могущественного символа, чье рождение было подобно космогонической мистерии или иерофании. И зачем Величию и Первородству потребовалась такая никчемность, как я? По мере того, как мой взгляд, магнетически притянутый им, блуждал по его затвердевающим деталям, Герб безжалостно и неуклонно поглощал, ассимилировал меня. Впоследствии при каждой встрече с ним я рано или поздно, упрямо сопротивляясь или безвольно повинуясь, вписывался в его матрицу и становился его элементом. То одним, то другим: зернышком в колосе, золотой литерой на красной ленте, зазубриной на лезвии серпа, нанизанной на солнечный лучик крупинкой коммунистической идеологии, пигментным пятнышком на желтой коже материка, обращенным вверх острием пятиконечной звезды... Вскоре, сделавшись неотъемлемой геральдической принадлежностью, я окончательно утратил самостоятельное значение и в столь плачевном состоянии был доставлен в вашу клинику. Больше мне добавить нечего.
Дописано другой рукой: «Валерий Яковлевич, была в начале текста еще одна страничка, но ее больной замотал, а заново написать наотрез отказался».
20 июля 1997
Язык яркий, образный до вычурности.
"Благоверная половина"
Половине иной быть как-то не полагается. Даже если учесть место написания текста.
Спасибо.