Тем более, что вскоре после памятной победы над Толяном, игры Яшки с котенком кардинально изменились.
Часть 6.
Вскоре игры Яшки с котенком кардинально изменились. Они играли теперь в прятки. И суть этой игры была таковой: котенок Яшка прятался в группе обычных котов, а мальчик Яшка должен был его там отыскать. А это было непросто, так как котенок все время менял облик и нипочем не сознавался, даже если мальчик и угадывал с первого раза. Довольно быстро до Яшки дошел способ, с помощью которого можно было безошибочно распознать своего друга в сколь угодно многочисленной кошачьей своре - обычный кот не воскресал после смерти.
Даже видавшая виды старуха приходила в ужас, глядя в очередной раз глазами своих ворон, как мальчик деловито кромсает специально для этого украденным столовым ножом свою очередную жертву. Как он весело кричит: «Попался!», глядя на воскресшего и на этот раз друга, а найденный котенок бурчит: «С пятого-то раза» Перед расставанием он всегда тщательно вылизывал мальчика, так что ни единого следа крови не оставалось на ни нем, ни на его одежде. Так что их игры оставались тайной для всех, кроме старухи.
Зима, между тем вступила в свои права. Город накрыло снегом, ударили морозы, и как-то вечером в гости к Девяткиным пришла Яшкина классный руководитель Елена Васильевна.
Форточка в квартиру по причине холодов была закрыта, так что ворона плохо слышала, что конкретно говорила учительница Яшкиным родителям. Но, в общем, было ясно, что разговор ведется на повышенных тонах. Сначала был слышен в основном только писклявый голосок Елены Васильевны, потом все чаще ее стал перебивать раздраженный голос Девяткина старшего. Под конец они уже во весь голос ругались, не слушая и стараясь перекричать друг друга.
- Девять раз, - верещала учительница: - Девять раз я вызывала вас в школу. Вы не явились ни разу. Вам наплевать на своего сына!.. Вам наплевать, как он учится. Вам даже наплевать, в чем мальчик ходит в школу!
- Я работаю! И жена моя тоже работает! – ревел Девятки старший: - Нам семью кормить надо! Нам некогда по школам расхаживать. А что не в «кремплены» буржуйские Яша одет, то не обессудьте – мы люди простые!
- На улице мороз минус двенадцать, обещали еще большее похолодание! А ваш мальчик ходит без шапки. Он и так у вас часто болеет…
Они еще долго ругались, но так и не услышали друг друга. Мать Яшки в продолжение всей дискуссии молчала, прикрывая рот уголком платка. То ли заплакать собиралась, то ли отгораживаясь от гнева Елены Викторовны.
Уходя, остановившись в дверном проеме, ведущем на лестничную площадку, учительница, не глядя на Яшкиного отца, сказала:
- Еще раз Яша придет в школу без зимней шапки – обращусь в органы опеки и попечительства. Пусть они с вами разговаривают.
Вечером, вернувшийся с улицы Яшка, был жестоко избит отцом.
Часть 7.
Вечером, вернувшийся с улицы Яшка, был жестоко избит отцом.
За то, что ходит без шапки.
В ответ на сказанные сквозь слезы слова, что нет у него шапки – вот он и ходит без нее, мать и отец Девяткины стали вытряхивать содержимое полок одежного шкафа и, в конце концов, на свет был вытянут бесформенный, побитый молью треух, который ко всему оказался еще и мал мальчику. Со злости отец так долбанул Яшку в нос, что оттуда чуть ли не фонтаном хлынула кровь. Мальчик закричал, прижимая к носу руки. Прорезался, наконец, голос и у его матери:
- Ты что, нелюдь, творишь?! Ты же его покалечил!
- Марш в ванную и холодной водой на нос, - это уже Яшке.
И снова на мужа:
- Садюга. Как он теперь в школу пойдет? У него же нос теперь распухнет. А если ты ему, псих ненормальный, переносицу покалечил?! По судам затаскают. И тебя, дурака, и меня заодно!
- Заткнись, - попробовал успокоить ее Девяткин старший, но жену уже понесло.
- Вот придут из Попечительства, они тебе мозги вправят! – завизжала она с ненавистью.
- Да я случайно, - уже оправдывался Яшкин отец: - Я случайно!
- У тебя, что ни сделаешь – случайно! Сергуне, брату моему, фонарь под глаз посадил – случайно…
- Дак по пьянке – с кем не бывает… - попытался вставить ее муж.
- За Нинкой, соседкой по квартире гонялся – опять случайно?.. А Иванова с крыши чуть не упустил – ты же… тебя бы в тюрьму…! А я?! А дети?!
- Я же рассказывал – страховочный случайно развязался…
- Опять случайно?! Что – скажешь, и с кошкой тоже было случайно?!
- С какой кошкой?
- С той, что ты летом в подъезде насмерть забил в подъезде. Не помнишь?! Я неделю соседям в глаза смотреть не могла. Бабки у подъезда на лавочке так про тебя и говорили: мол, совсем Девяткин мозги пропил. Такое учудил!
- Да что ты прицепилась с этой кошкой? – опять заорал Девяткин: - Развелось этой швали. Только блох разводят. Ну, придушил одну. Горе какое…
Он вдруг резко схватил жену за горло и прошипел, глядя в ее расширившиеся глаза:
- А то могу и тебя…Моду взяла голос повышать.
- Так она же беременная была, - понизив голос на слове «беременная» просипела мать Яшки покорно и покрутила пальцем у виска. Ярость ее сдувалась, как дырявый воздушный шарик.
- Будет ему шапка,- уже миролюбиво сказал Девяткин-старший: - Завтра же.
Он отпустил жену и та, переводя все в шутку, игриво шлепнула его по руке:
- Бугай колхозный.
- Завтра же – повторил он, и, конечно же, слово свое не сдержал.
Шапка у Яшки появилась только через неделю.
Часть 8.
Шапка у Яшки появилась только через неделю.
За это время мальчик только однажды встречался со своим другом и играл «в прятки». А потом котенок пропал, и Яшка, как ни старался, не мог его разыскать. Некому было теперь вылизывать его, уничтожая следы крови после очередных «поисков», и Яшке теперь приходилось быть аккуратнее, а перед приходом домой тщательно вытирать снегом одежду и руки. Так что еще и поэтому он ходил мрачный и неразговорчивый.
Увидев обновку, мальчик окаменел и, не отрываясь, смотрел на ярко рыжую меховую шапку.
- Прям под цвет волос,- восхитилась мать. Она нахлобучила обновку сыну на голову и зацокала языком.
- Ну как, теперь ухи не замерзнут? – спросил отец, явно напрашиваясь на похвалу. Мать тут же одобрительно закивала, подталкивая Яшку в спину, мол поблагодари отца, но тот молчал, глядя перед собой остекленевшим взглядом.
Девяткин-старший недовольно крякнул - вырастил, понимаешь, сыночка - и ушел на кухню замачивать приобретение. Следом за ним просеменила мать. На ходу она влепила неблагодарному сыну подзатыльник, и шапка свалилась у того с головы.
Следившая за всем этим через оконное стекло ворона увидела, как Яшка наклонился, поднял шапку, вдруг прижал ее рыжим мехом к щеке, и закрыл глаза.
Он не проронил ни слезинки. Только из прокушенной до крови губы стекали по подбородку и капали на одежду мальчика алые капли. Но Яшка не плакал.
Зато поздно вечером плакала старуха. Когда вернувшаяся домой стая ворон вновь обернулась старухой, та устроилась на кухне над раскрытым конвертом и роняла крупные слезы в раскрытый пятиугольный конверт. Лицо ее при этом было ни печальным, ни искаженным от боли. Скорее оно было сосредоточенным, как у человека, занимавшимся важной работой. Когда в конверт капнуло ровно семь капель, старуха старательно их запечатала и опустила в «бесполезный» почтовый ящик на стене в коридоре.
Все последующие дни она с особым вниманием осматривала двери в своем жилище. После чего старуха оборачивалась стаей ворон и улетала следить за Яшкой. А тот с остервенением кромсал все новых и новых котов, не веря, что его друг ушел навсегда.
Когда на третье утро старуха наконец обнаружила, что в коридоре появилась покрытая ржавчиной с полуистертой пентаграммой, виденная ей уже однажды, опасная дверь, она, покряхтывая, пальцем нарисовала на обоях рядом с ней небольшую филенчатую дверь, и стала стучать кулаком по рисунку, считая удары. На шестнадцатый рисунок обрел объем и форму. После этого хозяйка странной квартиры, покряхтывая и, бормоча под нос: «Шестнадцать... Ну и ну... Совсем совесть потеряли...», сходила в спальню, где достала из-под кровати пыльную клюку, опираясь на нее, побывала на кухне, откуда принесла табуретку и устроилась на ней рядом с ранее нарисованной дверью.
Все в этот день пошло иначе. Посетители, ранее старавшиеся не пересекаться с хозяйкой квартиры, ходили из двери в дверь, ни мало не обращая внимания на старуху, а та, казалось, уснула, опустив подбородок на руки, покоившиеся на набалдашнике старинной деревяшки. Постепенно ее одежда да и она сама слились с рисунком обоев, будто диковинный хамелеон и, спустя час, редкий глаз смог бы рассмотреть в корридоре старуху, сидящую на табурете.
Не рассмотрел ее и тот самый, с рыжеватым отливом, полупрозрачный пузырь, который ближе к вечеру выплыл, покачиваясь в воздухе, из кухни и двинулся по корридору в сторону опасной двери. Как только он оказался напротив застывшей старухи, та вдруг, пришла в движение. Мгновенно распахнув нарисованную дверь, она, перехватив клюку двумя руками, как заядлый бейсболист, послала пузырь в образовавшийся проем, запрыгнула следом и, тяжело дыша, захлопнула за собой дверь.
- Здравствуйте госпожа Аллея, - сказала старуха, отдышавшись. И хотя ответа не последовало, она удовлетворенно улыбнулась и побрела по мощеной мраморными плитами дорожке, что велась между рядами кустарника.
Полное ее имя было Госпожа Аллея Тридцати Трех Фонтанов И Ста Тринадцати Изваяний, но старухе, на правах давней знакомой, дозволялось пользоваться сокращенным титулом.
Часть 9.
Старухе, на правах давней знакомой, дозволялось пользоваться сокращенным титулом.
Не спеша она брела по дорожке, пока та не вывела ее к небольшой площадке, в центре которой возвышался чудо-фонтан. Форма его все время менялась, плавно перетекая из одного в другое. В довершение всего разноцветные жидкие струи всего, что могло в этом мире струиться, выделывали над ним такие «кренделя», что, казалось, для них не существовало законов гравитации. Единственное, что оставалось в фонтане неизменным, это небольшая, с лукошко, чаша в самом центре, где сидел котенок по имени Яшка.
Вид котенок имел взъерошенный, шерсть его была местами мокрая, а местами дымилась подпалинами, в изумрудных глазах его плескался страх в перемешку с яростью. Он судорожно топтался на своих коротких лапках, как бы готовясь к очередной попытке освободиться.
Увидав старуху, он зашипел, выгибая спину и закричал:
- Старая Ворона! За что?!
Старуха не спеша присела на обсидановую скамейку и оперлась двумя руками на клюку.
- Зачем? – вопросом на вопрос ответила она.
Котенок помолчал, сверля ее ненавидящим взглядом, потом сказал:
- По праву крови.
- Мальчик чист, - возразила старуха: - У вас было обоюдное согласие.
- Но не его отец, - прошипел Яшка.
- Знаю, - махнула рукой старуха: - Он затоптал насмерть кошку. Жестоко. Вот только при чем здесь ты? И при чем тут мальчик?
- Кошка была моей мамой, - тихо сказал котенок. - Она была беременная мной.
Струи фонтана тут же опали, чаша превратилась в блюдо, с которой разлилась, застывая молочного цвета дорожка, которая терялась в кустах.
Кряхтя, старуха встала на ноги и ступила на дорожку, перекрывая котенку путь. Руки ее сжимали клюку.
- Мальчик чист, - сказала она.
- До седьмого колена мое право – выкрикнул
