Свидетельство о рождении
Его почему-то всегда называют «метрики». Причем именно во множественном числе. (Подозреваю некое историческое обоснование. Однако, ей-Богу, не в курсе).
Это, конечно, документ важный. Но, понятное дело, он – без фотографии. Невольно чувствуется какая-то ущербность. Большинство Документов выдаются на основании главного – паспорта (с фотографией!). То бишь, возможные сомнения нетрудно погасить. Есть куда отнестись. А метрики возникают по элементарной справке из роддома. Что вполне допускает путаницу.
В детстве Антон частенько обижался на родителей. При этом любил, бывало, воображать, что его – подменили. Он слышал про какие-то номерки в роддоме. Великое дело – номерки!.. В школе они сами иногда развлекались переброской. Тасовали девчачьи вещички. Далее какая-нибудь Надя Коротеева растерянно глядела на вешалку, щупала одежду. У нее было коричневое пальто с цигейковым воротником! А превратилось оно в дешёвую спортивную куртку. Номер же свой она знала точно, как всякая аккуратная и прилежная шестиклассница! Весело было наблюдать…
Вот и беспонятного грудного Антона запросто могли как-нибудь переложить. Взяла и замечталась юная роддомовская медсестра под гугуканье чужих новорожденных! С кем не бывает!.. И грезилось порой Антону, что он сын вовсе не этих занудных людей. Что его настоящие родители великодушны и добры. И в один прекрасный день это, конечно, откроется. И, скажем, вопрос рубля на кино заведомо перестанет быть таковым. И школьный дневник нормальные люди подписывают благородно. Не глядя и тем более не вникая…
Но даже в очень ранней юности Антон понимал, что это уж слишком мечты. Первый в его жизни документ отражал, гадина, сугубую реальность. Объективную, так сказать, данность. Вот он, дитя своих родителей. Явился на свет в очень примечательный, кстати, год. (Лет через двадцать пять хорошим тоном станет уточнять, что это был именно год Змеи). Между прочим, сначала Антона хотели назвать Никитой. Тогда бы он стал на всю жизнь Никитой Сергеевичем. Родители вовремя одумались. Это имя-отчество стало в тот год слишком популярным. Такое совпадение выглядело бы несколько – бестактным, что ли. Я бы сказал – не интеллигентным. Вот и остался Антон навсегда Антоном. Что и зафиксировано на теперь уже ветхом бледно-зеленом двойном листочке фиолетовыми канцелярскими чернилами. Заполняли свидетельство, конечно, ручкой-«вставочкой», макая иссякающее перо в чернильницу-невыливайку…
Ну что ж, воспоминания скорее приятные. По крайней мере, оснований для излишней тоски нет. Однако вот какая штука! Здесь же, рядом, лежат ещё метрики. Вернее, их копии. Старшей дочки от первого брака, уже три года кантующейся в Канаде. Уехала туда через фирму работать домашней прислугой. Виза, естественно, давно просрочена. Чем занимается сейчас, неизвестно. Вроде бы где-то учится. (Где?! – Без нормальных документов…) Письма уклончивы и противоречивы. «Менеджер по маркетингу»? – Маркетингу чего?.. Может, на самом деле какая-нибудь посудомойка. Правда, у них, вроде, везде автоматы. Но все равно – ясности нет. И в Канаду лететь удостоверяться – не на что… А ещё рядышком – копия метрик сына от брака последнего. Не виделись уже больше года. У него музыкальная школа, где постоянно изменяют расписание, выступления оркестра… Собственно, так объясняет бывшая жена. Для нормальных писем сын еще маловат. По телефону Антон говорить ненавидит. Теряется. А на каникулы бывшая теща сразу увозит внука на дачу. Так-то…
Какими чернилами заполнены эти метрики – не разберёшь. Ксерокопии всегда только чёрно-белые.
Свидетельство о восьмилетнем образовании
Держу пари, его уже заполняли ручкой автоматической. Цвет чернил отвечает своему родовому названию. То есть именно чёрные. Почерк совсем не канцелярский. Скорее такой, получертёжный. Чёткие, как бы печатные буквы.
Собственно, Антон знал, кто изготавливал эту бумажку. Классная руководительница. Маргарита.
Они познакомились, когда выросли из начальной школы в среднюю. В пятом, значит, классе. Они у неё стали первыми. Все пять лет Маргарита была их классной руководительницей. Потом всю жизнь каждый её день рожденья они были с ней. Приходили не все. Не все приходили регулярно. Но десять-пятнадцать человек её квартиренке были гарантированы. Каждое восьмое января в течение – погодите… В течение двадцати семи лет. (Она умерла рано. Теперь Антон уже приближался к её последнему возрасту).
Феномен Маргариты (Александровны, конечно) занимал Антона всю жизнь. Что ж, нормальная училка. Не издерганная умученная стерва. Ну, честно пыталась заинтересовать предметом (литературой). Учебником не ограничивалась. По театрам водила. Песню отрядную нашла великолепную – «Атланты». «Когда на сердце тяжесть и холодно в груди…» В турпоходы с классом ходила. На спортбазы ездила. Вообще старалась. Бывает… Но откуда всё же такая, скажем по-простому, любовь? Мало ли кто старался?!. В своей дальнейшей жизни Антон шестнадцать лет занимался примерно тем же. Преподавал русскую литературу. И не без успеха, ей-Богу. Человек триста одних рабфаковцев просветил! (Кстати, по всяким музеям тоже ходил с ними регулярно.) И они его тоже годами вспоминали. При встречах душевно раскланивались… («Антон Сергеевич, я женился!», - закричал ему однажды в метро бывший рабфаковец. Он был из «афганцев», как тогда почти все на рабфаке. Стеклянный левый глаз и покалеченная левая же рука – мина!.. Конечно, это предполагало трудности в личной жизни. И женитьба становилась как бы двойной радостью. Он преодолевал! И с этой радостью он побежал через вагон к Бунчукину. Через пять, что ли, лет!.. Антон тогда чуть не прослезился). Однако навещать преподавателя в день рождения?.. – В голову не приходило. Никому. Да и Антону это, честно говоря, показалось бы странным.
И были же ведь другие учителя. Тоже весьма неплохие. Их тоже вспоминали после школы регулярно. Но вот Маргариту – помнили. Чем-то она их приворожила на всю жизнь. Уж точно – не внешним обликом. Внешне-то как раз Маргарита была откровенно неинтересна. Маленькие серые глаза, заострённый носик. Глаза, правда, умные, внимательные и какие-то честные…
Пять лет назад она умерла. На похоронах сошлось человек двадцать. Многих оповестить не удалось – дело было летом. Присутствовал, кстати, только их выпуск – чуть не тридцатилетней давности. (А ведь Маргарита работала в школе и после них – до смерти. И выпустила ещё не один класс… Вот тоже загадка!..) Глядя на высохший трупик (рак!), Антон как-то окончательно понял, что смерти – нет! Просто нет, и всё! Потому что это вот – не смерть. Это лишь неизбежная житейская формальность. Переход в новый этап. До семнадцати лет они встречались почти ежедневно. Потом раз в год. Бывало и реже. Иногда разговаривали по телефону. (И она сразу узнавала голос каждого!) Теперь – что ж! – придется разговаривать «в уме». Но это так часто случалось и раньше… Значит, и для самой Маргариты смерти не было тоже. Страшная болезнь – да! Мучительное умирание – да! Но это всё при жизни. До перехода. До фактического, то есть, бессмертия…
А почерк Маргариты Антон знал хорошо. Не только по замечаниям в дневнике. Они ведь ещё и переписывались. Например, когда он служил в армии… Конечно, конечно, Маргарита была, что называется, «одинока в личной жизни». Но это уж такая банальная отмычка…
Антон всегда помнил себя её любимым учеником. (Может, и все они так себя помнили?) Поэтому был слегка удивлён забытыми восьмиклассными отметками. По литературе-то как раз – «3». Впрочем, «троек» оказалось – ровно половина. По геометрии – особенно досадная. (Вот о литературе – напрочь забыл. Никаких обид. Тоже ведь забавно!..) Всего, значит, был двадцать один билет. Двадцать билетов Антон честно выучил. Двадцать первым – на счастье – манкировал… В классе было солнечно. Разложенные на столе билеты просвечивали. Зеркальным, естественно, образом. Антон был уверен, что тянет двенадцатый или пятнадцатый. Ну и, сами понимаете!.. Его, конечно, пощадили. Тем более, что задачку он решил и кое-что всё-таки промямлил. Но вопрос «из стереометрии» был ему физически недоступен. Что-то там про вывод объёма конуса…
Однако всё это, конечно, чепуха. К восьмому классу уже была Женя Петрова. Вот что главное! Она твердо угнездилась в сознании, подсознании и даже в бессознательном. Без труда, впрочем, соседствуя с более легкомысленными предметами…
Началась эта история так. После четвёртого класса его любимая – Надя Земляная – ушла в другую школу.(Родители получили новую квартиру). Антон остался без уже привычного объекта внимания… Проявлялось это внимание сначала традиционно и банально. Дерганье за косы, отбиранье портфеля и т.д. В педагогических целях Антона усадили с Надей рядом. (Не Маргарита, нет. Речь идёт пока о четвёртом классе – о школе, официально именуемой начальной). Тогда ещё были старые парты – чёрные, с откидными четвертями крышек… И тут Антон распоясался. Стал, например, атаковать разнообразными записками. Впрочем, обычные способы ухаживанья применялись тоже. При случае – распустить бантик на косе. Спрятать карандаши. Толкнуть под локоть на рисовании. «Выжимать», напирая спиной, чувствуя ее горячие плечи и бедра. Близкое соседство открыло массу таких возможностей… Таким образом, налицо был явный учительский просчёт. Не была учтена акселерация! Конечно, Антон ещё не был зрел в полном, так сказать, физиологическом объеме. Однако его уже томили предчувствия. Точнее, даже предощущения. И что-то уже понимало готовое к возрастному рывку тело. Учительница это явно проморгала. Ожидалось положительное влияние на ситуацию рассудительной Нади. Выходило же наоборот. Её плечи и бедра тоже частенько становились горячее в результате их возни… (Девочки-то – забыла педагогиня - развиваются еще стремительней!) Ну, и записки. К этому времени Антон освоил не одного «Тома Сойера». Были детально изучены, например, «Три мушкетера». Да и в целом Антон уже представлял себе взаимоотношения мужчины и женщины. Разумеется, достаточно абстрактно. Эти представления ему страстно хотелось конкретизировать. И в записках Антон упорно назначал свидания. В различных потаённых местах. «Поцелуемся, а там уж…» – что-то в этом роде думал, наверное, Антон, потея от страха. Надя свидания отвергала… Наконец одна из записок попала к учительнице. Та настырно выспрашивала Антона, что именно он предполагал делать с Надей «за гаражами». Вынудила произнести слова… «Обесчестить». «Изнасиловать». Наконец даже (честное слово, заставила!) – «выебать» (Словарный-то запас у Антона наличествовал. И для его возраста весьма неплохой)… Было стыдно. Правда, только сначала. Надя тоже стала посматривать с явным интересом… Чем бы это могло кончиться? Во что, так сказать, вылиться? Бог ведает. Нагрянули школьные каникулы. Их развезли по дачам. Как выяснилось, навсегда…
Первое время Антон, можно сказать, горевал. Только знал уже железно, что не обойтись ему долго без предмета чувств. Он уже чувствовал себя неполноценным без этого… Однажды, лежа в постели и ковыряя в носу (мы дорожим истиной!) Антон занялся ситуацией всерьёз.
Интересная штука память...