вернуть. Ты заметь – вернуть! Просто – вернуть! Но кому, кому конкретно – никто не говорил. Во всяком случае, правду. Потому что сказать её – это значить признаться, что они, победившие, ничуть не лучше чем коммунисты. Какой же глупец себе позволит себе такое признание? Да тебя твои же сограждане поднимут на смех! Это же бред, ты же это прекрасно понимаешь! Народу в стране не принадлежало и сейчас не принадлежит НИЧЕГО! Поэтому кто тебе поверит, что ты собираешься возвращать это золото НАРОДУ!
- Это констатация факта, - поморщился я. – Ты, Рахим, не открыл Америки. Это давно известно.
- Вот именно! – согласился он. – Нет, я вполне допускаю, что чиновник действительно любит свой народ. В конце концов, не монстр же он какой-нибудь! И ему, чиновнику знакомы вполне человеческие чувства – благодарность, патриотизм, справедливость. Но просто больше народа он любит себя. Что тоже неудивительно: в каждом из нас, независимо от должности, есть доля эгоизма. Как это говорится в русской пословице? «Глупо сидеть у воды и не напиться!». Действительно, почему бы? Тем более, если ты сидишь не просто у воды, а на её РАСПРЕДЕЛЕНИИ. То есть, возможностей у тебя гораздо больше, чем у простого смертного, который стоит очереди. Кстати, вот поэтому чиновнику и удобно отождествлять себя с народом. Эта вывеска - «народ», она очень удобна, когда нужно или в чём-то оправдаться, или что-то скрыть, или кого-то в чём-то обвинить. Всё. Больше народ не нужен. Даже для тех регулярно устраиваемых театрализованных представлений, которые носят называние «свободные выборы».
И дело здесь даже не какой-то конкретной личности, например, в Президенте. Дело в С и с т е м е.
- Согласен. Только она, эта Система, состоит из конкретных людей,- уточнил я.
- Точнее, из о т н о ш е н и й между этими людьми. Вот они-то и не позволят. Потому что они – человечьи. То есть, хищнические, как в каждой серьёзной стае. И поэтому совсем не ангельские. Так устроен мир. И ничего ты в нём не переделаешь.
- Тебе, Рахим, больше подошло бы быть буддистом, а не мусульманином, - сказал я. - Потому что ты можешь любому простить всякую пакость. Ладно, насчёт выборов согласен. Но ведь деньги-то действительно украли. Это-то ты отрицать не будешь?
- Не буду. Но кто и у кого?
- Опять вопрос и опять оправдание! Ну и…?
- В прощении – истина. И при чём тут патетика? Один вор, уже состоявшийся, то есть, капээсэс, у другого, более молодого, а значит, голодного и только-только расправлявшего крылья. То есть, у так называемых демократов (хотя какие они…). Вот и всё. Вор у вора. И, заметь, и те, и другие – слуги Отечества!
- Согласен. Вопрос только к а к о г о Отчества? Кому принадлежащего?
- Я и не знал, что ты такая язва, - недовольно качнул головой Рахим. – Но главное не в этом. Главное и принципиальное, что народ здесь совершенно не при чём. Во всём этом грандиозном спектакле он не выступал даже в роли статиста. Так, пятый голос за кадром. Поэтому весь этот детектив под названием «золото партии» - это игра ни в чьи ворота. Тема для киношников, не более.
- Интересно рассуждаешь, - сказал я. Рахим рассмеялся.
- Я? Рассуждаю? Это не рассуждение, это аксиома! У кого деньги - у того и власть. Так было, так есть и так будет. А все эти разговоры о благе народа – это даже не смешно. Это глупо, а глупость смешной не бывает. Народ никогда этих денег не видел и не увидит. А большевики-коммунисты были умными людьми. Потому это золото они в Россию уже не отдадут ни-ко-гда и ни-ко-му. Не для того его так тщательно запрятали, чтобы кому-то отдавать.
«Самое первое помидорное побоище было зарегистрировано в 1945 году, когда на празднике окончания лета в Буньоле, группа молодых людей, по неосторожности или же желая позабавиться, уронила большую фигуру одного из участников парада, внутри которой и был сам участник. Поднявшись, он не оценил шутку и начал потасовку, к которой быстро присоединились его друзья. Стычка происходила около лавок с овощами, и помидоры тут же стали метательными снарядами. Подоспевшая полиция разогнала драчунов и заставила их заплатить за испорченные овощи, но ровно через год они собрались там же и уже со своими помидорами.»
- А мне нравятся ангелы, - неожиданно сменил он тему. – Да-да, именно на русских иконах. У меня даже наколка есть, - и вытянул вперёд левую кисть, где в ямочке между большим и указательным пальцами был изображён улыбающийся человечек с крылышками.
- И ты не боишься, что твои собратья по вере могут тебя неправильно понять? – спросил я.
- Не боюсь. Русские всё-таки странные люди. То вы делаете революцию, то вы с этой революцией боретесь. То вы безоговорочно доверяете своей партии, то хотите взять её за горло. Причём немедля, толком и не разобравшись, кто прав, а кто виноват.
- Россия- страна крайностей, - сказал я. – Мы не умеем жить посередине.
- Я это понимаю, - качнул он головой. – Отсюда и все ваши беды. Вы умеете мыслить лозунгами, эмоциями, но не здравым смыслом. Вот почему, например, вы считаете нас, мусульман, какими-то дремучими ортодоксами? Потому что вам так приказали считать. Вы любите приказы. Приказали – считаем так, опять приказали - считаем этак. Очень удобная позиция. Главное - можно не думать. Пусть ответственность несут другие. Думающие.
- А вы, можно подумать, не такие! – обиделся я. – Не надо, Рахим! Все мы одним миром мазаны! Да, все - и мы, и вы - конечно, быдло, но кто из нас больше, это ещё очень большой вопрос.
- Извини, - сказал он. – Сейчас ты прав, - и неожиданно засмеялся. – Будем считать, что это во мне взыграла кровь Надир-щахов! Голубая кровь!
-У меня был дедушка, - продолжил Рахим. - Его звали Мухаммад, он был священнослужитель. Так вот он говорил: мусульманин – это человек, предавшийся Богу. И сталкивать лбами христианство и ислам нельзя, потому что в Коране написано чётко и понятно: «вашим лучшими друзьями называются те, которые называют себя христианами». И Коран, и Тора, и Новый Завет посланы всем нам одной рукой – Божьей. Поэтому истинные мусульмане не делают различия между собой, иудеями и христианами.
- Ага, - я всё же был настроен на воинственный лад. – И не призывают: «убей неверного!».
- Конечно, нет! – красивые брови Рахима изогнулись в настоящем недоуменном жесте. Какой артист пропадает…
- Это изречение просто вырвано из контекста. Полностью текст не помню, но смысл его в том, что зовите несогласных с вами к Богу, старайтесь убедить их своими речами. Если они не поймут вас – уходите. Заметь - уходите! А вот уже если они не просто не поймут, а нападут на вас, тогда хватайте их и убивайте. То есть, обороняйтесь. Кстати, ваш Иисус в Евангелии сказал: «Не думайте, что я принёс мир на землю, не мир я принёс, но меч, и я разлучу…». Недобросовестные люди тоже могут принять это за призыв к агрессии. Выдёргивать куски из божественных книг нельзя. Это может стать страшным оружием.
-Может, оно и так, только слово «джихад» произносите вы, а не мы…
- А что означает слово «джихад»? – разволновался Рустам. – Усилие на Господнем промысле, то есть, милосердие и уважение жизни человека! Жизни! Уважение и милосердие!
- Вот я и говорю, - не сдавался я. – Дома взрывают, головы режут, людей похищают. Всё во имя уважения и милосердия.
- Не нужно лицемерить. Я же вижу, что ты всё прекрасно понимаешь. Пророк Мухаммед сказал: «Человек, совершивший убийство, уже выбыл из нас». Экстремисты же, призывающие убивать неверных, люди неграмотные. Я очень сомневаюсь, что кто-то из них хоть один раз полностью прочитал Коран. Если только куски, и опять же слишком вольно ими трактуемые.
Да, есть такое понятие как военный джихад. Но он дозволен только лишь как ответ на агрессию со стороны, то есть, вынужденный ответ. И, кстати, его имеет право объявить только глава государства, а не каждый, кто захочет.
-Мне трудно с тобой спорить, - сказал я. – Я – не ангел и не религиозный человек, и во всех этих тонкостях не разбираюсь. Впрочем, мне понравились твои рассуждения об ангелах. Я, пожалуй, попробую пересмотреть свою точку зрения на них. Хотя в зрелом возрасте это не так легко.
Рустам рассмеялся.
- Если ты так считаешь, то, конечно, выбор за тобой. Ангелы – символ чистоты и непорочности. А мы – грешники. И если уж не можем стать чище, то нужно иметь хотя бы возможность время от времени полюбоваться на чистоту.
- Ага, - ответил я. – Тем более, что нам больше ничего и не остаётся делать…
«Впрочем, мишенью может быть любой находящийся в зоне досягаемости, главная задача участников, которыми, кстати, считаются все, обстрелять помидорами соседа, а уж кто им окажется - не столь важно. Если учесть, что принимающих участие в этой забаве около сорока тысяч человек, а количество снарядов исчисляется сотней тонн помидоров, легко представить себе, во что превращается городская площадь и жители города уже через несколько минут после начала помидорной перестрелки.».
- Здравствуй, Мустафа!
- Ассалям алейкум, дорогой!
- Как бизнес?
-А-а-а… - и он огорчённо махнул рукой. – Какой бизнес-шмизнес! Вичера опять санитары приходил!
«Санитарами» Мустафа называет и санэпидстанцию, и налоговых, и пожарных, и потребнадзор, и городской отдел торговли – всех, кто представляет из себя контролирующие органы.
- И чего?
- Ничего. Как обычно, - и он скорбно поджимает губы. «Как обычно» - это большая полиэтиленовая сумка (иногда две) винограда. Почему-то все проверяющие забирают у него именно виноград. Впрочем, я глупость сказал, что «почему-то». Виноград у Мустафы всегда вкусный, всегда отборный. Его не только кушать – на него можно просто любоваться, и будешь сыт. Это приятно. Где он берёт такое чудо, Мустафа не говорит. Начинает хитро щурить глазки, с этакими таинственными, смешными в этой таинственности полуулыбками, намекает, что прямо из Узбекистана. Врёт, конечно, но почему-то ему очень хочется верить… Всё правильно. И «санитары» тоже правы. В конце концов, на то они и санитары, что не дураки. Других фруктов-овощей они и в других «обезьянниках» наберут. Чтобы всё было по справедливости. Чтобы «щипать» всех поровну, а не наваливаться на одного. Жизнь – штука справедливая, когда несправедливая. Нас ещё в школе учили - единство и борьба противоположностей.
- Уезжать надо, - неожиданно вздыхает Мустафа. – Торговля плохой, покупатель злой, санитар много, и все жрать хотят. Никакой виноград не хватит, сколько санитар. Чего брать будешь?
- Давай кило помидоров.
-Хоп! Эти бери. Эти не бери.
- Эти маленькие.
- Зато сахар – не помидор!
- Тогда давай…
«Постепенно помидорные перестрелки стали общегородскими и, несмотря на недовольство полиции, в них принимало участие все больше и больше народа. В 1950 году местные власти уже не мешали проведению Томатины, как начал называться этот день. Но темпераментные испанцы не всегда ограничивались метанием друг в друга помидоров, порой
