозициями, оформленными по последнему слову тогдашней техники, и (о чудо!) там появился чуть ли не первый в нашем городе компьютер. Правда об интернете тогда даже слышали далеко не все, поэтому в основном-то за дорогой техникой играли в «косынку» и раскладывали пасьянс «Паук» члены семьи Петровых и, конечно же, Димочка.
Он прожил эти годы, прочно обосновавшись возле юбок свой благодетельницы. Молодой парень в самом рассвете сил и дама на шестом десятке — их постоянно видели вместе. Девушками Дима не интересовался, скользя равнодушным взглядом по самым соблазнительным представительницам противоположенного пола, словно они были прошлогодними листья под ногами. Сверстников сторонился.
Поначалу он просто торчал в музее, посильно помогая переставлять ящики или делать ремонт. Потом Петровы выкупили газетный киоск неподалеку, и Димочка стал проводить всё своё время, бесстрастно продавая кроссворды пенсионерам и жевательную резинку детям. Но время от времени он все-таки закрывал палатку, чтобы наведаться в музей.
Все только пораженно разевали рты, когда к проводящей экскурсии Кларе Федоровне присоединялся Дима и начинал тенью бродить за ней следом. Она ласково улыбалась протеже, и ни разу не намекнула парню, что в его сопровождении нет необходимости. Зато посетителям почему-то сразу становилось не по себе, и они торопились оставить эту странную пару наедине.
Вскоре пронесся слух, что Петровы купили парню квартиру. Наверное, именно тогда он окончательно ушёл от Розы Сергеевны.
Очевидцы рассказывали, что муж и жена лично делали там ремонт, и Николай Викторович, натянув на лысину пилотку из газеты, увлеченно красил стены жилища «приемыша».
Дамы нашего кружка от возмущения не находили слов.
— Такие деньги, Людочка, такие деньги!
— Только не надо говорить, что он их накопил, продавая газеты в ларьке.
— Говорят, Клара заказала ему встроенную мебель. Даже я себе такого позволить не могу.
Мне в ту пору приходилось особенно тяжело, поэтому в основном я пропускала их возмущенные реплики мимо ушей. История чужих затрат не особо заинтересует человека, если тот не знает, где взять деньги даже на оплату коммунальных услуг.
Но денег у Петровых видимо действительно было немерено, потому что вскоре произошла история, окончательно отвратившая меня от бывшей благодетельницы.
Несмотря на охлаждение, всё это время мы поддерживали хотя бы видимость дружеских отношений. Петрова иногда заходила в библиотеку, и пока Дима копался в журналах в читальном зале, болтала со мной о всяких пустяках. Прежней сердечности не было и в помине: я ни на секунду не забывала, что этот парень рядом. Какие могут быть разговоры по душам? По этой причине дамский треп касался в основном наших детей. Я жаловалась на Алкиных суровых преподавателей, дороговизну жизни в губернии и на то, как быстро рвутся на дочери колготки.
— Не успеет надеть и уже дыра. И в кого она такая неловкая?
Колготки мадам Петрову интересовали мало: у богатых свои проблемы.
— Инка не хочет возвращаться по окончании ординатуры домой. В нашей больнице эндокринолог нужен. Мой Петров ведь и квоту пробил в свое время на целевое обучение, и из больницы подъемные выжал, и квартиру как молодому специалисту ей дадут. Так нет, уперлась как коза, и ни в какую!
И тут её голос изменился, зазвучав нежными интонациями:
— Зато Катюшей не нахвалится учительница по классическому вокалу. Говорит, что у неё редкостной чистоты лирико-драматическое сопрано. Если дело и дальше так пойдет, девочку ждёт прекрасное будущее. Может, станет второй Галиной Вишневской? Занимается день и ночь, забыла, когда и на улице-то была. Звёздочка моя.
Во время моего дежурства по городу в составе НД (народных дружинников) я видела Катюшу с сигаретой в зубах и в компании хихикающих, стреляющих глазками по сторонам подружек. Дело происходило поздно вечером возле танцплощадки, где ей находиться пока было рановато. Но говорить об этом я не стала: если считает мать, что дочь захвачена учебой, не надо её переубеждать. Всё равно не поверит, да ещё врага наживешь.
— Если она победит на весеннем конкурсе песни «Серебряный голос Емска», то получит возможность поехать на конкурс «Юные голоса Европы» в Люксембург. В этом году наш район получил право выставить своего конкурсанта от губернии. Представляешь, какой шанс для моей ягодки показать себя всей Европе
Я согласно кивнула головой, подумав: чем черт не шутит, может в Люксембург приедут ещё более безголосые дети, чем наша Катька. Как это точно звучит по латыни, я уже забыла, а вот перевод хорошо запомнила ещё со студенческой скамьи: «Среди слепых одноглазый — царь!»
Но прежде чем состоялся вышеупомянутый конкурс, семья Петровых пережила значительные денежные потери из-за участия в финансовой пирамиде.
А ведь это было после сокрушительного краха «МММ» и подобных компаний. Все средства информации не жалели времени, разжевывая доверчивым гражданам, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Как работает пирамида, знает в нашей стране, наверное, каждый школьник, так нет! Практически каждый год всё новые и новые россияне вляпываются в эту кучу, словно коллективно лишившись разума.
Так вот: мошенники действовали по старой, излюбленной схеме, разве с новым антуражем. Организация называлась солидно - «Закрытый элитарный клуб успешных бизнесменов Нечерноземья». Это вам не «МММ», которые не гнушались рубликами нищих пенсионерок: всё было поставлено на широкую ногу. Предполагалось, что каждый член, вступивший в этот дико престижный клуб богатеев должен внести уставной капитал — нехилую даже для состоятельных людей сумму в 10 тысяч долларов. Счастливчикам показывали шикарные проспекты с яхтами и особняками на Ривьере, постоянных членов клуба в смокингах и в сопровождении звезд Голливуда, твердо заверив, что скоро они смогут рассылать такие же
