гравийную дорогу, не хватало под поезд попасть, хоть редко они ходят, а чем черт
Не шутит.
Быстро темнело, и деревья, что медведи, стали выходить на дорогу. Кедры да пихты зависли над нами, что-то рассказывал нам ручеек. А Костя как стоял, так и опрокинулся спиной в ручей.
- Пусть полежит, - успокоил меня Андрей, - холодный душ помогает, воды там на три пальца, не больше.
Через минуту Чубайс был на дороге, зубы его стучали, что у голодного волка.
- Где, где мы находимся? - трясся он возле нас. - Пора и домой ехать, где наши велосипеды?
- Гонит наш Костя, да все не с той оперы. Тяжело нам с ним будет, уже сил нет с ним нянчиться и оставить нельзя,
- рассуждал Андрей, - а в поселке еще один подарок ждет. Что будем делать, Семенович? Может, отправим их домой на поезде, а сами все же поедем за брусникой? Вдвоем нам сподручнее будет: и забот меньше, и хлопот меньше, мы все сопки вдвоем облазаем, не первый раз, решай, Гри-ша.
- Нет, Андрей, довезем их до дому, ведь еще неизвестно, что с Сергеем, выполним свой долг до конца, все по совести, а там Бог им судья.
Дальше шли молча, дорога уводила нас в тайгу. Темень сплошная, и еще какой-то карьер. Бродили мы, бродили по разным дорогам и вместо 1,5 часов, что по линии, мы шли 3 часа по дороге - вот так. Нежданно дождь пошел, холодный осенний дождь, тут уже было не до разговоров и не до Чубайса с его велосипедом и остальным бредом. Мокрые и усталые, мы пришли на вокзал, в милиции нас уже ждали.
- Где Сергей? - спросил я у омоновца.
Тот удивленно посмотрел на меня.
- А где же ему быть, в чулане сидит твой друг. Ох, и намучились с ним врачи. Они так ничего и не узнали, не дается обследовать, хоть ты убей его, пришлось сюда забрать, а то делов наделает, не расхлебаешься.
Дорошенко сидел в углу, жалкий и притихший.
- Отбуянил свое и успокоился, - изрек милиционер.
- Они меня били, - пожаловался Сергей...
120
- Кого там бить? - парировал милиционер. - Будем оформлять бумаги, хорошо, если штрафом все обойдется, а может быть и хуже - вот такие дела, граждане-товарищи.
Что было возражать, буром здесь не попрешь. Мы сами во всем виноваты. Я, как мог, объяснил все: ехали за брусникой, и вообще все мы люди, чего в жизни не бывает, ну виноваты, а сейчас только бы домой добраться. Посоветовались милиционеры и отпустили Сергея, отдали его вещи.
- Езжайте домой, чего уж там.
Все же и в милиции бывают неплохие люди - поняли нас.
Одни билеты уже пропали, а в обратную сторону пришлось сдать за полцены. Еле-еле собрали на дорогу домой, вот и съездили за брусникой. Но и на этом наши с Андреем мытарства не закончились. Похмелились Чубайс с Сергеем уже в вагоне, и все началось по новой. Орал Константин на весь вагон или же громко смеялся, несмотря на то, что было уже за полночь. На замечания проводников никак не реагировал, одурел совсем мужик, иначе не скажешь. Не пил Андрей с ними ни грамма, сразу сказал:
- Я с вами пить не буду, - потом, вообще встал и ушел в другое купе, видно, кончилось его терпение.
Так и ехали мы до дома, благо, в милицию не забрали. Домой приехали под утро. И не было на перроне редких прохожих, к кому бы Чубайс не цеплялся. Сергею было не до того, все тело болело, сил хватало только на то, чтобы переставлять ноги и не упасть при этом. Смотрел-смотрел на все это Андрей и сказал Чубайсу:
- Добирайтесь вы, как хотите, сколько можно мучиться с вами, - надел свой короб на спину и ушел домой.
Может быть, он и был прав, я его не осуждаю за это. А я еще долго тащился по лужам со своими товарищами, уже и светать стало, а мы все шли, то, сбиваясь в кучу, то, разбредаясь подальше друг от друга. Вел я их дворами, хотел уберечь от милиции, но не получилось. Ругались они, ругались, и начал Чубайс душить Сергея, а тому куда деться, ведь еле живой он, уже и хрипеть начал. Растащил я их, а Костя и на меня кидается. Затем схватил короб Сергея и ломанулся от нас на центральную улицу, слышно было: то в одном месте орет, то в другом, а затем тихо стало, милиция подобрала. А там ребята крутые: и Чубайса отрихтовали хорошо, и короб забрали, поучили уму-разуму - забесплатно! Потому что денег у него не было ни копейки за душой, даже ломаной.
Довел я Сергея до его квартиры, поставил у дверей. Постучал негромко, а когда дверь открыла сонная жена, я ушел, ничего не сказав: сил говорить уже не было. Захочет, сам все объяснит без утайки, все, что помнит, и того достаточно.
